Данила Зайцев - Повесть и житие Данилы Терентьевича Зайцева

– Будет поздно, братуха.

– Да ничего, не торопись. – Я на своим, он на своим настаивает, ну я согласился, мы позавтракали и отправились.

В пути я не вытерпел и сказал Степану:

– Братуха, ты прости, но я ночевал в отеле. – Вижу, что его ошарашил.

– А почему так сделал? Что, у нас места нет ночевать?

– Дело не в том. Что я, не вижу, что вы коситесь?

– Ты что, Данила!

– Братуха, ничто. Ты ведёшь себя как брат родной, но твоя Александра дуется, и вы думаете, кого-то обманете? Нет, вы сами себя обманете. Вы нас заставляете, чтобы к вам больше не заезжали. И как, по-твоему, ето хорошо? Придёт время – Данила проедет нимо и не заедет к вам, но вы узнаете от людей, и как будет, легко? Спомни, когда мы были маленьки, деда с бабой разошлись ради детей, и крёстной приезжал в Важе-Асуель, он к нам не заехал. Как было, легко?

– Да нет.

– Ну вот теперь подумай хороше́нь, что нам делить между собой? Мама и сестра тоже обошлись по-холодному. Вы не забудьте, я теперь не один, у меня куча детей и внучат, я никем не нуждаюсь, но не забывай: мы прямоя ро́дство, а свой поневоле друг. Вы всё ишо на меня негодуете, что с нами случилось в Боливии. Ты, Степан, чётко знаешь, что я невинный, но закрываешься: на кого-то надо сложить всю вину. Не я ли вас просил: давайте обратимся во все соборы, нет – вы обои улизнули с Илюшкой, но я своёго добился, я всё равно вывел на собор Илюшку и заставил рассказать правду, хоть он и хотел коя-что скрыть, но я не дал. Теперь у меня легко на сердце, а вы что хочете думайте. И ишо, братуха, у вас начинается закваска с Тимофеям [367], спомни, мои слова сбываются: ето возрождается шарыповской душок, он уже начинает дискриминировать беззащитных.

– Да, ето правды.

– Ну вот подожди, у него пять сынков уже женатых, долго время не пройдёт, оне возмужают, а други́ подрастут, вот тогда увидишь, как он повернёт.

– Да, он уже ето строит, ни с кем не советуется, всё на свой лад, загордел, сделался недоступным.

– Братуха, ето всё светочки, ягодки все впереди. И вы все останетесь без защиты. Ты спомни, когда я просился к нему в собор, он все силы ло́жил, чтобы меня не принять, ему лидеров не надо, он чётко знат, что меня он не переборет, и я ему мешаюсь, а ето полный самолюб. Ну вот давайте враждовать между собой, чтобы нас переломали всех по одному. Вот, братуха, надо задуматься: а не взять ли пример с добрых людей, хто дружно живёт, а нам добра не пережить.

– Да, Данила, ты прав. А ты знашь, что Илюшка сидит в тюрме?

– Да, всё знаю. Он даже деняг просил, чтобы я его выкупил из тюрмы, но он заработал, пускай получает и ума покопит. Я даже к нему не заехал. Конечно, больно, но он мне не сын, я его не отец. Когда ума накопит и увижу, что он живёт честно, толькя тогда могу простить ему. Говорят, что он кого-то убил, всяки-разны слухи, но мне не нужно. Заработал – получай.

– Данила, прости, жену разражают Чупряты.

– Ох, братуха, ты рази забыл, как оне с тобой поступали в ранешные времена? Оне всех критикуют, но ты их задень – тогда увидишь, что будет. Оне между собой дерутся и пьянствуют, и все злоебучия, но не подойди – все оши́харят [368]. А мы что, Зайчаты? Все один по одному, выживай как хошь. Вот, братуха, сознаюсь тебе: я не в Зайцевых, не в Захарьевых, а в Шутовых. Я споминаю стариков, когда оне говорили тяте и маме: он у вас в Шутовых, а чичас понял, в чём дело, и радуюсь, что я в Шутовых. А ты спомни бабу Евдокею и деда Ефима и историю про прадеда Савелия, а прапрадед Иларивон – ето наша гордость. Так вот, братуха, стоит нам задуматься глубо́ко.

