Сборник - Житие старца Серафима Саровской обители иеромонаха, пустынножителя и затворника. С приложением его наставлений и келейного молитвенного правила

Потом она вынула остаток своего достояния, состоящий из двух мешочков, один с золотыми, другой с серебряными монетами и, вручая их о. Пахомию, сказала: «Прими этот сиротский участок для употребления в их пользу: сами они не могут еще употребить его благоразумно и как бы следовало на пользу общую, а вы по опыту знаете куда и на что употребить». Возвращаясь из Лемети, старцы нашли монахиню Александру умершей и едва-едва поспели к ее погребению. По обычаю после погребения была трапеза. О. Серафим не остался тогда в Дивееве даже покушать для подкрепления сил своих, но пешком воротился один в Саровскую обитель, которая отстоит от Дивеева на расстоянии 12 верст. Так он постоянно отличался воздержанием не только в обители, но и за ее стенами.

До такого состояния духовной трезвенности, постнического воздержания, неусыпной молитвы и постоянных трудов не иначе можно было дойти как путем долговременного самоотвержения и непрестанным принуждением себя к иноческому доброделанию. Отец Серафим, можно сказать с детства трудился над собой, воспитывал себя в этом духе, и вся прошлая жизнь его была, так сказать, лестницей к настоящей степени подвижничества. Но будущее готовило ему подвиги и труды гораздо выше. Обращаясь к прошлому о. Серафим видел над своей головой особый покров Пресвятой Богородицы и попечение Божественного провидения. Теперь искушения едва ли бы могли отвлечь сердце его, привязанное к Богу, с пути строгого благочестия. Между тем промысл Божий нашел нужным в виду новых труднейших подвигов подкрепить ревность его духовными видениями. Чистота сердца, воздержание, постоянное возвышение души к Богу соделали его способным к созерцанию их. В записках напечатанных в «Маяке» 1844 года (книга XXXII), говорится, что о. Серафим в сане иеродиакона, по временам видел при церковных служениях св. ангелов, сослужащих и поющих с братией. Они принимали образы молниобразных юношей, облеченных в белые златотканные одежды; но пения их нельзя уподобить никакой гармонии на земле. Дивное впечатление производили на его душу сии видения! Бысть сердце мое, – говорит он, – яко воск тая от неизреченной радости. И не помнил я ничего от такой радости; помнил только как входил в святую церковь да выходил из нее». Особенно поразительно было одно видение, которое мы расскажем здесь приблизительно к словам самого старца Серафима, как этот рассказ изложен в упомянутых записках Саровского инока того времени:

«Еще поведаю тебе, радость моя, преславное видение мне, убогому, бывшее. Только дай слово, что ты слышанное от меня никому не откроешь».

Собеседник же вероятно сам автор записок, поклонившись старцу, дал обещание скрывать тайну. Но о. Серафим, предугадывая, что она может быть открыта после его (те. Серафимовой) смерти, подтвердил: «Ты с тем и умри, никому не говори». Собеседник поклонился святому старцу в знак согласия с ним в ноги, и слезы невольно потекли от умиления из очей его [6] Рассказ этот, как заметно, против воли самого собеседника сделался известным после его смерти. … Старец же продолжал:

«Случилось мне служить с отцом Пахомием и казначеем Иосифом во святой великий четверток. Божественная литургия началась в два часа по полудни и обыкновенно – вечернею. После малого выхода и паремий возгласил я, убогий, у святого престола: Господи, спаси благочестивые и услыши ны, и вошедши в царские врата, навел на предстоящих орарем и возгласил: и во веки веков. Тут озарил меня свет как луч солнечный. Обратив глаза на сияние, я увидел Господа Бога нашего Иисуса Христа в образе Сына человеческого в славе, сияющего, светлее солнца, неизреченным светом и окруженного как бы роем пчел, небесными силами: ангелами, архангелами, херувимами и серафимами. От западных церковных врат Он шел по воздуху, остановился против амвона и воздвигши Свои руки, благословил служащих и молящихся. Затем Он вступил в местный образ, что близ царских врат. Сердце мое возрадовалось тогда чисто, просвещенно, в сладости любви к Господу».

