Лактанций - Творения

2.1. И вот поскольку у нас не хватало достойных и опытных учителей, которые бы решительно и страстно изобличали народные заблуждения, которые бы всякий довод защищали с помощью красоты и богатства истины, то эта нехватка побудила некоторых к дерзости писать против неведомой им истины. 2. Я умолчу о тех, которые нападали на нее в прежние времена. Но когда я по приглашению [Диоклетиана] преподавал в Вифинии риторическое искусство, и случилось так, что в то же самое время там был разрушен храм Божий, в том городе оказались два человека, которые, уж не знаю, по тщеславию ли, или по наглости, глумились над подломленной и униженной истиной. [513] В сочинении, посвященном истории Великого гонения, Лактанций называет три имени, кроме императорских, организаторов гонений в Вифинии: префект Флакцин, прежний помощник наместника Иерокл и его преемник в должности помощника наместника Присциллиан (Лактанций. О смерти гонителей. 16.4). 3. Один из них считал себя мастером философии, но был столь порочен, что, будучи учителем воздержания, был жаден, а еще более сладострастен. В пище он был столь расточителен, что, являясь в школе защитником добродетели и ревнителем бережливости и бедности, больше подходил к жизни во дворце, нежели в [частном] доме. Все же он прикрывал пороки свои бородой и плащом и, что было важнее одежд, богатствами. Чтобы приумножить их, он всякими обходными путями добивался дружбы с судьями и, используя авторитет вымышленного имени, привязывал их к себе не только для того, чтобы торговать их решениями, но и чтобы изгонять своих соседей из их жилищ и поместий, присваивая их себе. 4. И вот этот муж, который рассуждения свои разрушал [собственными] нравами или нравы свои порицал [собственными] рассуждениями, сам в отношении себя являясь строгим цензором и суровым обвинителем, в то самое время, когда нечестивым образом стал притесняться праведный народ, исторг из себя три книги против [истинной] религии и имени христианского. 5. Он прежде всего заявил, что долг философа — помочь заблудившимся людям и вернуть их на верную дорогу, т. е. к поклонению богам, чья воля и могущество, как он сам говорил, управляет миром; не терпеть, чтобы необразованные люди были обмануты некоторыми [хитрецами], чтобы их простота не стала добычей и пищей лукавцев. 6. Он говорил, что философия имеет достойное служение показывать невидящим свет мудрости, чтобы они не только излечились, приняв культ богов, но и чтобы, оставив ненужное упорство, избежали телесных пыток и не предавали попусту члены свои на растерзание. 7. Также чтобы стало понятно, ради чего писался тот труд, он изливает похвалы императорам, чье благочестие и всеведение, — как он сам говорит, прославились как в прочих делах, так, особенно, в защите религии богов. Наконец, он давал совет в человеческих делах, чтобы все люди, удаляясь от «преступного и старушечьего суеверия», соблюдали законные священные обряды и добивались расположения собственных богов. 8. Когда же он хотел лишить смысла ту религию, против которой произносил обвинительную речь, он показал себя никчемным, пустым и смешным. Ибо этот суровый охотник до чужого блага не ведал не только того, что обвинял, но и того, о чем говорил. 9. Ибо хотя наши, пребывавшие там, из‑за сложности времени хранили молчание, в душе они все же смеялись, поскольку видели человека, заявлявшего, что он намерен дать другим свет, в то время как сам слеп; что намерен вывести других из заблуждений, в то время как сам не ведает, куда обратить стопы свои; что намерен наставить других в истине, хотя никогда не видел и единой искры ее. Вышло так, что учитель истины стремился ниспровергнуть истину. 10. Все порицали его особенно в том, что он взялся за свой труд в то именно время, когда неистовствовала безумная жестокость. О льстивый философ, о прислужник момента! 11. Правильно, что его презрели за его тщеславие. Ибо благодарность, на которую рассчитывал, он не получил, а слава, которую обрел, обратилась ему порицанием и обвинением.

12. Другой еще язвительнее писал по тому же поводу. В то время он принадлежал к числу судей и был одним из зачинщиков гонения. Не довольствуясь этим преступлением, он стал преследовать сочинениями тех, кого уничтожал [силой]. 13. Так, он составил две книги не против христиан, чтобы не казалось, будто он враждебно над ними насмехается, а к христианам, чтобы думали, что он дает им человечные и добрые советы. В них он стремился так лживо выставить Священные Писания, что они становились полной себе противоположностью. 14. Ибо он опубликовал некоторые главы, которые, как ему казалось, противоречили сами себе, настолько много и настолько тщательно все подобрав, что казалось, будто некогда он сам принадлежал к этой религии. 15. Если бы это было так, то какой Демосфен смог бы защитить его от бесчестья, когда он стал предателем религии, служителем которой являлся, предателем веры, к чьему имени присоединился, предателем клятвы, которую дал? Если, конечно, Божественные Писания не попали в его руки случайно. 16. Какое безрассудство было дерзнуть опровергать то, что никому не дано объяснить!? Благо, что он или ничего не узнал из них, или ничего не понял. Ибо в Божественных Писаниях столь же нет противоречий, сколь отсутствует в нем самом вера и истина. 17. Особенно же он чернил Павла, Петра и прочих учеников, словно сеятелей обманов. Впрочем, он считает их мужами невежественными и необразованными, ибо некоторые из них занимались рыбацким промыслом; как будто бы досадуя, что за это дело [проповеди] не взялся какой‑нибудь Аристофан или Аристарх. [514] Аристофан — греческий филолог (ок. 257–180 гг. до н. э.), глава Александрийской библиотеки, занимался критикой античных авторов; Аристарх — греческий ученый (ок. 217–145 гг. до н. э.), также возглавлявший Александрийскую библиотеку, занимался изучением и изданием античных авторов.

3. 1. Стало быть, у апостолов не было ни способности измышлять, ни хитроумия, поскольку они были невежественны. Мог ли какой‑либо необразованный человек сочинить связное и единое, когда образованнейшие философы Платон, Аристотель, Эпикур и Зенон говорили противоречивое и противоположное? В том‑то и заключается природа вымысла, что он не может быть связным. 2. Предание же апостолов, поскольку оно истинно, во всем отточено и полностью согласно с собой; и потому оно убедительно, что стоит на незыблемых основаниях. 3. Итак, апостолы не придумали эту религию ради [своей] выгоды или пользы. Ведь они и в наставлениях, и в поступках вели ту жизнь, которая лишена наслаждений и отвергает все, что заключено во временном благе. Они не только приняли смерть за веру, но и знали, что будут казнены, а также предсказали, что потом все, кто последуют их учению, будут тяжело и несправедливо мучимы.