Тенчой - Исповедь монаха. Пять путей к счастью

Наместник загнал своего коня до смерти и добрался до спасительного храма, но зайти туда не успел, и монгольские войска окружили его.

«Попался, я тебе весь Тибет подарил, а ты чем меня отблагодарил?! Ты вероломно лишил меня всего будущего, а я лишу тебя всего лишь твоей головы!» – и отрубил ему голову.

Хан в горе покинул Тибет и вернулся домой. А тибетский народ до сих пор восхваляет и чтит память своего мудрого и отважного наместника.

Когда я жил в северном Тибете, в провинции Амдо, то встретил одного юношу, бывшего пастуха, и вот что он мне поведал.

«Я был вторым сыном в семье, мой старший брат стал монахом, а потом учителем. В монастыре Лавран его назначили главным попечителем молодого Алака, то есть перерожденца.

Я же пас небольшое стадо овец, благо не нужно было для них никакого загона. Где остановился на ночлег – там и дом. Помогал мне в этом мой верный пес Ингар, что значит «белогрудый», который был из рода знаменитых тибетских мастифов. Он не боялся ни волка, ни стаи волков, мог наброситься на медведя. Если заезжали разбойники, пес мог прыгнуть прямо на лошадь и схватить незваного гостя, что было не просто, поскольку они всегда вооружены гора – железными гирьками на кожаном ремешке, своего рода железными нунчаками. Владеют они ими виртуозно и могут целый час отбиваться от толпы противников, мечущих камни. И ни один из камней не долетит, будет сбит в полете. Если такая гирька и попадала по морде Ингару, он падал навзничь, но тут же вскакивал и бросался на врага вновь. И только если третья попытка оказывалась безуспешной, пес прекращал свои усилия.

Вот с таким надежным и верным охранником я остановился на ночлег высоко в горах, у края небольшого леса. Я поставил армейскую палатку и, накормив собаку, поужинал сушеным мясом с цампой – обжаренной ячменной мукой. Спать я лег в палатке, а Ингар у входа. Проснулся я от топота разбегающихся овец, а собака прижалась ко мне, трясясь от страха и боясь даже подать голос. Я не мог поверить в это, зная, что даже сотня свирепых разбойников не могла бы его так испугать. Я обхватил пса за шею и стал гладить, чтобы успокоить. Тут послышался рев такой силы, что у меня заложило уши и казалось, что зверь находится совсем рядом с палаткой. Собака не выдержала, вырвалась из моих рук, прорвала стену палатки и убежала. Я, еще не придя в себе после такого рева, понял, что нахожусь на волосок от смерти. Хотя смерти я не боялся, но меня так трясло от страха, что зубы стучали друг о дружку и готовы были разлететься в разные стороны. Что это было, я даже не мог предположить, у медведя явно не хватило бы воздуха в легких для такого протяжного рева.

Я весь сжался в комок и стал молиться. И тут увидел на стенке моей палатки тень огромного существа, которое стояло на задних лапах и имело мощную грудную клетку. Светила луна, и тень была отчетливой. Такого я за все мое богатое приключениями детство ни разу не видел, но зато слышал. Это был снежный человек, а по-местному «миргод». Было чувство, что он сейчас навалится и накроет своим огромным телом мою крошечную палатку. Я хотел бежать, но ноги меня не слушались. А он постоял какое-то время, которое мне показалось вечностью, и, резко ударив по дереву, ушел. До самого утра я боялся пошевелиться, все казалось, что исполин услышит, явится опять и уж тогда точно съест меня. Наконец рассвело, я нашел в себе силы выбраться наружу и осмотреться. Не было видно ни одной овцы. На высоте четырех метров из ствола дерева был вырван кусок, огромные когти оставили полосы. На земле я увидел отчетливый след ноги, похожей на человеческую. Я поставил в него одну ступню, а впереди вторую, и там еще оставалось немножко места! Я носил обувь тридцать шестого размера, а существо наверняка имело бы семьдесят шестой размер, если бы носило обувь. Как же мне повезло, что он не решил прогуляться по моей палатке. Сколько я потом ни звал свою собаку, ее нигде не было. Вернулась она через сутки голодная, тихая и виновато скулящая. После того я еще три дня собирал овец. Случай этот произвел на меня неизгладимое впечатление, и как только я его вспоминаю, меня сразу бросает в дрожь, а ладони начинают потеть».

Рассказал мне эту историю генерал Григорий Владимирович.

Однажды он совершал восхождение в Гималаях. Он шел с большой группой альпинистов до стояночной базы для подъема на Эверест. Им приходилось переходить большие ущелья по канатным мостикам. Ущелья порой были бездонными, только шум горных рек доносился снизу. Когда идешь по мосту, он раскачивается и нужно постоянно держаться за боковые веревки. Иногда навстречу может попасться тибетский як с огромными рогами, который даже не останавливается и идет, как король. Тогда приходится проходить, прижимаясь к краю моста.

Группу вел бесстрашный проводник-шерпа, весь покрытый шрамами. Однажды Григорий заметил, что канаты на одном мосту очень старые и в некоторых местах завязаны узлами.

– А слушай, друг, у вас тут не было случаев, чтоб канат разорвался?

– Не волнуйся, как только он разрывается, мы его сразу завязываем, ответил проводник, не улыбнувшись.

Мой друг Григорий Владимирович – заядлый альпинист. Любит таскать тяжелые рюкзаки и ночевать в спальнике на высоте более трех тысяч метров.

Однажды с ним произошел весьма неожиданный случай. Он был в Непале в базовом лагере у подножья горы Эверест. Его пораженный кариесом зуб стал очень сильно беспокоить, и боль усиливалась при надавливании на зуб, особенно при жевании и при попытке постучать по нему вилкой. Образовался отек слизистой вокруг зуба, припухла щека – тут он понял, это и есть флюс. Флюс происходит от немецкого слова Fluss и на языке оригинала означает «поток, течение». Боль становилась нестерпимой, а температура тела дошла до 38 °C. Посетить специалиста, который назначил бы лечение, не было возможности, так как до населенного пункта было несколько сот километров. Он сделал повязку и выпил антибиотики.

Его группа пошла на экскурсию в горный буддийский монастырь. Григорий Владимирович, не желая оставаться один, тоже присоединился. Сначала всех пригласили внутрь храма, показали алтарь и огромную статую Будды. На выходе старый монах поманил Григория пальцем и завел в свою келью. Попросил открыть рот и грязным пальцем, взяв какую-то подозрительную вязкость, залез им в его рот. «Лишь бы дело не дошло до осложнения, – подумал про себя Григорий.

Сначала отек слегка увеличился, но на следующий день, как не странно, исчез. В течение нескольких часов распирающая боль в надкостнице утихла, а температура восстановилась.