Росс Элленхорн - Как мы меняемся (и десять причин, почему это так сложно)

Эмили смогла изменить свое отношение к видеоиграм: они больше не занимали ее целые дни напролет, мешая стать самостоятельной. Она сумела сформировать взаимосвязи с людьми, с которыми могла воплотить в реальную жизнь виртуальные взаимоотношения, от которых была зависима. Программы, ставившие целью изменить ее поведение, не помогли ей достичь таких преобразований, поскольку требовали, чтобы ее социальное окружение тоже изменилось (отказ от видеоигр означал исключение Эмили из определенного социального круга).

До возвращения к ролевым играм живого действия девушка цеплялась за проблематичную привычку, которая не позволяла ей выходить из дома, общаться с окружающими и найти работу. Уверен, что виртуальные игры притягивали ее и возможностью периодически побеждать. Но они привлекали ее и тем, перед чем не может устоять большинство из нас: возможностью общаться с другими, чувствуя свою причастность, вовлеченность в процесс и атмосферу веселья. Предлагая Эмили те же ощущения и одновременно способствуя тому, чтобы она покинула четыре стены, мы показали ей способ поддерживать ценные социальные связи и снизили влияние онлайн-игр, которые держали ее в изоляции от реального мира [163], [164].

Оплот надежды в Эмили был силен. Когда ей представилась возможность выйти из четырех стен в реальный мир, она ухватилась за нее и улетела на крыльях надежды от тянущих камнем вниз бездействия и отчаяния. Девушка была готова оставить свои проблемы в прошлом (как ни парадоксально, единственное, что ей мешало, – традиционные подходы к лечению). Чтобы идти вперед, ей всего лишь требовались правильные социально-психологические ресурсы: общественная поддержка, самоутверждение и уверенность в своих силах. Как только Эмили получила к ним доступ, она смогла измениться. У многих людей набор социальных связей гораздо у же, и основным способом восстановить взаимоотношения с окружающими становится губительное зависимое поведение.

Вот знаменитый треугольник, отображающий три грани индивида. Корни его уходят в Древний Египет, и сегодня мы видим эту фигуру как часть буквы Y в логотипе организации YMCA.

Вот версия такого треугольника сообщества АА: «единство» – работа в группе и социальная поддержка; «служение» – цель, вклад, роль; и все это ведет к «восстановлению». Философия и концепция АА делает акцент на товарищество, оно заменяет общение в баре или за дозой наркотика. Если вы поговорите с членами этого сообщества, выяснится, что общение перед собраниями («собрание перед собранием», как многие его называют) способствовало избавлению от дурных привычек не меньше, если не больше, чем сами встречи. Совместная поездка на машине, общение с членами группы в местном ресторане, перекур перед тем, как отправиться в путь, поездка домой – все это возможности взаимодействовать, формировать связи и привязанности, которые, по словам анонимных алкоголиков, оказались более важны в процессе восстановления, чем предписанные 12 шагов.

Сообщество предлагает опыт группового общения, основанного на отказе от вредной привычки, в противовес взаимодействию в процессе употребления определенных веществ. Акцентируя внимание на чувстве товарищества, мы только сейчас приходим к пониманию причины употребления психоактивных веществ: человеческие взаимосвязи и их отсутствие. АА частично используют атмосферу профсоюза или религиозного объединения (все члены которого прониклись духом «единства» и «служения»), чтобы помочь другим решить проблемы изоляции. Имеет значение и особая форма приветствия, секретный стук или пароль: чтобы войти, необходимо признать, что ты неизлечимо болен.

Другими словами, ваш порок – это пропуск в сообщество. Если вы приходите к выводу, что, как и многие, освободились от зависимости (версия, которую все активнее поддерживают научные круги [165]) и оставили злоупотребление алкоголем далеко позади, вы утрачиваете чувство товарищества. Вы можете даже потерять приобретенных в сообществе друзей, если выберете путь отрицания. Если вы решаете умышленно продолжать пить или принимать наркотики в умеренной степени (это еще один привычный подход, который поддерживает наука) – забудьте об этом, вас исключат из сообщества.

Любое поведенческое лечение создает подобную проблему: социальные связи возможны лишь в обмен на признание собственного недостатка. На самом деле эффективное психотерапевтическое лечение тоже создает подобный парадокс. Результат появляется, когда между клиентом и врачом устанавливается тесная связь, которая по своему механизму очень напоминает любовь. Но цель этих отношений в том, чтобы клиент смог обрести себя. Таким образом, чем лучше он себя чувствует, чем больше пользы получает от этих отношений, тем ближе подходит к необходимости расстаться с тем, к кому чувствует сильную привязанность.

В предыдущей книге [166]я рассказывал, насколько сложной может быть такая ситуация для клиентов, с которыми я работаю и которые провели долгое время в системе восстановления психического здоровья. Для многих из них источником социальной поддержки и контактов становятся специалисты и другие пациенты. Мир психиатрического лечения превращается для таких клиентов в социальный круг: они здесь известны, их принимают, они знакомы с правилами игры. Именно поэтому для них прогресс в лечении означает потерю основного ресурса, который нужен нам всем, чтобы двигаться дальше по жизни. В результате такие люди по вполне понятным причинам бессознательно противятся переменам, превращаясь в «профессиональных пациентов», как я их называю.

Предыдущая книга посвящена индивидам, демонстрирующим «парасуицидальное поведение»: неоднократные шаги к самоубийству, не подвергающие человека физическому риску (поверхностные порезы на запястьях, незначительная передозировка таблеток, пустые угрозы), но неизбежно оборачивающиеся повышенным вниманием и вмешательством со стороны медицинского персонала. В книге я привожу доводы в пользу того, что риск такого поведения возрастает в моменты «профессионального кризиса». События, которые его вызывают, прямо противоположны тем, которые провоцируют переломный момент в карьере. Когда на работе что-то идет не так, вы беспокоитесь за свое профессиональное положение. «Профессиональный пациент», напротив, начинает тревожиться, когда дела идут лучше: он находит новую работу, получает хорошую оценку, лечение идет ему на пользу. Успехи ставят под угрозу его карьеру пациента, он озабочен тем, что потеряет в случае излечения. Парасуицид – театральный жест нанесения себе вреда – возвращает индивида в ограниченную, но комфортную жизнь «профессионального пациента».