Ольга Сквирская - Кана чудес

Как попало заселившись, мы растерянно бродили по огромному, насквозь промерзшему помещению, не снимая шуб, и никак не могли согреться. Шурик трясущимися руками пытался растопить печку, а обледенелые березовые дрова отказывались разгораться. Я молчала, слезы катились по щекам, а расстроенный Шурик тщетно пытался меня утешить.

На следующий день, в церкви, после Богослужения, я подошла к отцу Виктору и попросила освятить «весь этот мусор», который теперь стал нашим новым домом.

– Сейчас обед, а в пять часов у меня встреча молодежи… – задумчиво прикидывал священник.

– А обед – это обязательно? – спросила я.

– Желательно, – уточнил Медведь, иронично улыбнувшись.

– Это я к тому, что поесть-то можно и у нас, – смутилась я. – Только сегодня я вряд ли смогу угостить чем-то хорошим… Пельмени казенные разве что…

– Сойдет, – махнул рукой отец Виктор и пошел за пальто.

Обнявшись при встрече с «земляком» Шуриком, Виктор облачился в сутану прошел по всем комнатам и побрызгал углы святой водой, читая вслух по толстой книге.

Затем мы устроились в относительно теплом месте, на кухне, и я разложила по тарелкам горячие пельмени из магазина, сваренные на электрической печке. Мы чокнулись одноразовыми стаканчиками с красным вином, из дешевого пакета. Походное такое новоселье.

– Чем топите? – озабоченно спросил Виктор.

– Березой, только поленья мерзлые, никак не разгораются, – пожаловался Шурик.

Медведь с сомнением посмотрел на охапку березовых чурок, валявшихся в углу.

– Эх, сюда бы сосновых досок, – размечтался он. – А от них и береза хорошо будет разгораться. Надо смешивать то и другое.

…На следующий день, возвращаясь домой с работы, с изумлением вижу посреди двора гору сосновых досок.

– Откуда дровишки?! – спросила у мужа, который возбужденно крутился у кучи.

– Медведь наколдовал!

– Нет, серьезно: где взял?

– Шел мимо одного дома, а там, похоже, затеяли замену полов: старые выбросили прямо под окна. «Не нужны?» – спрашиваю у хозяев. «Забирай», – говорят. Я тут же вызвал «газель», погрузил – и вот… Этого нам хватит до конца зимы, – и Шурик снова взялся за пилу, чтобы распилить рейку на части.

Сухие, крепко просмоленные доски вспыхивали в топке с одной спички, весело потрескивая и занимаясь ярким пламенем. В огонь мы подкидывали березовые поленья, и те долго и ровно горели, отдавая жар, и по всем комнатам распространялось блаженное тепло с запахом кошачьей жизнедеятельности, – видимо, за годы эксплуатации деревянный пол намертво впитал запах нескольких поколений домашних животных.

– Ну, считай, что зиму пережили, – с облегчением сказал Шурик. – С легкой руки Виктора.

…Когда через год мы снова пригласили Медведя в гости, дом уже куда больше походил на «коттедж».

Шурик отремонтировал сантехнику, покрасил стены, выложил полы кафелем. В гостиной стоял красивый камин, на тумбочке – аквариум, со второго этажа вовсю раздавалось птичье щебетание – там жили чижи, щеглы, попугаи.

Мне было немного стыдно за скудный казенный обед, которым я накормила священника в прошлый визит, и на этот раз я расстаралась: запекла свинину в духовке, предварительно нашпиговав чесноком и обмазав специями. И винцо купила поприличнее.

И тут случилось нечто странное: зайдя в дом, подняв голову к потолку, высоченному, согласно архитектурному замыслу мужа, отец Виктор вдруг произнес загадочную фразу:

– Ваш дом для меня – это студия художника.

«При чем тут это, у нас все сплошь музыканты, а не художники», – удивилась я про себя.

Его слова я вспомнила через несколько лет, когда все стены были плотно увешаны картинами. Моими собственными, между прочим.

…Ничто не предвещало, что я начну рисовать.

Но как только я потеряла работу в католической киностудии, у меня появилось свободное время. Неожиданно для самой себя я вдруг записалась в изостудию для взрослых. Там учили рисовать сангиной и маслом, пастелью и гуашью.

Глаза боятся, а руки делают. На моем мольберте проявлялись то натюрморты, то пейзажи. Дочка специально покупала для меня цветы, и долгими зимними вечерами я рисовала розы и хризантемы. Каждый незрелый плод моего творчества мы торжественно вешали на стену. Настоящие глиняные горшки на кухонной полке соседствовали с абсолютно такими же настенными горшками в рамочках.

У меня появилась мания: прежде чем что-то съесть или выпить – яблоко, помидор, гранат, даже бутылку пива, – я вначале должна была их нарисовать пастелью или акварелью, и увековеченная еда «перемещалась» на стену.

У нас завелись рыжий кот Бегемот и черная кошка Гелла, – и их портреты тут же появились на мольберте, затем на стене.

Инга как-то купила себе огромные синие «гриндера», чтобы носить их с женственным платьем, – вот такая странная причуда молодой джазовой певицы. Я не удержалась, зарисовала правый ботинок устрашающего вида. А потом – левый, в другом ракурсе. Оба ботинка я развесила по стенкам прихожей. Прикол состоял в том, что на полу, под картинами, стояли «оригиналы».

– Тебе-то хорошо: у тебя во-он какие выставочные площади, – завидовали мне подружки по изостудии, обладательницы «хрущоб».

Шутки шутками, только мой дом теперь действительно выглядел как пресловутая «студия художника». Но откуда, откуда Медведь об этом прознал? Вот колдун!

И вообще – как ему это удается?..

…Настоятелем прихода отец Виктор пробыл совсем недолго: его отправили учиться в Рим. Постепенно заглохли все его начинания, зато у людей осталась о нем хорошая память.

Прошло еще несколько лет.

По иронии судьбы свой фильм про отца Виктора я выложила на YouTube в тот самый день, когда Медведь… женился на прихожанке. Это я потом узнала.

Странное чувство юмора у нашего Господа. Ему как будто нравится портить отличные сюжеты!

Конечно, Виктору пришлось уйти из священников, и он навсегда уехал с семьей в Литву.

И все-таки для меня этот Медведь и по сей день остается самой мистической личностью из всех, с кем я пересеклась на жизненном пути.

Совпадения с реальными людьми считайте случайностью.

Вот так новость: Винарские покидают наш сибирский город! Навсегда.

Не могу сказать, что я опечалена, но и не могу сказать, что рада. Мне грустно, ведь с ними прошел большой и очень важный кусок жизни. Вот и он ушел в прошлое.

Галя и Витя Винарские явились лидерами первой в моей жизни христианской общины.

Винарские стали героями моего первого телевизионного сюжета.

Винарские поделились со мной опытом совместной молитвы живому Богу.

Винарские оказались свидетелями чудес молитвы в моей жизни и сделали меня свидетелем чудес в их жизни.