Игорь Малин - ИЗ ГЛУБИН ГРЕХА В ОТЧИЙ ДОМ Проповеди, интервью, доклады

Согласно. этому трактату, существует семь разновидностей ада (геенны), каждый из которых разделяется на семь помещений для огня и -семь для града. Более того, в каждом отделении семь тысяч ущелий, в каждом ущелье по семь тысяч скорпионов, у каждого из которых имеется в наличие по триста ребер, в каждом из которых по семь тысяч ковшей с желчью и предназначенных для грешников.

Наконец, в книге «Разиэль», повествуется о размерах геенны, ее глубина триста лет ходьбы, а огонь от перехода из отделения в отделение возрастает в шестьдесят один раз [39] Еврейская энциклопедия в 16–ти тт.: Т. 1. — М.: Терра, 1991. с. 531–533 .

Конечно же, упомянутые религиозные произведения не основываются не на текстах Ветхого Завета и Талмуда, а потому и не являются авторитетными в Иудаизме. Тем не менее, они оказали бесспорное влияние на народные представления об аде и адских муках.

На протяжении истории своего развития, понятие об аде претерпело множество изменений в иудаизме, в основном благодаря тем влияниям, которые проникали в иудейскую религию из культуры окружающих народов —, «Представления талмудистов о посмертном состоянии людей, суде Божьем, рае и аде — отражение современных им религиозных представлении соседних народов» [40] Беленький М. С. Что такое Талмуд? — М.. 1963, с. 52 .

В межзаветный период, происходит взаимопроникновение эллинизма и формировавшегося иудаизма, первый из которых, несомненно, главенствовал в зарождающимся диалоге. Бесспорно, что на формирование концепции о бессмертии души и вопроса загробного воздаяния, сильное влияние оказала греческая культура. «Непосредственное влияние греческой мысли — пишет Рассел, выразилось в вере в бессмертие души после смерти тела: праведные должны были быть награждены, нечестивые понести наказание» [41] Russel D. S. From early Judaism to early Church. Philadelphia. Fortress Press. 1986. pp. 130–131. Сандерс пишет: «Распространение греческой культуры, наряду с многими другими идеями, несло и идею о бессмертии, которая легко входила в среду и принималась как нечто само собой разумеющее». Sanders E. P. Judaism, practice & belief 63 bee — 66 се. London and Philadelphia, P. 298 . С другой стороны многие из исследователей склоняются также к тому, что идея о посмертной участи была привнесена в иудаизм из маздеизма. «Персидское влияние — пишет Сандерс, — скорее всего, имеет даже большее значение, нежели греческое» [42] Sanders E. P. Judaism, practice & belief 63 bee — 66 ce. p. 298 . Говоря о тех нововведениях, которые вошли в вероучение Иудаизма, он замечает: «ангелология, демонология, вера в воскресение из мертвых и отчасти, присутствующий в некоторых аспектах иудейской теологии — дуализм; все это явно указывает на персидское влияние» [43] Ibid, p. 249 . Исследователь Шейкд (Shaked) поддерживает его точку зрения, говоря: «Из Зороастризма, были привнесены такие идеи, как всеобщее воскресение, учение о последнем суде, окончательное уничтожение нечестивых и вечное блаженство для праведных» [44] Shaked, Shaul. Iranian influence on Judaism: First centure B. C. E. to second century CE. pp. 308–325. Для дополнительной информации см.: Воусе, Mary. Persian religion in Achemenid age, pp. 279–307. А также, The Cambridge History of Judaism. Introduction: The Persian Period, v. 1, pp. 301, 323 . С ними вполне согласен и Токарев: «В поздней литературе — в частности, в Талмуде появляется идея будущего блаженства… появляется и смутная вера в загробную жизнь… эти идеи, зародились вероятно, под влиянием маздеистского учения» [45] Токарев С. А. Религия в истории народов мира. — М.: Политизд. 1986, с. 373 . Беленький развивая эту идею замечает: «Под влиянием Авесты складывались талмудические представления о том, что смерть — это не разрушение тела, а только временное разлучение с душой» [46] Беленький М. С. Что такое Талмуд?, с. 52 . Мартин Хенгель, расширяет список возможных влияний, детализируя его: «идея загробной участи в иудаизме, не только перекликается с подобными воззрениями в персидской и вавилонской мифологии, но и испытывает на себе сильное влияние орфической концепции посмертного воздаяния» [47] Hengel Martin. Hellenism and Judaism. Volume two. Xpress. Reprints. London. 1981, p. 201. Правда, сами иудейские историки и богословы не соглашаются с подобными утверждениями. К примеру, Штанзальц, хотя и соглашается с тем. что «соприкосновение с персидской культурой и религией происходило», но, тем не менее, считает, что «вероятнее всего, соприкосновение с ними было весьма слабым». Штанзальц А. Введение в Талмуд, с. 20 .

