Максим Исповедник - Творения преподобного Максима Исповедника. Книга II. Вопросоответы к Фалассию

В этом великом граде, то есть в общей природе человеческой, или в Церкви, состоящей из язычников, или в душе каждого человека, — [в этом граде], спасаемом словом добродетели и ведения или же верой и благой совестью, находилось множество или двенадцать мириад человек, не ведающих ни десницы, ни шуйцы своей. [1216]Как я предполагаю, под двенадцатью мириадами, согласно духовному толкованию Писания, здесь подразумеваются смыслы времени и природы — те смыслы, без которых невозможно достижение ведения относительно зримого естества. [1217]Число двенадцать составляется из пяти и семи; природа же пятерична вследствие чувства, а время седьмерично; вследствие чего природа и время [вместе] отчётливо являют число двенадцать. [1218][В Писании же] со значением сказано о более чем двенадцати мириадах человек, дабы познали мы и это описующее число, и то, что беспредельно превосходит [его своим] множеством, которым производится количество сверх числа двенадцать.

Однако очевидно, что всехвальная Церковь Божия, обладающая смыслами добродетели и ведения, которые превосходят смыслы времени и естества и достигают величия вечных и умопостигаемых [вещей], имеет в себе больше чем двенадцать мириад человек, не ведающих ни десницы своей, ни шуйцы своей. [1219]Ибо тот, кто через добродетель, сообразную [духовному] закону, предаёт забвению плотские страсти, как относящиеся к шуйце, а посредством непретыкающегося ведения, сообразного [духовному] преуспеянию, не впадает в болезнь кичливой гордыни, стал мужем, не ведающим ни десницы своей, то есть стал мужем, освободившимся от славолюбия, ни шуйцы своей, то есть стал мужем, избегшим смятения плотских страстей.

Итак, как кажется, Слово [Божие] называет десницей тщеславное превозношение [собственными духовными] свершениями, а шуйцей — распущенность постыдных страстей. А всякая душа, просвещённая созерцанием умопостигаемых [вещей], обрела мужей, о которых речь шла выше, то есть тех, которые не ведают ни десницы своей, ни шуйцы. Ведь всякая душа, отвлекающая [свою] мыслящую силу от созерцания того, что относится к [тварной] природе и времени, обладает, словно мужами, естественными смыс­лами, выходящими за пределы числа двенадцать: она перестаёт утруждать себя теми смыслами, которые подчиняются природе и времени, а обращается уже к тем смыслам, которые касаются познания Божественных таин, вследствие чего они не ведают ни десницы своей, ни шуйцы. Ибо ведению добродетелей, которое соразмерно Слову [Божи­ему], или действенному познанию Причины добродетелей, [1220]присуще производить и совершенное неведение (подобное деснице и шуйце) излишества и недостатка, расположенных по обе стороны среднего пути добродетели.

Если в разуме нет ничего по природе противоразумного, то ясно, что тот, кто будет возводиться к разуму добродетелей, никоим образом не сможет познать состояние противоразумных [вещей]. Ведь невозможно сразу же и одновременно охватывать взором противоположные [вещи] и мысленно постигать их как являющиеся одна вместе с другими. [1221]Если в вере нет никакого слова неверия, а также если свет по естеству не является причиной тьмы, а диаволу не присуще являться вместе со Христом, то очевидно, что с разумом не может сосуществовать ничего противоразумного. [1222]Если же совершенно невозможно для противоразумного сосуществовать наряду с разумом, то, как я уже сказал, возведённый к разуму добродетелей не может познавать состояние противоразумных [вещей]: он ведает одну только добродетель, причём ведает её такой, какая она есть, а не какой считается. [1223]А поэтому он не знает ни десницы, [бывающей] вследствие изобилия, ни шуйцы, [бывающей] вследствие недостатка, ибо видит неразумие этих крайностей. Если разум есть предел и мера сущих, то равным образом движущееся вопреки пределу и мере или же сверх предела и меры ведёт к неразумию, а поэтому [оно достигает] противоразумного. [1224]И для тех [сущих], которые движутся либо в одну, либо в другую сторону — для них это в равной степени влечёт отпадение от подлинно сущего. Ибо, [с одной стороны, отклонение одесную] побуждает людей двигаться по пути неясному и неопределённому, целью и заранее намеченным концом которого не является, вследствие неумеренности [их] ума, Бог, а поэтому они начинают блуждать, всё более и более уклоняясь направо; [1225][с другой стороны, отклонение ошуюю] побуждает людей идти вопреки цели, двигаясь к одному только чувству, и вследствие немощи [своего] ума считать заранее намеченным концом [пути] то, что ограничивается чувством. Тот, кто сочетается с одним только разумом добродетели, не ведает ни десницы, ни шуйцы, и [ничего] не претерпевает [от них], [1226]ограничивая этим разумом все движения своей умной силы, а поэтому он не может мыслить ни того, что превышает разум, ни того, что идёт вопреки ему. [1227]

