Сергей Зарин - Аскетизм по православно-христианскому учению. Книга вторая: Опыт систематического раскрытия вопроса

«Смирение» и «смиренномудрие». — Сущность, смысл и значение этой добродетели, по учению св. Писания и аскетической письменности. — Отношение «смиренномудрия» к христианской «любви». — Метафизическое и мистическое значение этой добродетели.

Не только «молитва», но и все другие христианские совершенства являются лишь частными проявлениями и выражениями христианской любви, этой «совокупности совершенства» (σύνδεσμος τῆς τελειότητος) [2168], и потому должны быть рассматриваемы именно по отношению к ней, так как только в связи с истинно–христианской любовью, на почве её, они приобретают истинно–христианский характер и получают высокое, надлежащее нравственно–аскетическое и мистическое значение.

Такое значение – и по существу и по аскетическому истолкованию – прежде всего и преимущественно принадлежит в христианстве добродетели « смирения » (ταπεινοφροσύνη) [2169].

Таким образом, в подлинном своем виде и собственно христианском значении «смирение» по отношению к Богу является на почве истинной «любви» к Нему. По самому своему этико–психологическому существу истинная любовь «не превозносится и не гордится» [2170]. Как бы много в действительности ни значил любящий для любимого, он, однако, никогда не ставит себе в заслугу и достоинство свои труды и попечения о последнем, – он считает их маловажными, ничтожными, всегда стремится сделать больше, чем он делает в данное время. Любящий не только не чувствует и не выставляет своего превосходства над любимым, напротив, искренне признает и чувствует, что его собственная жизнь и деятельность имеет смысл и значение только при условии близкой внутренней связи его с объектом любви; при лишении его он чувствует себя ничтожным, жалким, беспомощным и слабым.

Указанная психологическая основа в общем – по существу – присутствует и в добродетели христианского «смирения», хотя, конечно, в зависимости от высочайшего Объекта её видоизменяются одни, выступают более рельефно другие черты этой общей психологической основы.

Истинно–христианское «смирение» человека пред Богом есть глубокое сознание и живое чувство того, что он сам по себе ничего не значит и не может, а если чем и становится в христианском смысле, то достигает этого только Господом, Его силою, Его милостью, снисхождением и любовью.

По словам св. Василия В. , что бы ни сделал христианин доброго, причину успеха в деле он приписывает Господу, нимало не думая, что он в чем–либо добром может успевать собственной силой [2171]. Препод. И. Кассиан существо «смирения» полагает в том, что человек в глубине своего существа питает твердую уверенность, что без покровительства и помощи Божественной, оказываемой ему ежеминутно, он вовсе не может достигнуть совершенства, которого желает и к которому с усилием стремится [2172]. По учению препод. Макария , «смирение», по своему происхождению и существу, теснейшим образом, неразрывно связано с христианской любовью к Богу, определяясь в самых характерных своих особенностях специфическими свойствами этой последней, её «горячностью», «неудержимостью», «ненасытимостью». По словам св. отца, истинные христиане имеют горячую и неудержимую любовь к Богу. Чем более они стараются преуспевать в ней и приобретать ее, тем более признают себя нищими, скудными и ничего не приобретшими. Отсюда, признак христианства – смирение [2173]. Душа, истинно боголюбивая, хотя бы совершила тысячи дел праведных, и сподобилась различных дарований Духа, откровений, и таин, ведет себя так скромно (οὕτως ἔχει μετρίως), как бы еще и не начавшая жизни по Богу, не приобретшая ничего доброго. И это потому, что она с горячей приверженностью и ненасытимостью расположена к любви Христовой (ἐρωτικῶς καὶ ἀπλήστως πρὸς τὴν κατὰ Χριστὸν ἀγάπην διακειμένη) [2174]. Таким образом, связь «смирения» и «любви» неразрывная и взаимная. Если «смирение» поддерживает «любовь», то «любовь утверждает смирение» [2175]. Отсюда по мере нравственного совершенствования человека, «смирение» не только не ослабевает, а напротив, укрепляется, углубляется и возрастает. «Чем ближе человек к Богу, тем более сознает себя грешником» [2176]. Смирение является, таким образом, как бы показателем, свидетелем и доказательством нравственного преуспеяния человека. «Преуспеяние человека – смирение; насколько он склоняется к смирению, настолько возвышается к совершенству» [2177]. Таким образом, «смирение» фактически осуществляется, раскрывается и развивается в человеке только по мере его действительного прогрессивного религиозно–нравственного роста. «Истинно смиренномудр, кто имеет в сокровенности нечто, достойное гордости, но не гордится, и в помысле своем вменяет это в прах» [2178]. С этой точки зрения «смирение» заключает в себе «все» [2179], являясь «матерью, корнем, питательницею, фундаментом и связью всех благ» [2180]; в частности и в особенности она служит «основанием» христианского «гносиса», христианского аскетизма, – всего, что обнимается понятием христианского «любомудрия» (φιλοσοφία) [2181] [2182].

По учению препод. Исаака Cиp. , «смиренномудрие, по причине постоянного самоограничения, приходит в созерцание» [2183].

Из представленного понятия о существе и особенностях христианской добродетели «смирения» ясно видно, что оно не есть состояние пассивное, ослабляющее и принижающее самосознание человека и парализующее его самодеятельность. Напротив, – оно неразрывно связано с всецелым напряжением всех сил человека, с целью постепенного, бесконечного приближения к идеалу безусловного религиозно–нравственного совершенства. Сознавая свою жизнь и служение ничтожными, поскольку они относятся лично к нему – человеку ограниченному и слабому, – христианин, вместе с тем и несмотря на это, признает за ними высший смысл и глубокое значение, поскольку они являются жизнью и служением Христу, «возлюбившему» человека и «предавшему себя» за него. В этом отношении и с указанной точки зрения каждое действие и состояние христианина, всякий момент его жизни приобретают важное значение, как совершающиеся силою Христа, для Христа, во славу Его [2184]. Совершенный образец и характерный тип такого истинно–христианского смирения представляет в своем лице св. Ап. Павел. Он называет себя «наименьшим из Апостолов», «недостойным называться Апостолом». Однако же он говорит о себе: «благодатью Божиею есмь то, что есмь; и благодать Его во мне не была тщетна, но я более всех их (т. е. других Апостолов) потрудился; не я, впрочем, а благодать Божия, которая со Мною» [2185]. – «Я могу похвалиться в Иисусе Христе в том, что относится к Богу. Ибо не осмелюсь сказать что–нибудь такое, что не совершил Христос чрез меня, в покорении язычников вере словом и делом» [2186].