И. Носов - Диадох, Феолипт, Симеон Н. Богослов, Илья Экдик

61

Когда душа гневом возмущается или объядением смущается, или недовольством тяжким тревожится, не может ум держать – пусть кто себя и принудить хочет – память о Господе Иисусе: весь лютостью страстей омрачась, пребывает он совершенно чуждым своего чувства, и желание не имеет где запечатлеть свою печать, чтобы при жестокой памяти о бывающей от страстей дикости мышления ум нес устроение раздумья незабвенно. А если вне этого будет – даже если забвением вожделенное ненадолго незаметно украдется, тут воспользовавшись своим свободным движением, снова с теплотой он примется за эту многожеланную и спасительную охоту: имеет тогда с собой свою радость душа, и поучающую, и совопиющую – «Господи Иисусе», как когда мать указывает, а затем поучается со своим отрождением имени отца, пока вместо другой не входит она в навык, как подобающая младенцам – отца, даже когда спит, звать, беседы. И говорит апостол: «Так Дух помогает нам в немощи нашей; ведь о чем молиться, как подобает, не знаем, но сам Дух неизреченными воздыханиями ходатайствует за нас». Пока при усовершенствовании молитвенной добродетели мы младенчествуем – во всем себе требуем помощи, чтобы всеми нашими помыслами, от всего расположения охватывающими и радующимися, к Его неизреченному удовольствию, и к памяти о Боге и нашем Отце, и любви мы подвигались – поэтому когда Им Бога Отца располагаемся звать, в себе непрестанно восклицаем: «Авва Отче!» – как снова говорит божественный Павел.

62

Обычно гнев более других страстей смущает и возмущает душу – но бывает, великую ей приносит пользу. Когда против нечествующих или иначе бесчинствующих, чтобы были спасены или устыдились, его без смущения мы употребим – ходатайствуем прибавление ей кротости, потому что с намерением Бога о благости и праведности совершенно сходимся; и когда женоподобие ее сурово подвергаем гневу – часто получаем мужество против греха; и когда в сильном упадке духа бесу тления вдохновенно запретив, выше возношения смерти рассудим – нельзя сомневаться; чему Господь да научит нас дважды: когда аду в Духе Он запретил и себя возмутил – хотя без возмущения одним желанием творит все необходимое, так душу Лазаря телу Он возвратил; и мне кажется, что здравомысленный гнев скорее как оружие предоставлен нашей природе от создавшего нас Бога, который если Ева употребила бы против змея – никак не воздействовалась бы тем страстным удовольствием; и мне видится, что по ревности к благочестию вместе со здравомыслием использующий гнев – на весах воздаяния всегда обретется более искусным, чем из-за труднодвижимости ума совершенно в гнев не подвигающийся. Второй явится с необученным управлением человеческого ума, а первый всегда в страхе Бога учась воздержанию и сражаясь на конях добродетели, в центр строя бесов ведет колесницу, которую при взятии божественного Илии обретем в Писании нареченной колесницей-Израилем: прежним иудеям четыре добродетели хорошо показал, обратившись, Бог – и на огненной колеснице взят был такой здравомыслящий мудрости питомец, свои, кажется мне, добродетели как лошадей употребивший в Духе, подхватившем его дуновением огня.

63

К святому вниманию приобщившийся и сладости Бога вкусивший не должен возводить на кого-то суд и отсуживать, пусть и то, во что он одет, отнимут – ведь праведность князей мира сего всецело побеждена праведностью Бога – точнее, перед правдой Бога она – ничто. И какая разница между питомцами Бога и людьми века сего как не та, что перед праведностью – их правда оказывается несовершенной, так что одной называться «человеческой правдой», а другой – «божественной праведностью». И наш Господь Иисус не только «укоряем, в ответ не укорял, и страдая, не запрещал», но и отъятие одежды молча стерпел и, скажу больше, Отцу говорил о спасении злодеев; а житейские люди отсуживать не прекратят, пока даже с прибылью к прежнему не возьмут вещи. Так часто их правда, особенно когда на долг взять проценты – начало великой неправды.

