Автор неизвестен Православие - Беседы великих русских старцев. О Православной вере, спасении души и различных вопросах духовной жизни

Особенно характерно было отношение отца Михаила к «букве законной», к фарисейскому, мнимоправедному. Все должно быть во внутреннем живым, жизнью, и молитва дол­жна быть живой жизнью. Однажды мать Сергия, Фредерикс, получила такой ответ на свое недоумение: «Ты спрашиваешь об уставе, а знаешь ли, что устав родился от молитвы? И сам устав весь должен быть молитвой. А если не так, и будешь только «букварем», хоть все правила вычитывай, сколько их ни есть, и сколько ни хвались ими — они будут не на пользу душе, а даже на осуждение, если нет в них сердца сокрушен­ного и смиренного».

Как-то духовные чада спросили батюшку: «Теперь мы тайные монахини, Батюшка, нам нужен устав, укажите нам». Старец сказал: «Жили эти три тайных монахини вместе, в деревне ходили на работу или брали работу домой, постоян­но имели общее с мирянами, бывали в их сообществе. А вот вам устав — заповеди блаженства знаете? Возьмите первую заповедь, начинайте ее, трудитесь над ней — вот вам и ус­тав! Все добродетели и уставы ничто без этой заповеди. Это у Лествичника читали ведь?» (это батюшка однажды расска­зал духовной дочери, предостерегая от «внешнего только»). А если и все службы выстаивать будете, все вычитывать, весь устав выполнять, а внутри не будете очищаться, то будете мнимоправедны, как фарисеи. И устав, и чтение сами долж­ны быть молитвой. От молитвы родился и создался устав и чин, и должен он быть внутренним, как и внешним. Гото­виться надо к нему постепенно, со ступени на ступень во­сходить, а не сразу браться за высокое, труд и труд нужен повседневный».

Без борьбы и труда нельзя обойтись.

Кто без труда и опыта об уставе и чине только думает, тот подобен едва прошедшему сельскую школу и желающему по­нимать книги, которые изучают в Академии.

«Вот, смотри, у нас на Валааме все вычитывают все по ус­таву и чину... а как себя ведут, какая это монашеская жизнь?! Как в храме стоят? Как один к другому относятся? К началь­ствующим! К старцам! Игумен — не игумен, духовник — не духовник, ничего будто не понимает. Это не так сказал, это не так сделал, все переберут... и то не то, и то не так. Хорош только, когда по головке гладишь, а все вычитают и кланять­ся умеют. О нестяжании и постничестве и не говори, слушать не станут. Вот какое пришло время».

Это было уже на Новом Валааме после войны — сравнить нельзя было с настоящим Валаамом.

Фарисейства и «буквы законной» отец Михаил не перено­сил. Для этого у него было свое особое слово: «букварь». «Не будь никогда букварем — я не говорю, что надо упускать, не выполнять, нет, все надо, но если только это, то это будет в осуждение».

Однажды две его духовных дочери, приехав на Валаам, за­хотели пособороваться. Отец Михаил дал с радостью свое бла­гословение, но сам не мог совершить этот чин по болезни глаз — один глаз ничего не видел, а второй «глазик каприз­ничал», очень утомляясь от долгого чтения. Он послал их к благочинному отцу Симфориану, но тот отказался на том ос­новании, что, когда он получал иеромонашество, в числе про­чих правил от церковных властей было предписано соборо­вать только «в случае болезни».

Отец Михаил очень расстроился: «Вот так все у нас и дела­ется по уставу, вот уж этот Симфориан — «букварь»! У нас нын­че и до причастия допускают по уставу — через три недели».

Был такой случай: один брат плохо себя почувствовал, за­хотел исповедаться и причаститься — нет, говорят, еще трех недель не прошло, не положено, подожди. Пошел я к ним и говорю, что вы делаете? Забыли, как жили первые христиане. Забыли апостольские правила. А что отец Иоанн Кронштадт­ский говорит? Не послушались меня, а наутро брат этот и умер. Вот до чего могут дойти эти «буквари». Правила и ка­ноны были строго предписаны финским духовным управле­нием.

«Многими скорбями — вот жертва Богу», — говорил ба­тюшка. Какая бы ни была «тучная жертва» — не угодна она Богу, если хоть капля желания в ней есть, хотя малая доля стяжания и пристрастия. Все главное — в искренности, прав­дивости, чистоте сердца. Жертва, угодная Богу, была жертва бедной вдовицы, потому что была всецелая, от чистого серд­ца — такую жертву Он приемлет с любовью».

Бывали случаи, когда отец Михаил, получая множество посылок и подарков, не принимал их, отдавал сразу другим или же просто отказывался. Остальное всегда раздавал дру­гим, а денег совсем не брал, а если брал, то или для церкви, или когда знал, что надо помочь другим. Бывало, приедут его чада — он и дорогу им всю оплатит и с собой даст. После 65-летнего возраста все в Финляндии получают маленькую пенсию, получали и монахи. За небольшим вычетом, эти деньги выдавали им на руки, но отец Михаил от них отказал­ся, оставив их в пользу монастыря. «Разве монаху нужны деньги! Я вот ничего не беру и от монастыря, а смотри, сколь­ко всегда Господь мне дает, у меня все есть в изобилии — и масло, и вино, и свечи, и ладан». О пище отец Михаил даже не упомянул... «Кто всецело предал себя Богу — того Господь не оставит», — добавлял старец.

«Вот послушай, что недавно было со мной. Кончался у меня ладан. Пошел просить у отца Луки (отец Лука был мно­го лет гостинником, деловой, коммерческий и очень эконом­ный, всегда имевший большие запасы всего, но неохотно ими делившийся), а отец Лука, как всегда, стал думать и медлить. Ладан кончается. Встал я на молитву и говорю: Господи, знак ли это, что я должен кончить служить? А вот ладан пришел к концу, отец Лука все медлит. А я получаю, совсем неожидан­но, посылку из Америки, прислал ее мой друг отец Герман через других. Отец Герман был канонархом на старом Валаа­ме, во время разделения, как старостильник уехал с Валаама в Болгарию, потом в Сербию. В этой посылке было два кило­грамма чудного ладана. «Вот он», — показал отец Михаил. Более двадцати лет отец Герман ничего не давал о себе знать и, после такого перерыва, прислал этот ладан, в тот день, ког­да у отца Михаила кончился свой».

«Жизнь наша — это море, по которому надо плыть в своей лодке. Одни плывут ровно, благополучно, не перегруженные, другие с волнением и опасностью, если есть большой груз, а третьи с особой опасностью, сильно перегруженные. Если ты принимаешь дары — ты обязываешься принять на себя и часть долгов этого человека. Какие это долги? Не веществен­ные, нет, а это — грехи. Должна молиться о прощении этих грехов, как о своих, — все с тебя взыщется. Принимать мож­но только в случае крайней необходимости — не иначе, ни­какого лишнего груза не прибавляй к своим грехам. Едва ли кто сможет одолеть и снести тяжесть груза своего и чужих еще грехов в житейскую бурю. Безопаснее в своей лодке, не взяв чужих грехов со своими. И еще скажу тебе: что не есть необ­ходимость для мирян, — то необходимо для монахов.