Франсуа Брюн - Чтобы человек стал Богом

Приведём ещё одну мысль, но не замедляющую смерть Христа, а напротив, ускоряющую её: «Бог не умер в первый раз на Кресте. Бог не был убит в первый раз на кресте, ибо, видишь ли, Он уже проявил себя при убийстве в Авеле» [445] Там же, с. 257… . Смелость формулировки можно оспорить, но здесь это не имеет значения.

Та же интуиция встречается во все времена, и вне христианства. Например, великий персидский мистик Джалал-эд-Дин-Руми говорит: «Для человека, превосходящего пространство и в ком свет Бога, что значат прошлое, будущее или настоящее? Тот факт, что время может быть прошлым или будущим, существует только по отношению к тебе самому: двое в одном едины, а ты думаешь, что они двое…» [446] Mathnawi III, 1150, цитируется Евой Витрэ-Мейерович в «Mystique et poésie en Islam, Djalal-ud-Din-Rumi» et l'Ordre des derviches tourneurs (Descelle de Brouwer, 1972, с. 63).

Эта же интуиция встречается у духовных лиц, далёких от умозрительных построений; что тем более замечательно и значительно; не будем забывать, что царящая тогда официальная теология не согласовывалась с такими мистическими взглядами.

Святая Тереза из Лизье иногда выражается именно так: «Ах, Селина, когда я читаю это, я спрашиваю себя, что такое время?… Время — это мираж, сон [447] Lettre du 18 juillet 1890 (издательство Carmel de Lisieux, 1948, с. 157-158). …» Но она живёт постоянно в Христе, и Христос страдает вместе с ней. О. А. Комб пришёл к тому убеждению, что Тереза стала «современницей распятого [448] Introduction a la spiritualite-de sainte Thérèse de l'Enfant-Jésus, 2-ое издание (Vrin, 1948, с. 220). ». В более поздней статье о. Бернар пришёл к тому же заключению: «… для Терезы боль Христа всегда в настоящем. Тереза на самом деле присутствует при распятии Христа… В мистическом полёте границы времени пройдены, и вся история — это присутствие у подножия Креста [449] с. A. Бернар, S. J. L'Amour sauveur dans la vie de sainte Thérèse de Lisieux, в журнале revue d ascétique et de mystique (1956, XXXII, с. 323). …».

Если бы на самом деле это было не так, то все эти отношения с Христом потеряли бы всякий смысл. Напротив, нам кажется ненужным стремиться определить, в какой период своей жизни Тереза была действительно современницей распятому Христу: с июля 1887 года для о. Комба или в январе 1889 только для о. Бернарда. По крайней мере, мы хотим только уточнить, в какой момент это сыграло роль в осознанных отношениях Терезы с Христом, то есть в её усилии освящения соответствия Его любви. Но нам кажется совершенно невозможным ограничить эту современность с Христом несколькими отдельными случаями. На самом деле, речь идёт о постоянном явлении. В менее исключительных формах, чем те, на которые мы указали, та же структура касается многочисленных видений Страстей Христовых, встречающихся в жизни стольких святых. Все эти видения дают точные характеристики «воспоминания» и выполняют его роль. Это знаки не только для мистиков, но и для всех тех, кто живёт в ожидании Бога, невероятной и волнующей хитрости, придуманной Любовью для того, чтобы затронуть всех людей. И когда нет, собственно говоря, видения Страстей, есть, по крайней мере, созерцание страстей, и это созерцание имеет все характеристики воспоминания.

Итак, Христос, через сердце Марии-Марты Шамбон, советуя созерцать свои Святые Раны, объясняет ей, что терновый венец заставил Его страдать больше, чем все другие раны. «Он был моим самым жестоким страданием после Гефсиманского сада. Чтобы облегчить его, надо следовать вашему Правилу». Итак, теперь от нас зависит облегчить страдания Христа «в то время». Здесь Христос обращается ко всем сёстрам общины, поскольку Он всегда обращается на «ты» к сестре Марии-Марте [450] Soeur Marie-Marthe chambon, religieuse de la Visitation Sainte-Marie de Chambéry 1841-1907 (монастырское издание, 1928, с. 67). .

Нам, возможно, возразят, что мы поставили себя в выгодное положение, решительно придерживаясь только западной традиции; ведь Восток, как это обычно повторяют, никогда не знал этой неотступной мысли о Страстях Христовых, и, в частности, у него никогда не было святых со стигматами.

Если на Востоке Страсти Христовы и не играют преимущественной роли, как на Западе, то там, тем не менее, остаётся созерцание страданий Христа. Скажем, как мы это уже отметили в отношении литургии и иконографии, что Восток в большей мере, чем мы, простирает это созерцание на всю жизнь Христа. Различие только в акцентах, что не затрагивает главного. Вся жизнь Христа — объект воспоминания; свят тот, кому удаётся превратить свою жизнь в прославление этого воспоминания, то есть тот, кому удаётся по обстоятельствам его собственного существования, пережить то, что переживает в нём Христос, а именно, по особенностям, подходящим к собственным обстоятельствам своего существования, и, в частности, через Страсти. В конце концов далёкое от того, чтобы противопоставлять себя отождествлению (по природе) с Христом, подражание (по личности), напротив, предполагает её. Мы осмеливаемся пытаться подражать Христу только потому, что сам Христос моделирует в нас это подражание.

Для понимания дальнейшего изложения мы достаточно говорили о нашей глубокой, природной тождественности со Христом. Попытаемся теперь увидеть, как осуществляется в нас «динамизм» этого загадочного присутствия.

Сначала скажем для успокоения читателя, что мы, как и он, отдаём себе отчёт в грандиозности гипотезы, которую мы ему предложили. Мы только сформулировали её, а возражения уже возникают в нашем уме; и мы делали попытки ответить на них. Предложенная гипотеза тут же провоцирует возникновение влияния на другие богословские проблемы, и начинаешь спрашивать себя, не создаёт ли она больше трудностей, чем разрешает. Если, впрочем, как мы пытаемся это показать, в этой гипотезе нет ничего нового, но, напротив, в ней присутствует мысль первоначальной Церкви, сохранившейся до наших дней на Востоке, более или менее чётко определяющей всю литургическую жизнь и опыт мистиков (на Западе, как на Востоке), то нужна важная причина для объяснения почти полного отсутствия этой гипотезы в нашем официальном богословии в течение стольких веков. Кроме трудности допущения этой гипотезы в себе самой не возникает ли трудность в интегрировании её в какую-нибудь связную систему?

В действительности такая гипотеза не могла бы возникнуть и развиться вне зависимости от целой системы, вне которой она теряет свой смысл. Но эта система сама по себе достаточно сложная. Она не может быть представлена с одного раза. Нам надо двигаться этапами и найти свой порядок. Продолжая наше изложение, мы надеемся разрешить постепенно все возникающие трудности.