Эндрю Скотт - Новое долголетие [На чем будет строиться благополучие людей в меняющемся мире]

У правительств существуют и другие способы воздействия, которые также позволяют преодолеть пессимистический настрой в отношении стареющего общества. Хорошим примером этого является Япония, где премьер-министр Синдзо Абэ в 2017 году учредил «Совет по созданию общества 100-летней жизни» (Council for Designing a 100-Year Life Society»). Деятельность Совета направлена на установление диалога между главными заинтересованными сторонами (министерствами, профсоюзами, работниками образования) и информировании граждан о том, как они могут инвестировать в свое будущее на долгосрочной основе. Кроме того, Совет разработал и ряд политических решений, предназначенных для поддержки этих изменений.

В дополнение к сказанному важно, чтобы правительства реально рассматривали данные о продолжительности жизни. Эта рекомендация связана с тем, что нынешние правительственные отчеты и прогнозы, касающиеся ожидаемой продолжительности жизни, часто заставляют людей недооценивать то, как долго они могут прожить, результатом чего является их недостаточная подготовленность к реальному долгожительству. Причина недооценки кроется в том, что при составлении прогнозов об ожидаемой продолжительности жизни правительства ориентируются на ее показатели за определенный период. В Великобритании, например, это привело к тому, что официальные правительственные расчеты средней продолжительности жизни составляют на сегодня 79,2 года от момента рождении для мужчин и 82,9 года для женщин. Эти правительственные показатели долголетия имеют большое влияние на общество – они обсуждаются в прессе и получают известность в правительственных публикациях; в конечном счете, они становятся теми цифрами, о которых знает большинство граждан. Но, к сожалению, это не самые подходящие цифры для самостоятельного планирования жизни. Более информативными являются так называемые «когортные» показатели, в соответствии с которыми ожидаемая продолжительность жизни в Великобритании составляет 92,2 года от момента рождения для женщин и 89,6 года для мужчин; другими словами, жителям страны следовало бы сейчас готовить себя к жизни, которая будет на 10 лет продолжительнее, чем официальная.

Откуда же берется такая большая разница? Периодические показатели ожидаемой продолжительности жизни предполагают, что ребенок, родившийся в 2019 году, проживает всю свою жизнь с медицинской точки зрения в том же самом 2019 году – поэтому, когда он достигнет 65 лет в 2084 году, его шанс дожить до 66 лет будет оставаться таким же, как и у 65-летних людей в 2019 году. Однако, учитывая историю медицинского прогресса, это предположение следует считать слишком осторожным и консервативным. В отличие от периодических, «когортные» показатели пытаются учитывать данные смертности в определенном возрасте и поэтому принимают во внимание, что у 65-летнего человека в 2084 году должно быть больше шансов достичь 66 лет, чем у 65-летнего сегодня. Если правительства хотят создавать более точные прогнозы, касающиеся более здорового и медленного старения, им следует скорее ориентироваться на «когортные» показатели ожидаемой продолжительности жизни. Если этого не сделать, то население не будет иметь шансов распознать свою более долгосрочную перспективу и, как следствие, станет недостаточно интенсивно инвестировать в собственное будущее.

Чем больше правительства преуспеют в поддержании здоровой и долгой жизни населения своих стран, тем более важной становится цель создания экономики долголетия. Это обеспечит рост (а не спад) экономики в ответ на более долгую и продуктивную жизнь. Чтобы достичь позитивного эффекта, здесь необходимо перестроить институты и политику таким образом, чтобы люди не просто жили дольше, но могли и дольше работать. При решении этого вопроса возникает реальная проблема – в настоящее время основой правительственной политики почти во всех странах является чисто хронологическое понимание возраста и трехэтапное планирование жизни. Это неизбежно ведет к застою, потому что, отталкиваясь лишь от хронологических показателей возраста, экономика попросту не сможет почувствовать результаты снижения биологического возраста.

Создание экономики долголетия начинается со сбора точных показателей и данных. Одним из наиболее важных значений, используемых для описания стареющего общества, является коэффициент зависимости общества от возраста (англ. old-age dependency ratio, OADR). Этот показатель представляет собой отношение числа людей старше 65 лет (исторически предполагаемый возраст выхода на пенсию) к числу людей традиционно трудоспособного возраста (16–64 лет). Другими словами, это приблизительный показатель того, сколько пенсионеров (65+) должен будет поддерживать каждый работающий человек.

Во всем мире это соотношение сегодня равняется 0,25 – один пенсионер на каждых четырех активно работающих людей. К 2100 году он достигнет 0,5, а в некоторых странах с развитой экономикой (например, в Японии) он может достигнуть даже единицы, то есть по одному пенсионеру на каждого работника. Этот постоянно растущий коэффициент лежит в основе поведения всего стареющего общества и с ним связаны опасения неизбежного замедления экономического роста и увеличения государственного долга.

Мы считаем, что настала пора отказаться от следования этому соотношению в качестве инструмента экономического прогнозирования. В пользу этого существует три основных аргумента. Во-первых, до сих пор еще предполагается, что все, кому меньше 65, работают, а все, кому больше 65, – нет; в то же время совершенно очевидно, что это не соответствует действительности. Далее, нынешнее представление о том, что старики зависят от молодежи, тоже вводит в заблуждение, поскольку оно не в состоянии признать растущую зависимость числа новых рабочих мест от экономической мощи «серебряного доллара» – расходов пожилых людей. В-третьих, традиционный на сегодня экономический подход игнорирует естественный цикл взаимозависимости поколений в обществе. Действительно, нынешние старики в свое время платили налоги, чтобы финансировать образование и здравоохранение людей, работающих теперь. Этот момент чрезвычайно важен для понимания, поскольку, полагая, что люди старше 65 лет всецело зависят от молодежи и ничего не дают взамен, бездумное применение коэффициента зависимости общества от возраста разжигает конфликт между поколениями, вместо того, чтобы признать наличие значительно более сложного экономического и социального договора между поколениями.

Однако существует куда более фундаментальная проблема – та, что людей старше 65 лет по определению считают стариками. Как мы уже не раз говорили, хронологический подход к старению и возрасту совершенно не принимает во внимание принципиальную независимость биологического старения от формального возраста и поэтому не допускает существования экономики долголетия как таковой. Чтобы понять, откуда вообще возникла концепция экономики долголетия, мы должны вспомнить про явление возрастной инфляции. Поскольку старение замедляется, а общая продолжительность жизни – в том числе и здоровой жизни – увеличивается, то со временем необходимо корректировать хронологический возраст с учетом снижения биологического возраста при одном и том же числе прожитых лет. Если, например, мы сделаем подобную корректировку для США, исходя из того, что старыми мы станем называть группу, имеющую тот же уровень смертности, какое имело 65-летнее поколение в 1950 году, то картина распределения коэффициента зависимости общества от возраста по годам окажется совсем не такой, какую можно было бы ожидать. Наглядно это можно увидеть на рис. 8.1. Если придерживаться традиционного определения старости как возраст 65 лет и старше, то OADR будет постоянно увеличивается, и мы увидим экономику, испытывающую затруднения в связи с уменьшением доли трудоспособного населения, повышением пенсионных затрат, равно как и затрат на здравоохранение. Но если мы учтем инфляцию по возрасту, то коэффициент зависимости, напротив, будет все время снижаться, и тогда перед нами предстанет картина более медленного и здорового старения, сопровождающегося увеличением доли потенциально трудоспособного населения. Естественно, для экономики это будет хорошей новостью, а не плохой, как в первом случае.