Н Познанский - Заговоры; Опыт исследования происхождения и развития заговорных формул

Существование молитв-заговоров у христианских народов ни сколько не говорит о том, что лица, употребляющие их, считали Бога за существо не всемогущее, которое ожно ограничить в чем нибудь и принудить. Нет, здесь только простое сосуществование двух противоречащих друг другу идей. Это один из примеров тех противоречий, какими кишит вся человеческая природа. Более поздние и высокие религиозные представления м рно уживаются с остатками более раннего состояния. На этой-то почве "мифологического доверия" и возникает та форма заговоров, какую я называю молитвообразной. Это одна из позднейших ступеней заговора. Она также предполагает уже существующей веру в ма ическую силу слова. Но здесь можно найти соприкосновение и с другим элементом, сопровождающим слово и также имеющим магическую силу. Большое сходство заговоров-молитв с молитвами древних дает право искать в последних ответа на интересующий нас вопрос Запомним пока свидетельство Фюстель де Куланжа о том, что особенно надо заботиться о соблюдении ритма, каким должны петься священные формулы. Здесь мы наблюдаем, значит, уже присутствие новых элементов, носителей магической силы, которые в данном случае неразрывно связаны со словом. С этими элементами нам в последствии придется иметь дело, а пока я их оставлю и обращу внимание на другое обстоятельство. В молитве древних одной священной формулы было недостаточно: она сопровождалась еще обрядами, трого определенными до мельчайших подробностей и неизменными. Если, например, при жертвенной молитве упускался хоть один из бесчисленных обрядов, то и жертва теряла всякое значение 8.

Итак, древние священные формулы, обладая тою же магической силой, акую имеют современные заговоры-молитвы, однако нуждались для действительности своей силы кое в чем постороннем слову. В нераздельном могуществе слова появляется брешь. Ему приходится делить свою власть. Прежде всего займемся рассмотрением того, каку роль играло при слове действие. Начать надо с него, во-первых, потому, что оно самый серьезный соперник слова, а во-вторых, потому, что современное состояние заговора представляет более данных для выяснения роли именно этого элемента в чаровании нар ду со словом, чем других. Интересно было бы проследить, как устанавливалась взаимная связь между молитвою и обрядом, наблюдаемая в такой яркой форме у древних. Наверно бы при этом оказались интересные параллели с отношением тех же элементов в заговор . Укажу только на упоминавшуюся уже работу Фрэзера. В ней автор пытается установить происхождение некоторых древних религиозных культов из агрикультурных обрядов, а эти последние в свою очередь объясняет, как чары для обеспечения дождя и урожая. Он г ворит, что все эти весенние и купальские празднества "магические чары, имеющие целью произвести результат, который они драматически изображают" 9. Свою теорию автор подтверждает массою фактов. Подчеркиваю отмеченную им черту драматического изображе ия. С нею мы еще встретимся в заговорах. Насколько велика роль действий при заговорах, видно уже при самом беглом обзоре заговорной литературы.

Следует различать две формы соединения слова и действия. Одна, так сказать, неорганическая. В этом случае и из текста заговора не видно, почему он сопровождается определенным действием, ни из действия не видно, почему при нем именно эти слова, а не другие. Вторая форма связи органическая. Здесь действие и слово представляют как бы два параллельных ряда два способа выражения одной и той же мысли. Последняя форма и дала повод к определению заговора, данному Потебней. Придерживаясь плана перехода от видов заговора, где слово более свободно от примеси других элементов, к видам, в каких самостоятельнос ь его постепенно исчезает, следовало бы теперь рассмотреть заговоры с эпическим элементом. Хотя громадное большинство их утратило параллельное действие, но все-таки следы его часто видны еще в эпической части. Однако, лучше будет пока оставить эти заг воры в стороне, так как вопрос о том, действительно ли они сохранили указание на утерянное действие, является пока спорным. Поэтому я обойду эпические заговоры, а прийду прямо к параллелистическим формулам без эпической части. Эти заговоры, с одной с ороны, стоят в самой тесной связи с эпическими заговорами, а с другой, часто сохраняют при себе действие или же, если утрачивают, то следы прежнего существования его бесспорны. После же того, как будет установлено, что присутствие действия при загово е было некогда необходимым условием, вернусь к эпическим формулам и постараюсь показать, что и в них часто сохраняются следы забытого действия. Потебня, поясняя психологию возникновения заговора, приводит такой пример. Когда хочешь заговорить маток, тобы сидели, "найди приколень що коня припинають, и выйми его из землi и мов так: "як тое бидло було припъяте, немогло пiйти вiд того мiста нiгде, так би мои матки немогли вийти вiд пасiки, вiд мене Р. Б." 10. Здесь действие и слово выражают одну мысль. Потебня думает, что действие предназначено только выразить мысль более ярко. По его толкованию, в сущности опять сводится к тому же Wunsch, о котором говорил Крушевский. Сила заговора - в выражении желания. Действие играет только служебную роль, представляя из себя как бы более яркую иллюстрацию этого желания. Вряд ли это так.

Сопоставляя этот пример с рядом других, ему подобных, можно заметить, что действию придавалось большее значение, чем простая иллюстрация мысли. Между действием и предметом, на который направляются чары, усматривается какая-то связь. Связь между двумя явлениями. И если в одном произвести какую-нибудь перемену, то соответственная перемена последует и в другом. В примере Потебни это не так ясно видно. Действие здесь как бы заслоняется словом. Поищем других примеров, где бы оно определеннее выступало в своей роли. У Романова заговор от "вогнику" читается так: "Огнища, огнища, возьми свое вогнища. Як етому огню загорець и потухнуць, ничого ня быць, так и етой боли у р ба божа каб ня було, - и обсохнуць и обсыпатца". Казаць, обводзючи кружка вогника первым угарочком из лучины" 11. Здесь яснее видно, что между двумя явлениями усматривается какая-то связь, и при совершении одного ждут совершения и другого. Лучина пог рит, потухнет и осыплется. Так же и вогник: погорит, потухнет и осыплется. Таков же смысл и другого обряда, наблюдающегося при лечении "огника". Больного ребенка подводят к топящейся печке и хлопком, сначала зажженным, потом потушенным в саже, мажут ольное место 12.

Если хочешь вывести мором скотину, то должен кудель пряжи прясть наоборот и говорить: "jak sie to wrzeciono kreci, niechaj sie bydlo i owce wykreca z domy N." 13. Ячмень лечат так. Бросают в печь зерна ячменя и говорят: "Як сей ячмень сгорае, так нароженному, молитвенному, хрещеному N ячменець из глаз исхожае" 14. Чтобы лен рос высок, в пашню весной втыкают кленовые ветки, приговаривая: jak dziarewo klon, daj nam, Boze, lon" 15! Чтобы поселить раздор между мужем и женой, надо взять сучек двойняжку, разломить его надвое, одну часть сжечь, а другую закопать в землю с приговором: "Как двум этим часточкам не срастись и не сойтись, так же рабе божией (им. р.) с рабом божим (им. р ) не сходиться и не встречаться навечно" 16.