Спиридон Кисляков - Исповедь священника перед Церковью

После этих слов юнкер долго сидел задумчив, а затем встал и отправился в госпиталь. Когда он оставил меня и вышел из моей комнаты, на меня нашла страшная тоска. Я сейчас же оставил свою комнату и точно сумасшедший бросился бежать в лес. Долго я бродил по лесу, тоска все по-прежнему давила меня. Несколько часов я находился в таком тяжелом состоянии духа. Наконец слезы брызнули из глаз, я начал плакать. Через часа два после этого я вернулся к себе в свою комнату. Было уже темно. Я хотел лечь спать, но не мог. И вот, когда я был подавлен бессонницею, когда я чувствовал, что сна у меня нет, тогда пришла мне в голову мысль прочесть сверток своей рукописи, в которой были мои наброски с натуры типов сумасшедших военных, лишившихся рассудка от одних ужасов сей мировой войны. В это время я открыл ящик стола, достал оттуда этот свиток и начал читать.

Сумасшедший офицер (в палате)

«Слушайте команду! Ах, черт возьми, все солдаты лежат на земле мертвыми, о ужас! Немцы наступают, все время мы все голодные, у всех в ногах ревматизм. Все окопы, блиндажи наполнены водою; вот и сиди в них и пой: „О Всепетая Мати“. Да, как теперь живет жена моя, как поживают мои детки, наверно, уже моя Саша второго родила; да, наверно, родила. Господа, вы слышите орудийные выстрелы? Да, да, вот канонада так канонада, и тут с аэроплана, точно градом, осыпают тебя пули… О, батюшки мои! — все поле, все поле усеяно трупами… — Что скажешь, вестовой?.. Где же разведчики?.. Черт знает чем теперь свет стал… Смотрите, смотрите, господа, в нашу палату сам Вильгельм появился. О! как он надувается и из него ядовитые газы исходят, клубятся, наполняют собою всю нашу палату… Впрочем, я нахожусь не в палате, а где-то в неопределенном каком-то месте; да что это такое? О, Боже мой! — кругом меня смерть, да такая страшная смерть! Голова-то какая у нее ужасная! (голосит) Милые мои рро-д-ди-и-тели, зачем вы меня по-р-ро-д-ди-ли. Я ведь на веки, на веки обречен на ужасные мучения!.. Немец обвешал всю мою геройскую шею огненными змеями. О Господи! о Господи! — где же… где же… христиане, все люди стали огненными крокодилами, купающимися в море огненной крови человеческой. (Рвет от злобы на себе одежду и из всех сил кричит): Да будет проклята война! Да исчезнет с лица земли вся кровавая, земная власть, алчущая и жаждущая человеческой крови! Да будут прокляты все цари, все князья, все сильные мира сего! Христос? Ты жив, Ты еще жив, что ли? Отвечай мне! О! Ты жив! Отныне я Твой верноподданный! Слышишь? Я отныне Твой верноподданный! Ха! ха! ха! Эх, черт возьми, земля стала адом! Ха! ха! ха! Дьяволы — это люди, а эти люди с крестиками на своих шеях!» Офицер повалился на койку. Доктор и сестра плачут. Я стоял возле него в ужасе, офицер снова начал кричать: «Ну, что же, я в плену? Нет, я с неимоверной быстротой еду домой. Меня моя милая Саша встретит сейчас, нужно ей подать телеграмму. Нет, кажется, я никуда не еду, я здесь; ах! какие адские боли у меня в голове. (Опять голосит, точно в центральных геберниях России голосят о покойниках): Милая моя Са-аша-а! Голубчик мой р-ро-дно-ой, же-на-а мо-я до-рогая и вы, мои милые птенчики-деточки! На веки я вас те-е-перь о-оста-авил, не-е ве-ерну-усь никогда я к ва-ам! Где Васильев? Он убит, убит, что ли? Ты что, Лебедев, ходишь без головы? Что это такое, господа?! Скелеты воюют, понимаете, все мертвецы воюют! Да что это такое, сон или конец мира? (рыдает) Господа! Бога ради скажите мне, скажите, пожалуйста, где я и что я? Доктор! Сестра! Да это вовсе не доктор и не сестра оказываются; это блиндажи, ну да, блиндажи, нет, они движутся, да! теперь я понял! — это броневики, это