Эндрю Скотт - Новое долголетие [На чем будет строиться благополучие людей в меняющемся мире]

На протяжении этой книги мы подчеркивали необходимость создания у людей уверенности в себе для преодоления переходного периода. Кроме того, мы обсуждали обязательства правительств и корпораций перед любым человеком как личностью. Однако самая большая система прав и обязанностей существует между нами – разнородными индивидуумами в широком сообществе. Оглядываясь назад на времена индустриальной революции, нельзя не отметить, что возникновение профсоюзов и рабочего движения сыграло ключевую роль в том, чтобы потребности отдельных работников социальных групп были услышаны всем обществом, причем значительное место в этой кампании занимали различные товарищества и благотворительные организации. Эти общественные движения были не просто группами защиты людей от внешних проблем, это были организации, которые обязывали своих членов оказывать взаимную поддержку или, как минимум, ожидали с их стороны значительную помощь. Сегодня чрезвычайно важно, чтобы подобные общественные движения продолжали возникать и в XXI веке, чтобы помочь правительствам сформировать правильную политику (или заставить их это сделать).

Политика правительств частично определяется тем, какой информацией они располагают, что за параметры в ней фигурируют и как они описываются. Вот почему мы так подробно обсуждали влияние статистических методов на то, как правительства прогнозируют ожидаемую продолжительность жизни («когортные» показатели оказываются значительно более реалистичными, чем периодические) и коэффициенты зависимости общества и экономики от старости (с учетом возрастной инфляции это делать гораздо надежнее, чем без нее).

Сегодня наибольшее внимание многих экономистов и политиков привлекает показатель, называемый валовой внутренний продукт (ВВП, англ. Gross Domestic Product или GDP). Впервые этот показатель формально определил и использовал в качестве «прокси» для оценки экономического успеха общества гарвардский экономист Саймон Кузнец в 1934 году. Как следует из названия, ВВП представляет собой меру общего объема товаров и услуг, произведенных в той или иной национальной экономике, и неудивительно, что он очень широко используется во всем мире, и почти так же широко критикуется, и очень часто неправильно понимается. Как ни парадоксально, критика ВВП касается в равной мере и того, как этот показатель работает (т. е., критики говорят, что он плохо измеряет то, что он должен измерить), так и того, чего он не делает (т. е., что он на самом деле не измеряет то, что действительно важно для людей) [250] См. работу Д. Койла «ВВП. Страстная, но недолгая любовь» (« GDP: a brief but affectionate history ») Princeton: Princeton University Press, 2014. Эта книга прекрасно читается и содержит массу полезной информации. .

Должны ли правительства в качестве альтернативной меры использовать другие переменные, например, показатели благосостояния и счастья граждан? Существуют прецеденты такого подхода: так, в Объединенных Арабских Эмиратах назначили министра «по вопросам счастья», а в 2018 году министр финансов Новой Зеландии Грант Робертсон впервые создал в стране «бюджет для целей благосостояния». В своем выступлении по вопросам формирования государственного бюджета Робертсон отметил, что «нацеленность на повышение благосостояния людей потребует изменения привычных подходов к финансам и способов оценки … Мы хотим взглянуть на успех более широко и выйти за рамки упрощенных показателей, в частности – ВВП, который, хотя и является важной мерой экономической производительности, не дает нам полной информации о благосостоянии людей [251]».

Вопросы о выборе параметров действительно очень важны, и, тем не менее, нам представляется, что в течение нынешних переходных периодов еще важнее правильное понимание тех или иных показателей и вообще любой информации. Разумеется, для руководителей экономической и фискальной политикой данные о ВВП и занятости будут по-прежнему занимать одно из ведущих мест. Однако существование таких явлений, как экономический разрыв Энгельса [252] Экономический разрыв Энгельса или «пауза Энгельса» (англ. «Engels’ pause») – термин, введенный историком экономики Робертом С. Алленом (Robert C. Allen) как специфическая характеристика периода развития Великобритании с 1790 по 1840 год, когда валовой внутренний продукт на душу населения быстро увеличивался за счет бурного развития технологии, однако заработная плата британского рабочего класса оставалась, несмотря на это, в состоянии застоя. , показывает, что увеличение ВВП не обязательно означает увеличение доходов отдельных лиц. Чтобы обобщить опыт конкретных людей и более точно оценить, что происходит в стране, правительства должны в целом расширить информацию о том, какую помощь могла бы оказать политика людям в переходный период. Сюда, в частности, должны включаться оценки психологических и социальных издержек переходного периода, чтобы лучше понять, насколько сильно нынешние изменения влияют на людей и их группы.

Эти психологические и социальные издержки включают в себя, в частности, различия между хорошей и плохой работой, независимо от того, желают ли люди работать добровольно или делают это из крайней необходимости. Социальные показатели могут также характеризовать целостность и динамичность местных сообществ. Другими словами, правительства должны ориентироваться и на безопасность перехода, и на конечный размер «постпереходной» экономики.

Технология в корне меняет такие понятия, как труд и капитал, и это, в свою очередь, означает, что правительства должны найти новые способы налогообложения, перераспределения доходов, а также регулирования экономики и трудовых отношений. Возьмем в качестве примера понятие занятости. Исторически основной причиной бедности было отсутствие работы – либо из-за безработицы, либо вследствие недееспособности. В ответ на эту проблему многие страны разработали системы социального обеспечения, ориентированные в первую очередь на тех, кто не имел возможности работать. Однако в современной гиганомике соотношение между понятиями «бедный» и «безработный» стало значительно более сложным. Вспомним Эстель, которая работает, но ее заработная плата низкая, а занятость непостоянная. В сумме это означает, что, несмотря на формальное наличие работы, в финансовом отношении она зачастую находится на пределе своих возможностей.

Проблема состоит в понимании того, что именно означает само слово «работа» в условиях гиганомики. Имеет ли вообще смысл пользоваться этим старым понятием рабочего места? Если изменилась концепция труда и работы, то изменилась и концепция капитала. Например, компания Uber заявляет, что не является транспортной компанией, потому у нее нет никакого транспорта; Facebook, в свою очередь, утверждает, что не является медийной компанией, потому что не производит никакого медиаконтента; eBay и Alibaba – крупные розничные сайты, на которых вообще нет ничего материального, что имело бы отношение к обычной торговле; компания Airbnb оценивается вдвое дороже отелей Hilton, но не владеет и не управляет никакой недвижимостью. Ценность этих фирм и многих других основывается на нематериальном капитале (отражающем инвестиции в бренд, исследования и разработки, интеллектуальную собственность и дизайн), а не на материальном капитале (фабрики, машины, офисы и т. д.). Эти основополагающие перемены, повлиявшие на само значение слов капитал, работа, а также на то, как люди работают, уже создают значительную напряженность в экономике, поскольку действующие системы налогов и льгот больше не достигают своих целей.