Мы доехали до Роки, я Степана оставил, а сам поехал дальше, машину сдал в Неукене, сам взял автобус и поехал в Мендосу. Танюшку не стал разыскивать, не ма́ленькя, сама приедет. В Мендосе пошёл в Коммерческую палату, подал визитку, мня сразу принял начальник. Речь зашла о виноградникав и о винах. Оказывается, Россия уже здесь покупает вино, но толькя разливноя, и выбор здесь очень большой, и цены разны. Начальник спрашивает:

– На сколь время думаете остаться в Мендосе?

– Толькя сегодня.

– Но тогда ничего не выйдет, чтобы разные бодеги [369]показать. Сперва надо ето всё организовать, на ето понадобится три-четыре дня.

– Хорошо, ето наш первый визит, на следующай раз приедет комитива [370]лично по бизнесу.

– Хорошо, мы вас ждём.

– Большая вам благодарность за потерянноя время со мной.

– Нет, ничего, заходите всегда.

– Большоя спасибо.

Я отправился в Буенос-Айрес, у меня хранились адреса ранешны – о племенных дойны́х коров же́рсей, я разыскал етот центр комплексов же́рсей. Да, коровы племенны есть, но не боле сотне можно купить, цены по полторы тысяч долларов за кажду, и то с разных хозяйствах. Пошёл в ИНТА, нашёл ихну библиотеку, взял всю информацию по вырашшиванию: фрукты, ягоды, овощи, разный поле́в – и всю передовую технологию. Разыскал и собак племенных – дого аргентинских, каки́ хошь.

Ну, время на исходе, остаётся два дня до вылету. Я отправился в Монтевидео, там мы встретились с зятям Георгиям с Еленой и с шурином Тимофеям. Он приехал не один, но со своим свояком, етого парня сразу видать, что наркоман. Тимофей обычно, как лиса, заластился, я ему про весь проект рассказал и предложил ему свою деревню организовать, а я во всём помогу. Он заликовал и стал рассказывать, что у него уже боле двадцати семей приготовлено поехать в Россию. «Ну вот, будешь хозяином», а на уме думаю: ну вот, тестюшко-батюшко, вы етого сами захотели, я вас жалею, посмотрю, как ваш сынок вас пожалеет.

– Ну, Тимофей, действуй.

– А что делать, подскажи.

– Не торопись, чичас разрабатыватся программа лично для старообрядсов. Когда ето выйдет, тогда можно будет ехать, а чичас подождите и готовьтесь.

– Хорошо, будем ждать результата. – На етим мы с нём расстались.

На другой день нам вылетать в семнадцать часов, билеты у всех на один рейс, но визы у зятя нету. На следующа утро приходим в консульство Российской Федерации ставить визы.

– Мы сегодня в семнадцать ноль-ноль вылетаем.

– Как так? А где у них приглашение?

– Како́ приглашение? Я представитель старообрядсов, и оне едут на наш проект.

– Подождите, пожалуйста.

Приходит сам консул, Козлов Андрей.

– В чём дело? – Я рассказал. – Но, Данила Терентьевич, во-первых, виза ставится в течение пяти дней, и как без приглашения, мы не можем дать визы.

– Пожалуйста, позовите Белова. – Он позвонил, приходит Белов Димитрий Вадимович.

– Данила Терентьевич, в чём дело? – Я рассказал. – Но, Данила Терентьевич, закон ето есть.

– Димитрий Вадимович, вы сами меня просили быть представителям, я за двадцать дней объехал четыре страны, нигде не отдохнул, и 30-го мне надо быть в Москве на конференсыи, вы ето знаете, наш проект вы тоже знаете. И я везу не кого чужого, а зятя и дочь родную, мне их до зарезу надо там.