От сего таинственного видения о. Серафим мгновенно изменился видом – и не мог ни с места сойти, ни слова проговорить. Многие это заметили и, конечно, никто не понимал настоящей причины явления. Тотчас два иеродиакона подошли, взяли о. Серафима под руки и ввели во св. алтарь. Около двух часов стоял после того о. Серафим на одном месте неподвижно. Только лицо его поминутно изменялось: то покрывала его белизна, подобная снегу, то переливался на нем румянец. И долго он не мог ничего проговорить, созерцая в душе дивное посещение Божие и услаждаясь благодатными его утешениями.

Весьма замечательно, что видение сие пало на такое время литургии, в которое входом священнослужителей в алтарь изображается вшествие их как бы в самое небо; когда в тайной молитве священник просит Господа: сотвори со входом нашим входу св. ангелов быти сослужащих нам и сославословящих Твою благость, когда поется и Ангельская песнь: Святый Боже, Святый крепкий, Святый бессмертный, помилуй нас. Это видение показало, что не всуе мы веруем, что силы небесные с нами невидимо служат при Божественной литургии. И всякий молящийся в храме Божием, должен думать, что он молится как бы на небе вместе с ангелами. Нет сомнения, что ревность отца Серафима такими небесными утешениями сильнее укреплялась в трудных подвигах иноческого доброделания. Они воскрыляли в нем больше и больше желания к житию созерцательному. Видение могло иметь и печальные последствия для нравственности отца Серафима. Подумай только он о себе будто теперь уже свят, достиг высокого совершенства жизни и не имеет нужды в дальнейшем преуспении, тогда все его труды пред Богом превратились бы в тщету и ничтожество, рассыпались как прах, возметаемый ветром. Но о. Серафим имел хороших руководителей, к которым питал совершенное доверие и которые были его воспитателями в иноческой жизни. Служившие литургию старцы Пахомий и Иосиф спрашивали: «Что такое случилось с ним?» Им казалось не почувствовал ли он неожиданно слабости сил, которая так естественно могла случиться во святой великий четверток после продолжительного поста, при том уважении, какое питал к нему издавна о. Серафим. О. Серафим привык относиться к этим двум старцам с детской доверчивостью: он поведал им свое видение как было. Опытные в духовной жизни старцы сложили рассказ сей в сердце своем. А отцу Серафиму внушили, чтобы он не возгордился, не дал в своей душе места пагубной мысли о каком-нибудь своем достоинстве пред Богом, и утвердили его в духовном настроении самоуничижения и смиренномудрия.

Ограждаемый смирением, о. Серафим восходил от силы в силу в духовной жизни. Его смиренномудрие, иноческие труды, прежде сокровенные, теперь стали как будто заметнее, тверже. Мы уже видели, что еще послушником отец Серафим удалялся в Саровский лес и в сокровенной куще погружался в богомыслие. Теперь для него устроена была там же уединенная келия. Как иеродиакон, обязанный служением в храме и послушаниями по монастырю, о. Серафим не мог еще, да и не созрел, может быть, настолько, чтобы совершенно сделаться пустынником. И так он дни с утра до вечера проводил в монастыре, совершая службы, исполняя монастырские правила и послушания. Вечером же, когда мог принадлежать самому себе, удалялся в пустынную келью и там ночное время проводил в молитве; а рано утром опять являлся в монастырь для исполнения своих обязанностей. Иные маломощные духом братия могли, пожалуй, позавидовать, но никто не имел основания оскорбиться его подвигами; ибо отец Серафим не заставлял других трудиться за себя, свято исполняя все свои, и личные и братские обязанности относительно обители.