Сергей Фомин - Пастырь Добрый

   Отсюда, с Лазаревского кладбища, с убогой могилки — точит Любовь свое чудное миро, которого хватит на всех. Придите же сюда, юноши и девушки, придите вместе со мной все гордые, непокорные, непослушные. Здесь — тихое пристанище от бурь житейских. И если вы искалечены непослушанием, скажете лежащему в этой могилке: «Батюшка, когда ты был жив, мы не слушали тебя, а многие из нас и не знали тебя, а многие — и осуждали тебя, — прости нас». И простит он нас, как прощал прежде, и засветит великая любовь его в сердцах наших, и превратятся Савлы в Павлов, и блудницы в святых, и поймут все кичащиеся разумом, что «… теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше» (1 Кор. 13:13). В послушании любвеобильном открывается дорога к небу для юноши прежде, и потом для всякого христианина, для всякого человека.

   Каждый, предавший себя в послушание отцам, имеет безпечалие и покой.

   (Авва Дорофей. С.38)

   Великий послушник великого старца о. Иоанна Кронштадтского о. Алексей сам по себе знал, сколь благодетельно послушание для души христианской. Искательства своевольного разума часто приводят человека к ошибкам и падениям, а нередко и к гибели. Предавший же свою волю воле духовного отца, свободен от блужданий. Многовековой опыт старческого окормления подтверждает это, и тысячи, миллионы спасенных послушанием побуждают нас держаться этого спасительного руля, безопасно управляющего жизнью христианина. Батюшка от всех своих духовных чад требовал послушания и указывал, что без этого не стоит и ходить к нему. Я сам по себе испытывал неоднократно, сколь гибельно непослушание духовному отцу. Рано или поздно придется раскаиваться, рано или поздно последствия его дадут себя знать. Ввериться же на послушание праведному, опытному в жизни старцу — спасительно, потому что с того момента ты уже отсек свою волю и свои желания, и что бы с тобой ни случилось, ты всегда мирен и спокоен: ты — на послушании, твоя совесть чиста. Причина непослушания, по словам Батюшки, кроется в гордости нашей, в самолюбии. «Самолюбив ты очень, потому и не слушаешь меня», — говорил часто мне Батюшка.

   Не имея сам ни капли горделивого самолюбия, — будучи агнцем кротким и незлобивым, — Батюшка и непослушных детей своих любил и терпел их своеволие. Он не умел раздражаться или грозить, и, помню, сколько раз я и другие его духовные дети, выслушав его совет, — поступали все–таки по–своему, — он никогда не скажет с раздражением, не обвинит, не осудит, а скорее промолчит. И только тогда, когда непослушный на своей собственной спине почувствует гибельные действия своеволия, — он скажет: «Ну вот, я говорил тебе, не делай так, видишь сам, что вышло».

   Под послушание Батюшке объединилось много его духовных чад, составляющих ныне «ядро» Маросейки. Это ядро было так проникнуто духом Батюшки, что и теперь, после его смерти, Маросейка живет по–прежнему, в служении Богу духом и истиною, как жила при нем живом и действующем. Этот дух Батюшки, дух его старческого учения есть нечто своеобразное и самодовлеющее.

   При жизни своей, например, Батюшка не любил, чтобы его духовные дети обращались одновременно и к другим старцам. Многих, просившихся к старцам в скиты или монастыри, — он прямо не пускал. Конечно, критики могут объяснить это нежеланием Батюшки иметь конкурентов, — но для тех, кто знал старца, — ясно, что это запрещение исходило из глубины его любящего и пекущегося сердца. Батюшка и его учение были так непохожи на учение многих других старцев и подвижников, по большей части монашествующих, далеких от реальной жизни. Конечно, для человека, впервые предающего себя на послушание, и эти старцы могли оказать спасительную помощь. Но для человека, уже бывшего на послушании у Батюшки, они не могли бы оказать пользы душевной и, наоборот, могли бы внести немалое смятение и безпокойство в его душу. Все это произошло бы не потому, конечно, что они не старцы или недостаточно опытные духовно, — а потому, что их путь расходится с тем путем, который предначертан для своих духовных детей Батюшкой.

   Батюшка очень любил говорить, что «путь ко спасению у всякого свой и в своей мере».

   Нельзя установить общий путь для всех, нельзя составить формулы спасения, которые объединили бы всех людей. Как родятся люди с различными задатками, свойствами, умом и сложением, так и ко Христу идут они каждый в своей мере, каждый по своему пути. Посему христианство считает одинаково спасительными и целомудренную монашескую жизнь, и брачное сожительство, и состояние пастыря, и состояние мирянина, и состояние воина, и состояние судии.

   И в самом достижении христианских совершенств немало градаций: иной дошел до высших ступеней, иной взбирается к середине, а иной только вступает на лестницу добродетели. И каждый дойдет до Господа в своей мере. Поэтому точной формулы поведения, точного определения жизни у христианина нет.

   Христианину поставлен идеал — Господь Иисус Христос, и в меру своих сил он должен стремиться к этому идеалу. А до какой степени дойдет он в своем достижении, — в такой и воспримет его Христос. Посему и путей ко Христу много. Каждое человеческое звание, состояние, должность, каждое индивидуальное свойство — есть уже особый путь. И задача старца, духовного отца — раскрыть в человеке его призвание и указать ему путь, каким он должен идти к Небу. А поелику и у каждого старца есть свой личный, проторенный путь к Небу, свое личное разумение вещей, то скитание по старцам не может дать ничего устойчивого пытливой христианской душе.

   Много значит здесь и духовное воспитание старцев. Одни из них, как Батюшка, с юных лет жили с народом, испытали сладости и горести семейной жизни, не бегали от мира, жили, можно сказать, в самой гуще жизненной и опытны были опытом реальным, практическим. Другие же, не менее праведные, не менее угодные Богу, — жили в уединении от мира, в монастырях и скитах, семейной жизни не знали, людей видели лишь вскользь и мимоходом, и большую часть своего опыта заимствовали из личной борьбы и книжных сочинений. Конечно, их советы, их указания будут во многом разниться от указаний подобных Батюшке старцев и, принося, может быть, пользу людям со стороны, — раздвоят духовную жизнь пришедших от народных, мирских старцев.

   Батюшка, поэтому, если и посылал кого–либо к какому–либо старцу, то только к такому, который «одного духа» с ним, начертанного Батюшкой. И когда некоторые его духовные дети спрашивали: «К кому же ходить после его смерти?», то Батюшка отвечал: «Ни к кому». Этим он хотел сказать, что «у вас есть мои слова, мои письма, мои указания, в вас жив мой дух, у вас есть люди, знавшие меня и преданные мне, которые от себя ничего говорить не будут, — наконец, и я сам невидимо с вами, поэтому в ином старце вы и не нуждаетесь. Сохраните мой дух, берегите Маросейку, слушайтесь оставленных мной пастырей, — и этого достаточно».