Если же кто-нибудь, преисполнившись рвения, желает постигнуть умом более возвышенный смысл [указанных слов], то под десницей ему следует понимать смыслы нетелесных [вещей], а под шуйцей — смыслы [вещей] телесных. Однако ум, неудержимо стремящийся к Причине сущих, совершенно не будет ведать эти сущие, поскольку он не узрит никакого [тварного] смысла в Боге, Который, если соотносить Его с любой [тварной] причиной, превышает всякий смысл. [1228][Такой ум], сосредоточившись на Боге и [отрешившись] от всех сущих, не знает никакого смысла тех [вещей], от которых он удалился: неизъяснимым образом он зрит одно только Слово, оказавшись по благодати рядом с Ним. [1229]

Этих и подобных им людей Бог, ведая о них, щадит, а через них щадит и весь мир; Он щадит их как мужей поистине не познавших ни достойной укоризны десницы своей, ни такой же шуйцы. Ведь [следует знать, что] почти всё в Писании воспринимается либо в достохвальном смысле, либо в достойном укоризны смысле. [1230][Бог щадит таких людей], даже если безрассудный, неблагодарный и человеконенавистнический народ иудейский — злобный враг всякого человеколюбия, у которого спасение людей вызывает [одну только] досаду, возмущается, отвергает жизнь [божественную] и скорбит о спасении язычников во Христе. [1231]Этот народ, вследствие своего неведения, считает тыкву лучшей, чем спасение язычников, и видя, что она засохла, поскольку червь [подточил её], огорчается (см. Иона 4:6–9). [1232]

Я уже раньше говорил, что великий Иона прообразовательно предызображает в самом себе безумие, но [предызображает не так], словно он сам претерпел что-либо из свойственного иудеям (ни в коем случае!), а предызображает так, что заранее изобличает иудейское нечестие, вследствие которого они отпали, словно от Иоппии, от прежней славы. Поэтому Святой Дух таинственно нарёк его этим именем [«Ионы»], которое может быть истолковано различным образом в зависимости от душевного расположения всех тех, кого он предызображает. Стало быть, когда он в самом себе прообразовательно изобличает безрассудство иудеев [1233] — то безрассудство, которое скорбит о спасении язычников, приводится в замешательство парадоксом [их] призвания, кощунственно отвергает Божественную волю и вопреки ей предпочитает смерть жизни (на что указывает засушенная тыква), — тогда [имя Ионы] толкуется как «их утруждение». Как бы пригвождая это безрассудство к позорному столбу, Слово [Божие] изрекает: И виде Бог дела их — подразумеваются, естественно, ниневитяне — яко обратишася от путей своих лукавых, и раскаяся [Бог о зле, еже глаголаше] сотворити им, и не сотвори (Иона 3:10). И опечалися Иона <���…> и рече <���…> ныне, Владыко Господи, приими душу мою от мене, яко уне ми умрети, нежели жити (Иона 4:1–3). И далее: И повеле Господь Бог червию раннему во утрие, и подъяде тыкву, и изсше. И бысть вкупе внегда возсияти солнцу, и повеле Бог ветру знойну жегущу, и порази солнце на главу Ионину, и малодушствоваше, и отрицашеся души своея, и рече: уне ми умрети, нежели жити (Иона 4:7–8).