что, господа, это броневики!.. Ну ничего, я ведь их не боюсь, да и они как будто меня не трогают. Как теперь генерал Брусилов себя чувствует, он ведь чуть-чуть со своей армией не попал в плен. Славный главнокомандующий! Вот понимаете ли, — обращаясь ко мне говорит офицер, — понимаете ли, генерал Брусилов: человек железной воли, да, воли. (Глубокое минутное молчание.) Да, это факт, революция обязательно будет; но я хотел бы произвести в людях революцию духа, вот так была бы революция!» — «Как это революция духа?» — тихо спросила его сестра. — «Исключительно на почве христианской религиозности и только». После сих слов офицер встал, выпрямился, осенил себя крестным знамением и начал в качестве проповедника говорить речь: «Доблестные воины! настала революция духа, она вышла из самой жизни Христа; революция духа обязательно спасет мир от погибели». В это время он обратился ко мне, замахал руками и закричал: «Вы все, священники — безбожники, вы, как черные вороны, накаркали на нашу голову кошмарную кровавую войну: „Христолюбивое воинство, христолюбивое воинство“, вот вам и „христолюбивое воинство“. Пресмыкатели вы царские, злые вы псы и страшные сторожевые вы чудовища сильных сира! долго ли вы будете дурачить людей и кощунствовать над Христом? О, чада земной власти! Проклятье ада! Накликали, накричали на христианский мир войну, а теперь сами за это еще получаете награды. Господа! немцы снова делают наступление на нас! Ах, все небо в зареве! Вся земля дрожит. Боже, сохрани мою жизнь, пули свистят, артиллерия хоть бы на минуту утихла; затрещали пулеметы. Команда, на молитву! Милые господа офицеры и все рядовые воины! еще преклоним колена и горячо, горячо помолимся Богу, чтобы Он спас нас от вражьей пули. Мы охвачены ими кольцом. Господа! Врассыпную! (Бросается под койку, сам бледен.) О Боже! какие снаряды рвутся над нами. Сохрани и спаси меня, Господи! Живый в помощи Всевышняго… Ах, хоть бы вернуться домой и одним глазком взглянуть на жену, на детей… Страшно, небо горит, земля стонет, кровь в жилах стынет. Меня уже лихорадит, зубы стучат… (Моментально вскакивает и отбивается, его держат санитары.) Стой! Стой! ты меня хотел убить? Так, что ли? Наверно так! Но меня Бог спас от смерти (весь покрыт потом). Боже! где твоя святая милость? о Боже! вразуми всех, чтобы люди познали Тебя и раз навсегда разоружились! (рыдает) Земля вся залита человеческой кровью, покрыта она, матушка, отборными трупами молодых юношей. Воздух весь пропитан какою-то изгарью человеческого сжигаемого мяса, небо покрылось зловещим заревом… Слышите, господа, шум ядовитых газов. Господа! маски надевайте! Опять рев пушек, опять канонада! Опять затрещали пулеметы. Что я не могу стоять, неужели ранен, нет, я, кажется, не ранен? Разве контужен? Тоже, кажется, нет, что же это такое держит меня? (кричит) Господи! Мать моя родная! Саша дорогая моя, Саша! Детки мои! Умираю! простите меня, простите ради Христа! Я умираю, о! я умираю! Проклятая война!.. Впрочем, я ведь жив! Неужели после смерти мы так же будем жить, как и теперь живем? Но, может быть, я уже в загробном мире? Нет! Может быть, это и есть ад? Кто знает! Опять я вижу газы, опять слышу канонаду. О! да неужели никогда не будет этой войне конца? Вот передо мною море расстилается, может быть, это картина? Может быть, это театральное представление? Может быть, это сон? Да нет, это прямо-таки реальность, настоящая реальность. Из этого моря поднимаются какие-то чудовища, о, какие страшные! (бледнеет) Да это вовсе не чудовища, это люди! Ах! да ведь это люди! Они как будто что-то говорят, да, говорят, говорят! Чу! Что я слышу? Это фараоновское войско, потонувшее в Красном море. Да, это оно, а вот и наше войско, русское, а