Данила Зайцев - Повесть и житие Данилы Терентьевича Зайцева

– Пожалуйста, помогите.

– Так, значит, вы и есть Зайцев Данила Терентьевич?

– Да.

– Что с вами случилось?

Я ему кратко рассказал и почему уехали в тайгу. Он мне ответил:

– Подожди, я чичас решу всё.

Он ушёл, я задумался, что ето такоя. Минут через пятнадцать приходит, за нём Алла Димитриевна.

– Данила Терентьевич, как у вас дела?

– Да всё нормально.

– Покинули нас?

– Да, пришлось.

– Ну что, желаем вам успехов, Данила Терентьевич. Когда освободитесь, зайдите, вот контора напротив, вам всё оформют.

– Алла Димитриевна, большоя вам спасибо.

– Да не за что, Данила Терентьевич, – и вышла.

Чиновник закрыл за ней дверь, сял против меня и говорит:

– Данила Терентьевич, мы вас не можем понять. Зачем вы едете суда в Россию? У вас там спокойно живут, а тут вечно непонятно. Мы бы смогли – выехали из етой страны, чичас вышли новыя законы, ишо строже, мы сами не можем разобраться.

– Вот поетому мы и лезем в тайгу.

– Но, Данила Терентьевич, в тайге тоже надо выживать. Ну, желаем вам удачи.

– Я вас сердечно благодарю за откровенность, большоя спасибо.

– Ну что, доброй пути.

– Спасибо.

Я вышел, меня уже ожидали девушки, всё оформили и наказали:

– Етот запрос пойдёт в Красноярск, но там доложна вас оформить принимающа сторона, толькя тогда вам вышлют документы.

– Ну хорошо, большоя спасибо.

Беспалова Елена Николаевна прошла нимо, улыбнулась. Я вышел и задумался. Да, действительно, что-то здесь кроется, много стало понятно. Россия – ето всемирная резерва, она была выключена на сто лет всецело. Не имеешь права даже спилить ни одну лесинку без разрешение. Но об етим будет ниже.

Толькя сам о себе скажу. Нам надо быть крепше и твёрже и хранить своё потомство, чтобы сгодилось для будуща. Да, нелегко, везде дискриминация, смеются, что «бородачи» и «сектанты», но нихто не заглянет в историю, как раньше проживали, тысячелетьи. Но шибко у́мны стали. Я спомнил одного еврея в Аргентине. В 2003 году он мне сказал:

– Мало народ изменился. Сорок лет тому назадь народ ходил с подвязанным платочкям на шее и плётка в руках, чичас одели галстуки и мобильны в руках.

Да, ето факт. Разобраться, чу́дно: для народа борода – ето позор, а мажут харю, показывают задницу и ходют на бесо́вских копытчикав [399]– ето не позор? Превратили человеческий образ в бесо́вский, да ишо конкуренсыя друг перед дружкой. Многи скажут: я с ума спятил, но надо хороше́нь подумать, хто спятил, а я горжусь своёй бородой – по крайней мере Божьяй образ.

Звоню Елене Талгатовне.

– О, Данила, ты где?

– Я в Белгороде. Вы у себя в офисе?

– Да, Данила.

– Можно к вам зайти?

– Да, конечно.

– Ну, я к вам.

– Ждём.

Через час захожу.

– Данила, вы где потерялись?

– Мы очень далеко, в тайге. – И я всё рассказал ей.

– Но почему ты молчал, Данила?

– А потому что не было пользы.

– А как переселение?

– Всё прекратилось.

– Но почему?

– Россия не готова нас принять.

– Ну, Данила, я поражаюсь. Так быстро всё понял.

– Да, пришлось постараться.

– Но а теперь как?

– А помните «Фамилия Ингальс»?

– Да, помню.

– Ну вот ето и у нас получилось.

– И вас ето устраивает?

– Да ишо как! Со зверям легче прожить, чем с человеком.

– Да, чу́дно, Данила. А с Лидияй Ивановной имеешь связь?

– Как уехали – нет, но чичас в Москве свяжусь.

– Она вас потеряла.

