Н Познанский - Заговоры; Опыт исследования происхождения и развития заговорных формул

Fieber, blieb aus,

Ich bin nicht zu Haus *60.

Однако же несомненно, что когда-то этот заговор имел вид песни и примыкал к песням, заклинающим весну. Именно эти песни связаны с обрядом печения птиц из теста (кулики, аисты, жаворонки). В них настойчиво повторяется мотив обращения к птице с просьбо принести весну. промежуточную стадию между песней и заговором представляет следующая редакция этого мотива. "Ой вылынь, вылынь, гоголю! вынеси лето з собою, вынеси лето, летечко и зеленее житечко, хрещатенький борвиночок и запашненький василечок" *61! Ефименко помещает ее среди заклинаний. Аничков называет чем-то "в роде заговора или присказки" *62. Но вот заговор уже в форме настоящей песни, исполнявшейся уже в 60-х годах прошлого столетия в Саратовской губ. Для пения ее мальчики и девочки взбирались на крыши изб с жаворонками из теста.

"Жаворонки, жавороночки!

Прилетите к нам,

Принесите нам,

Лето теплое,

Унесите от нас

Зиму холодную;

Нам холодная зима

Надоскучила,

Руки, ноги отморозила" *63!

Чаще всего теперь подобные песни или присказки исполняются детьми. Но раньше это было обязанностью взрослых. "Самый обряд закликания сохранился в Белоруссии и некоторых местах Великороссии. На Евдокию (1-го марта), на 40 мучеников (9-го марта) или на Благовещение (25-го марта) молодежь собирается на пригорках, крышах амбаров и вообще на возвышенных местах и тут распевает особые песни. Кое-где этот обряд тянется весь великий пост, и хоры разных деревень перекликаются так, чтобы пение их не умолкал и где-нибудь, хоть вдалеке, да слышалась песня. В Буйском уезде Костромской губ., по словам Снегирева, девушки совершали свое закликание, стоя по пояс в воде, или, если еще не растаял лед, то вокруг проруби. Обряд этот производился иногда рано утром еще до восхода солнца" *64.

Обратный процесс - переход заговора в обрядовую песню, может наблюдаться на следующем примере. У сербов существует обряд "на ранило", близко подходящий к русскому "кликанью", "гуканью" весны. В песнях, поющихся при обряде, часто фигурирует припев "Ра о наjрано!" или "Рано, ранано!" Аничков в ряду других песен, относящихся к этому обряду, приводит одну чешскую, которую произносят перед восходом солнца в поле на Великую Пятницу, стоя на коленях.

Rano, rano, ranicko,

Driv nez vislo slunecko,

Zide pana Iezise jali.

On se tras, oni se ho ptali:

Pane mas-li zimici?

"Nemam, onez miti bude,

Kdo na mou smrt pamatowat bude" *65.

По поводу нее исследователь замечает: "В этой странной песне сохранился все-таки напев, соответствующий нашему "рано ой рано" и сербскому "рано наjрано" *66. Если бы это была песня, то она действительно была бы странной. Но в том-то и дело, что это н песня. Не даром при исполнении ее не поют, а говорят. И наверное ее никогда не пели. Это наглядное доказательство того, что заговоры не обломки певшихся когда-то заклинаний, а песенная форма их явление позднейшее. Даже получивши такую форму, они все таки не поются. Аничкова, очевидно, песенная форма и ввела в заблуждение. Она сблизила апокрифический рассказ с песней. А начальные стихи

Rano, rano, ranicko,

Driv nez vislo slunecko,

и обстоятельства, при которых заговор произносится, дали повод отнести его к ряду песен "на ранило". Но это все-таки не обрядовая песня, а простой заговор от трясовиц, лихорадки. Мотив трясущегося и вопрошаемого Христа получил общеевропейское распрос ранение в заговорах этого рода. Первоначально он не был стихотворным, а представлял простой апокрифический рассказ. Потом уже "сговорился" в стих. Совершенно то же самое произошло, как было отмечено выше, с апокрифическим "сном Богородицы". Подобной е переработке подверглись и многие другие апокрифические сюжеты. Особенно это наблюдается на Западе. На Западе главным образом распространен и мотив вопрошаемого Христа. У нас - преимущественно в Малороссии.