64

Нельзя, слышал я от благоговейных вещающих, позволить первым встречным расхитить то, что мы имеем для проживания своих или для спокойствия бедных – особенно если так страдаем от христиан, да не поспособствуем бестолковости нас обижающих, через которых зло терпим. Это не что иное, как по неразумному поводу своего желать больше, чем самого себя – ведь если прекратив молитву и прилежание к своему сердцу, возведу суд на хотящих выказать мне зло – помалу я начну и «проводить суд в преддворье», естественно потому, что защищаемое считаю важнее своего спасения, да не скажу – самой спасительной заповеди. Как я всецело последую повелению Благой вести, велящей мне, «у забирающего твое не забирай», если по апостольскому слову с радостью не потерплю отбирание имеющихся у меня вещей; и никто, отсудив и сколько хотелось отобрав, не освободит от бестолковости лихоимца? Тленные суждения нетленный суд Бога предуставить не могут; подсудный всегда исполняет законы те, по которым ему за вину ответить придется. Значит, насилие хотящих нас обидеть хорошо перенести и молиться за них, чтобы через раскаяние, а не через отдачу нашего, которое отняли, снят был упрек лихоимства: праведность Господа хочет лихоимца, а не лихое имение некогда через раскаяние отобрать у бестолковости свободным.

65

Весьма достойно и всегда в помощь, познав путь благочестия, тотчас нам все сущее у нас продать и от этих денег по Господней заповеди помочь бедным – без того, чтобы из-за желания заповедь исполнять всегда, повеление Спасителя не слушать. От этого сначала нам будет добрая беззаботность, а потом – ненаветная бедность, которая любой неправды и любого суда рассуждает выше по уже не имению нами огня, возгорающегося у имеющих избыток материального; и более других добродетелей смиренномыслие согреет нас и ставших нагими на своем лоне упокоит – согреет как мать, принявшая дитя в свои объятия, когда по младенческой простоте оно далеко отбросит совлеченную одежду, по великому беззлобию более наготой, чем пестротой одеяния тешась: «Господь хранит младенцев. Я смирился – и Он спас меня».

66

Господь взыщет с нас слово о милостыни всецело по тому, что мы имеем – не по тому, чего не имеем; и если то, что я имел дать за долгое время, по страху Бога и по доброте за краткое время расточу, о чем еще, ничего не имея, буду спрошен? Но скажут: «Откуда далее помилуются привыкшие помалу получать помощь из наших устроенных бедные?» – Такой пусть научится из-за своего сребролюбия Бога не упрекать. Не оскудеет Бог, как от начала устраивающий свое творение. И до того, как тот или другой подвиглись к милости, нищие крова и пищи не лишались; и по познанию этого свои желания возненавидевшим хорошо через благое служение нерассудительную похвальбу от богатства отвергнуть – что и есть возненавидеть свою душу; и радуясь о рассеянии денег, и ничего доброго не делая, нашу душу мы весьма уничижим. Пока изобилуем деньгами, мы слишком радуемся, потому что в нас присутствует действие блага при их расточении и радушном служении божественному повелению, а когда все исчерпаем – безмерная печаль и смирение придут к нам, как ничего достойного праведности не делающим, и далее в великом смирении душа обратится на себя, и то, что за день не имеет стяжать от милостыни – обретет себе от терпения, смиренномыслия и трудной молитвы: «Нищий и убогий вознесет имя Твое, Господи». Дар богоразумия приготовится Богом тому, кто сам приготовит себя так, чтобы все бывающее у него отдать ради славы Благой вести Бога, чтобы в боголюбивой бедности нести Благую весть о богатстве царствования Бога. Сказавший, «благость Твою приготовил нищему, Боже», и добавивший, «благовествующему Господь даст слово с силой великой», на это ясно указал.