С другой стороны, несмотря на то, что подобные воззрения были чужды еврейскому пониманию, они прочно вошли не только в народные верования, но и были включены, как в еврейскую литературу межзаветного периода, так и в основные труды раввинистического иудаизма. Но в целом: «устойчивой и авторитетной традиции, трактующей посмертную участь человека, в иудаизме не было даже долгое время спустя после евангельских событий» [48] Кураев Андрей, диакон. Раннее христианство и переселение душ. И.: Гнозис, 1996, с. 134 . Действительно, если мы посмотрим на раввинские писания, мы найдем в них обоснование тех или иных богословских положений, вывод практических законов, и только лишь редкие высказывания в отношение существования ада и адских мук. Это особенно хорошо заметно на примере авторитетнейших произведений раввинистического иудаизма — Иерусалимского и Вавилонского Талмудов, которые несут на себе следы влияния языческих религиозно — философских воззрений.

Итак, встав на путь осмысления Ветхого Завета, в Иудаизме был создан длинный список вероучительной литературы, в которой содержались толкования того или иного места Ветхого Завета. И эти толкования, преемственно передавалось из поколения в поколение. На протяжении последующей истории Иудаизма, не было попытки возврата к первоначальному пониманию тех истин, которые содержатся в Ветхом Завете, и являются отправной точкой иудейского вероучения, вместо этого все внимание, все силы богословов были обращены на толкование предания и его практической адаптации к историческим реалиям. Вначале за устной традицией, было признанно право быть в одном ряду с Ветхим Заветом. Впоследствии и комментарии к Ветхому Завету были возведены в ранг некого канона, который наряду с устными поучениями авторитетов иудаизма, сыграли решающую роль в становлении религиозного мировоззрения раввинистического Иудаизма. Как следствие этого, позднее, на смену религиозным принципам Ветхого Завета, пришли частные мнения, не привыкшие рассматривать истину вне соответствующего их убеждениям контекста. Интересно характеризует подобные явления священник Александр Борисов: «Речь идет о постоянном стремлении к умножению человеческих заповедей и правил: «заповедь на заповедь, правило на правило». То же стремление к возведению вокруг заповедей Божьих целого забора других, человеческих заповедей и правил: для безопасности от повсюду угрожающих грехов, с целью создания утонченной техники безопасности… При этом удивительно мало уделяется самому главному — Слову Божию, для которого просто не остается ни времени, ни внимания. Людям вообще свойственно постоянная, часто бессознательное стремление заменить или подменить внутреннее внешним, общий принцип конкретным правилом, заповедь Божию — преданием человеческим» [49] Борисов А. Побелевшие нивы. — М.: Путь, 1994, СС. 69–70 . В результате такого подхода, новые веяния, пришедшие из окружающего языческого мира, нашли благодатную почву в раввинистическои литературе. Все вышесказанное, на мой взгляд, и послужило отправной точкой для формирования богословских умозаключений, согласно которым «идея, о том что человек навеки отпадает от Бога после смерти, стала восприниматься, как ужасающий пробел в божественной справедливости… И теперь этот пробел был заполнен» [50] Кауфман И.. Финкельстайн Л., Эттингер Ш. Еврейская история и религия. Сборник статей. Библиотека–Алия, 1982, с. 127 . Это заполнение языческими воззрениями особенно отчетливо заметно на примере «человеческих преданий» Иудаизма, нашедшим свое отображение в авторитетных религиозных источниках. Претендуя на чистоту преемственности, учителя Иудаизма, тем не менее, не смогли сохранить то первоначальное представление о посмертном состоянии человека, которое содержит в себе Ветхий Завет.