Наверное, пришел с Запада. En Bourbonnais

"Quand Jesus portait sa criox, survint un juif nomme Marc-Antonie, qui lui dit: "Jesus tu trembles". Jesus lui repondit: "Non, je ne tremble ni ne frissonne, et celui qui prononcera ces paroles dans son coeur, n'aura jamais ni fievre, ni frisson: Dieu a commande auh fievres tertresses; fievre quarte, fievre infermittente, fievre puer-puerale, de se retirer du corps de cette personne. Jesus, Marie, Jesus" *67.

Заговор читается и до, и после восхода солнца. Знают такие заговоры и англичане:

When our Saviour Christ Saw the Cross where on he was to be Crusified his body shaked the Juse said unto him: sure you have got the Ague. Jesus answered and said whatsoever believeth in me and wereth these words shall never have the ague nor fever. Amen. Amen. Amen *68.

Тот же мотив встречается и в наших заговорах, хотя и в несколько измененном виде. Так, одна молитва от трясавиц начинается: "Во святую и великую пятницу, егда распяша жидове Господа нашего И. Хр. С. Б., он же на кресте висяще и дрожаше, а жидове у креста Господня стояще и мучаху Господа рекоща Иисусу: "что дрожиши", Иисус же рече им: - дрожу ради великия немощи, студеныя трясавицы. - Иисус же Христос моляся ко Отцу своему глаголя: - Отче, молю тя о всех людях страсть мою поминающих и сею болезнию страждущих, избави их от тоя, и сию мою молитву кто при себе носяще от всех трясавиц, да будет больным Иисус исцеление, гр шным спасение, немощным избавление..." *69. Еще большее изменение молитвы находим в Малороссии. "У неделю рано, як сонце сходило, Христа до Ратуша приведено. Стали его вязати и в стовпа мордовати. Стоить Жид, трясетьця. "Чого ты, жиде, боисься?" - "Я не боюсь, только в мене руки иноги трясутьця. Царь Давыд позаганяв Иродовы дочки в каменни горы, став их каменовати и печатовати. Хто те можеть знати, од ныне и до веку у него не можеть вона бувати" *70. Из русских редакций видно и то, почему чешская редакция начинается словами Rano, rano, ranicko...

а также почему обряд приурочен к Великой пятнице. в "Великую пятницу", "рано, як сонце сходило" происходит описываемое событие. Следовательно, начало чешского стиха вовсе не является остатком запева "на ранило", а приурочение обряда к весне не свидет льствует о принадлежности его к весенним обрядам. Оно согласуется в этом случае с церковным преданием. Кроме такого взаимодействия между песнями и заговорами существует между ними тесное родство с точки зрения самых приемов творчества и результатов их. Отмечу три главных точки соприкосновения: 1) слово на первых ступенях служит более наглядным выражен ем смысла обряда, 2) песня принимает вид пожелания, выраженного в форме сравнения, и произносится с целью вызвать желанное, 3) оправдание обряда мифом (как в заговоре, так и в песне действующие лица святые). Разница почти всегда замечается в том, что в песнях-заклинаниях лирический элемент берет верх над эпическим. О причине такого явления было уже говорено. В виду того, что обрядовая песня давно уже утратила свой первоначальный вид, подверглась сложным перерождениям, трудно будет подыскать приме ы, подтверждающие враз все 3 положения. Чаще всего неясности касаются третьего пункта. Начнем с песен, сопровождающих обряд заклинания дождя, сходный у всех почти европейских народов. Исследовал его магический характер Фрэзер, потом Аничков. Суть обряда сводится к обливанию водой убранного в зелень человека. Вернее даже обливанию зел ни, что изображало орошение ее дождем. Человек убираться зеленью стал уже после. У венгерских румын во время засухи женщины убирают цветами девочку и ходят с ней по деревне. При этом девочку поливают (arrosen - обрызгивают!) водой и поют. Вот французcкий перевод песни: