Сергей Фомин - Пастырь Добрый

   — Батюшка дорогой, работы много.

   — Вот ты молодая, да «работы много», а я стар да работаю, не жалуюсь.

   Взяла я как–то яблочко, не спросив, у заведующей, а он смеется:

   — Ну, Федора, ты у меня как дитя.

   Стали у нас всех в школе рассчитывать, и до меня дело доходило. А я к Батюшке:

   — Всех рассчитывают. Как благословите? Другое место искать?

   — Ну, Федора, я помолюсь, тебе и будет местечко маленькое. А я как что, опять к нему бегу. А он мне:

   — Живи, живи, Федора. Подожди, еще пенсию будешь получать. Так по его молитве и удержалась. Заболела у нас в школе кухарка, меня вместо нее и поставили.

   — Батюшка дорогой, — говорю ему, — в церковь–то мне теперь некогда ходить.

   — Ну, Федора, самое счастье теперь кухаркой–то быть. Да ты на время…

   И правда, немного пришлось мне быть в этой должности — сменили меня.

   Умерла у меня сноха. Осталось трое сирот. Старший–то сын женился, сам ушел в солдаты, а жену оставил в деревне с сиротами. Вот однажды они мне и пишут: «Тетя, возьми ты нас к себе. Мы очень голодуем». А у нас в то время школьная столовая была: детей кормили, так что всего вдоволь было. А я так себе рассудила: «Ай мне их взять? Кормить–то ведь есть чем». Пошла я к Батюшке:

   — Батюшка дорогой, племянники ко мне просятся.

   — Боже тебя спаси, Федора, не бери, — попадут в плохую компанию и тебя сгубят.

   — Да ведь, Батюшка, они голодают.

   — Говорю тебе, Федора, не бери. Отчего сирот не взять, отчего не воспитать? Лучше монастырь не строить, а сирот взять. Но только этих сирот не тронь.

   Что же? Этим же годом девочка померла, а после и мальчик помер.

   Крестник у меня был жизни распутной. Задумал он как–то в деревню ехать, пришел ко мне за деньгами. Мало пришлось мне ему дать. А он: «Пойду я сейчас под машину лягу!» Вот как напугал меня. Побежала я к своему Батюшке.

   — Батюшка дорогой, племянник–то мой пошел под машину ложиться!

   — Ну, Федора, ничего не сделает он, только попугает. Как зовут–то его?

   Он же мне шлет письмо из деревни: «Пришли, крестная, денег, хочу жениться». А я себе в уме думаю: «Пусть заработает, а потом женится».

   Прихожу к Батюшке, а он все–то эти мысли мои, что на уме–то держала, и сказывает:

   — Ты, говорит, — напиши ему: пусть заработает и женится. Померла моя сноха. Осталось у нее мое добришко. Поехала я за ним в деревню, а племянник и до сундука меня не допустил. Поскандалили мы с ним, поскандалили, так и уехала я ни с чем.

   Год прошел после этого, я и спрашиваю у Батюшки:

   — В отпуск еду. Как благословите — в деревню?

   — Что ты, Федора, опять скандалить поедешь?

   А ведь я ему об этом самом ни одного словечка не сказала, — сам все мои поступки признал.

   Родила у меня племянница сына, а замуж–то ее не взяли. Я Батюшке и сказываю:

   — Батюшка дорогой, вот какой случай с племянницей–то! А я, мол, ей советую: «Отдай ребенка–то ему, коль он тебя не берет!»

   Засмеялся Батюшка:

   — Тетка ты, тетка, а совет твой не теткин. Авось она не кошка, а мать ребенку. А лучше поезжай, да уговори его.

   А то вот тоже приехала ко мне племянница из деревни и говорит: «Тетя, мы хотим уезжать от голоду. Отец–то, говорит, наперед поехал поразыскать, где жить».

   А я ей: «Пойдем–ка я тебя к Батюшке сведу».

   — Куда вы поедете? Там уже полуголод, а потом и вовсе будет голод. Кто от голода уезжает, тот голодом и помирает, кто от мора уезжает, тот мором помирает. Не троньтесь с места.

   И действительно верно было слово Батюшки дорогого: кто от нас уехал, тот и помер.

   Скажу это я ему бывало просто, а в голову не вбираю, что мудро ответит.

   Пение–то — оно дело великое, а человек–то я маленький, малограмотный. Опытом дошла, что в церкви–то петь научилась. Думаю себе: «Что хорошо спою, то от Господа, то сеется, а что плохо — то наше». Верно так Господь вразумляет, гордиться–то и не приходится и о себе понимать.

   — Батюшка дорогой, петь хочу.

   — Пой, пой, Федора, — ты этим утешаешься.

   Выходит Батюшка как–то на амвон и горько–горько плачет, а за ним моя церковь.

   — Родители, родители, к чему вы детей своих подготовили? Как с вас Господь спросит. Не то — как вы родили, а как воспитали и к чему приготовили. Горе вам!

   Навзрыд плачет Батюшка, — плачем и мы за ним.

   Когда, бывало, я помыслю: «Ну — как Батюшка помрет?»… — зайдется мое сердце, а слезы так и льются… Думаю: «Как же я буду без Батюшки жить?» Померла у меня мать, померли братья, а никто не был мне так жалок, как Батюшка дорогой.

   В тот самый день, когда пришлось узнать о Батюшкиной смерти, сильно мне недужилось, и ко всенощной не собиралась идти, — и вдруг что–то тяжко помыслила. Скорехонько собралась и поехала. Вхожу в церковь, службы еще нет, — а сестрица мне навстречу: «Входи–входи, Батюшка–то помер!» Так бы, кажется, в голос и крикнула. А мне говорят: «Ишь ты какая, мы бы все так стали кричать, да нешто так можно?» Отстояла всенощную, пришла домой, тут я и наплакалась вволю. Легла спать, — ночи–то крепко сплю, а тут что–то нет, не спится. Проснулась, вспомню, какое такое горе у меня — Батюшка помер. Слезы так градом и льются, а на сердце радостно. И что такое? Помер Батюшка, а мне вот, что хочешь, радостно и все… И легко я дошла из дому в тот день, когда Батюшку привозили: словно его как живого к нам везли.

   Снится мне сон: лежит Батюшка, покровом покрытый. А я сняла с него воздух, смотрю, а лицо–то у него хорошее, светлое. Встает Батюшка, а я ему и говорю:

   — Как жить тяжко без тебя… А он мне в ответ:

   — Я вам много раз говорил: не начинай жить сверху, а начни снизу и дойдешь до верху.

   — Батюшка дорогой, в церковь мало хожу я.

   — Ну, что делать? Больше воздерживайся, терпи.

   Царствие Небесное Батюшке дорогому. Собраны мы им не ради почестей, не ради славы, а ради Господа.

   Публикуются по машинописи из архива Е. В. Апушкиной.

Мне приходилось иногда сопровождать отца Алексия в то или иное общество. Везде, где бы он ни находился, он всегда был неутомимым собеседником.

   Рассказы его были не на отвлеченные темы, а из его богатого жизненного опыта. Он рассказывал постоянно случаи из своей жизненной практики. Я не помню даже, чтобы он ссылался на святоотеческие источники, приводил отрывки, хотя, без всякого сомнения, творения и жития святых он знал очень хорошо. Многие рассказы его, к сожалению, безследно исчезли из моей памяти, но хочется восстановить то немногое, что сохранилось.