– Да, я знаю.

– А ваш тесть где?

– Ничего не знаяю. Ну, простите за всё, Елена Талгатовна, много вам досажали.

– Ничего, Данила, и спасибо, что зашёл.

– Я не мог ето не сделать.

– Вот и хорошо, будет хоро́ша поминка [400].

– Ну, всего вам хорошего.

– Доброй путь, Данила, и передавай семье привет.

– Обязательно. Пока.

Позвонил Алёше и сказал:

– Я в Белгороде.

– Как дела?

– Да всё хорошо.

– Твой тесть грузют вагон и тоже уезжают, в Приморье [401]. Данила, ты заедешь?

– Нет, Алёша, прости.

– А что так?

– Сам знаешь, очень больно. Сколь я от них перетерпел! Лучше не стречаться, и сердце будет на спокое.

– Ну, и как у вас?

– Слава Богу, всё хорошо. А у тебя?

– Да ничего, мы остались в Кошлаковым, вас вспоминам и благодарим, что научили нас жить, бабушки все довольны, что стали молиться боле по правилу.

– Ну вот и слава Богу. Ну, Алёша, оставайтесь с Богом.

– Данила, вам жить с Богом.

Я отправился в Москву. Утром звоню Лидии Ивановне.

– Данила, ты где потерялся?

– Я чичас в Москве, еду с Белгороду.

– Ты можешь ко мне зайти?

– Да, поетому и звоню.

– Но жду.

– Да, я чичас.

Прихожу.

– Данила, что случилось, почему молчал, где вы?

– Матушка моя, всё расскажу. – И я всё рассказал.

– Боже ты мой, но почему ты молчал?

– Лидия Ивановна, ты пойми, здесь в России нет никакой гарантии для переселенсов.

– Но мы бы могли обратиться к Лукину или даже к пресиденту.

– Лидия Ивановна, когда структура гнилая, толку не будет, и зачем трогать вышния органы, один шум, а толку мало. Пе́рво надо насадить хоро́ши корни, и тогда ожидать хороший плод.

– Но Савченко же не виноват?

– Да, губернатор тут не виноват.

– Ну и зашёл бы.

– А сколь я раз обращался, но не допустили.

– Боже ты мой, даже так? Но всё-таки напиши ему писмо.

– Да, ето можно, но дойдёт ли до него?

– Но ты напиши.

– Да, я постараюсь.

– Москвин тоже обиделся, как ни говори, он всё ето затеял.

– Да, ето правда, мне его жалко.

– Но ты к нему зайди.

– Да, обязательно.

– Ну и где вы устроились?

– В Красноярске, в Шушенским биосферным заповеднике, в зоне охраны.

– И сколь от вас населённый пункт?

– Триста кило́метров.

– В тайге, там, где Агафья Лыкова?

– Да, приблизительно, но в другу́ сторону, мы от Тувы сто кило́метров.

– Боже ты мой, вы что, как робинзоны?

– Да, Лидия Ивановна.

– И чем думаете заниматься?

– Пасекой, орехи собирать, травы заготавливать.

– И вас ето устраивает?

– Да.

– Ну а власти будут притеснять?

– Вернёмся в Уругвай.

– Даже так?

– Да.

– А переселение?

– Никакого не будет. Лидия Ивановна, помнишь, я говорил: за старообрядсов лягу во гроб, вот поетому всё и парализовал. Ишо не пришло время для переселение, и Россия не в состояние нас принять.

– Ты думаешь? Отлично. Но, Данила, напиши губернатору писмо.

– Лидия Ивановна, я напишу, но получит ли он?

– А ты напиши, а я через Лукина передам.

– Вот ето подойдёт. Ну хорошо, я напишу. Лидия Ивановна, прости за всё, что так получилось.

– Ну что, Данила, что поделаешь.

– Спасибо тебе за всё, Лидия Ивановна.

– Да не за что.

Я вышел, у меня сердце сжалось. Бедная матушка, как она обижена! И на самом деле, она права: сколь она трудилась для нас, и всё впусту. Но лучше пускай так, нежели многи страдали.