вот и германское, а вот и турецкое; каким же образом они оказались в море? Удивительное чудо! Да это вовсе не вода, это кровь!.. Кровь!.. Кровь!.. (кричит) Христос! Скоро ли Ты сойдешь снова на землю? Скоро ли Ты будешь судить наших христиан? О! они, Господи, все антихристы! Все человекоубийцы! О, что это такое? Кто-то землю одевает человеческими внутренностями. О, какое зловоние! Дайте мне скорее, скорее дайте мне одеколону, иначе я умру, тошнит! Да, земля одевается человеческими внутренностями; это ужасно! Да что это такое?! (поет) Я памятью живу с увядшими мечтами, виденья прежних лет толпятся предо мною!.. Опять канонада! ха! ха! ха! Канонада! ха! ха! ха!.. — выдумал же черт войну людскую! Нет! Это не черт выдумал ее, а я думаю, что люди, те самые злые духи… Как теперь моя милая Саша чувствует себя? — молятся ли дети обо мне? (плачет) Говорят, что мы — военные абсолютно испорченные, до мозга костей испорченные люди. Нет, это неправда, раз мы любим кого-нибудь, значит, мы еще совсем не испорчены. Что это такое? Где я своими ногами наступаю, везде я вижу кровь, что это такое? Мне, господа, страшно становится. Хожу ли я — под моими ногами кровь, сижу ли — подо мною кровь, лежу ли я — тоже подо мною кровь, ем ли я — я как будто ем сгустившуюся кровь. Да, теперь я понял, что такое кровь. Я ведь военный человек, а военный человек есть кровопийца, есть разбойник, есть палач; вот что значит кровь! Какая гадкая и мерзкая жизнь военных людей! Они разрушители человеческой жизни, они убийцы! О, они убийцы, убийцы! Да будет проклята, навеки проклята война! Я хочу, чтобы война была проклята! проклята! проклята! Это что такое? это ведь орлы, вороны, ястребы, коршуны! о! сколько их! У! и какие они сильные, у каждого из них в клюве по одному мертвецу. Нет, господа, что-то со мною делается, да, что-то делается (плачет). В ком и чем теперь заключается жизнь? Нет! это одна смерть! О, как тяжело! О, как мучительно! Вся моя душа горит огнем адской муки. Один только Христос меня утешает; кроме Него одного все — ад! все — мука! все — смертельная тоска! Змеи, господа, змеи, о-о-о! Вся земля превратилась в страшную змею! И что странно, я стою на ее ядовитом зубе и яд из этого зуба фонтаном так и обдает меня! Господа! спасите меня, я от этого яда умираю, ха! ха! ха! Господа, умираю! О, умираю! Господа! вы знаете ли, вина и причина всем бедствиям власть! Ведь мы все маленькие кровавые Вильгельмы, Иваны Грозные и подобные им. Каждый из нас хочет быть начальником, хочет быть властелином. Ха! ха! ха! Властелином! Ах, человеческая природа! Да это вовсе не человеческая природа, нет, нет, господа, это дьявольская природа, это сатанинская природа! В самом деле, есть что злее человека? я говорю, есть ли что злее человека, этого святого дьявола, религиозного убийцы! Ха! ха! ха! как метко сказано, религиозного убийцы! Нет, господа, дьяволов нет, понимаете, дьяволов нет! нет! нет! а то, что мы называем дьяволом, — это мы, люди! Мы воплощение зла! Мы мировые кровавые разрушители жизни! Вот опять канонада! — вот опять затрещали пулеметы! о ужас! Стой, стой, господа офицеры, врассыпную! (насвистывает какую-то арию) Знаете, что теперь чувствуют все зачинщики этой войны, этой кровавой народной бойни? Я говорю, что они теперь в себе чувствуют? О, они начальники, самые старшие начальники зла на земле! Они гигантские кровавые пиявки! Они боги смерти! Понимаете, они боги смерти! боги смерти! Есть Бог жизни, это Христос, а владыки мира сего есть боги смерти, боги зла, мирового зла! Мирового ужаса! Да будет проклята всякая власть на земле! Да будет проклято, проклято всякое кровавое начальство на земле! О! да будет оно проклято! проклято! проклято!!!»