Лариса Некрашевич - На пажити Богоматери. Монахиня Алипия

«Они ко мне подходили, толкали меня, щипали, насмехались, срамные слова говорили. Но я ни слова не говорил. А вечером принесли длинную до пят рубаху». Чтобы посмеяться над ней, в пост дали ей шоколадную конфету: «Я зажал ее в руке и 11 дней не ел и не пил». Еще два раза по 7 дней матушка не ела и не пила. По ночам она читала Псалтирь, а утром говорила одной из своих соузниц: «Одевай халат и иди, никто тебя не заметит». И та проходила, все стражи, никем не останавливаемая и выходила на свободу. Так матушка спасла молитвою несколько человек.

Об условиях содержания в тюрьме говорить не приходится – это известно. Однажды матушку хотели отравить и принесли ей подушку с газом. «Но я узнал, что она с газом, и лег на нее ногами и остался жив», – рассказывала матушка.

Когда и откуда пришла матушка в Лавру – неизвестно. Сама же она рассказывала: «В Лавре я был 20 лет, (то есть до самого закрытия). Три года в дупле сидел, холодно было, снег заметал, голодный был, но я все терпел».

Летом она отдыхала и молилась в лаврском саду: «Лег под деревом отдохнуть, а кругом сливы, яблоки, груши. Я кушать так хотел, но не брал, не мое, нельзя, и я терпел».

«Когда было очень холодно, я заходил в коридор к монахам погреться. Иной пройдет, даст хлеба, а другой прогонит – нечего тебе, баба, тут сидеть. Но я на них не обижался», – вспоминала она.

Известно, что в этот период жизни матушки в Лавре духовным отцом ее был архимандрит Кронид. После же смерти архимандрита ее забрал отец Дамиан из дупла дерева в коридорчик возле своей кельи.

С матушкой я познакомилась в 1981 году. Я приехала поступать во Флоровский монастырь. Я уже трудилась в монастыре, но не была прописана. Меня вызвали в милицию, уговаривали ехать домой, угрожали, отказывали в прописке. К матушке повела меня сестра Л.

Матушка увидела меня и спрашивает: «Чей девка?» И сама ответила: «Из нашей деревни». Когда вошли в келью, и я увидела большое количество узлов, коробок, банок, то про себя подумала: «А зачем столько вещей?» А матушка ответила на мои мысли: «Зачем оно тебе. Это все мусор». Мне стало неловко за себя. По молитвам ма- тушки нас шестерых человек прописали в монастыре.

Однажды прихожу к матушке, а она и говорит мне:

«Какие у тебя синяки под глазами, ты сильно плакал».

«Нет, – говорю, – я не плакал». «Плакал, плакал, сильно плакал, синяки под глазами».

Через две недели из дому пришла телеграмма, что умер отец, и я действительно сильно плакала. Поехала к матушке, рассказала ей свое горе. Матушка и говорит: «А гроба дома нет!» Я не поняла ее слов. Матушка посмотрела на икону «Всех преподобных Печерских» и обратилась к ним:

«Преподобные, проверьте, гроб дома? Нет, гроба дома, нет, они не врут». Отец умер во вторник, в Москве, а в пятницу самолетом привезли домой гроб с телом отца. Слова матушки подтвердились. На похороны ехать не благословила, сказала: «Уедешь и больше не приедешь». Я послушалась и поминала отца в монастыре.

Двадцать одну неделю – осень и зиму матушка тяжело болела. Пищи не принимала, а только пила немного воды. После Пасхи съела немного молочной каши. До болезни матушка кормила людей тем, что сами люди приносили. А после болезни до самой своей кончины стала сама готовить и кормить людей. При приготовлении пищи не разрешала разговаривать, чтобы не осквернять пищу. Варила ежедневно борщ и кашу. Приготовляла пищу всегда с молитвою.

Как-то вечером, я ожидала матушку у ее келии, а ее самой не было дома. Когда матушка пришла, то рассказала мне: «Ключи я потерял, пошел в храм Николы Притиска, к пределу Косьмы и Дамиана и стал молиться, а Косьма мне говорит: «Беги, там девка с Подола тебя ждет и поможет тебе открыть дверь». Я нашла железный ломик и открыла матушке дверь.

Предсказания матушки

– Костям моим покоя не дадут (на могилке собирается много народа).

– Денег не собирайте (вклады на сберкнижках пропали).

– Продуктов не заготовляйте.

– Скоро все черепахи станут (машины, из-за отсутствия бензина).

– Труп вынесут и война будет.

– Банка стояла, а в ней 70 ложек. Банка упала, и ложки рассыпались, я их собрал, ставил, ставил, ставил, никак поставить не мог. А потом взял другую банку и поставил.

– Через 7 лет после моей смерти посмотрите, что будет (1996 г).

– Если раньше война будет, многие спасутся, а если голод – нет.

– Показала на кончик пальца и говорит: «Вот столько осталось, а, если не покаяться, то и того Господь не даст».

– На Петра и Павла будет лежать там рука, там нога, но своих Господь раньше заберет, до муки не допустит.

– Незадолго до смерти поменяла посты и праздники на 2 недели. Кто уразумеет смысл сего?

На Успение Божией Матери мне очень хотелось пойти в церковь, приложиться к плащанице.

Встретила меня соседка по дому и предложила поехать к старице, которая излечивает от различных болезней. В моем представлении старец – это седой, мудрый, пожилой человек.

Мои домашние не очень любили мои походы в церковь, и мне частенько приходилось их скрывать или просто лгать. Ехать куда-то к старцу тоже не очень хотелось, но я уступила настойчивости соседки, и мы поехали. Я страдала сильными головными болями и в тот раз я тоже ехала с головной болью.

Странной и памятной была наша первая встреча с матушкой Алипией. Встретила она меня приветливо, ласково и вдруг стала жаловаться на сильную головную боль. Попросила женщину, которая была при ней, чтобы та намочила полотенце и подала ей. Та подала полотенце, матушка обвязала им голову, сверху надела свою детскую меховую шапочку и все причитала: «Ой, как болит голова!» Я про себя подумала, – чем же она мне поможет, если она сама страдает головной болью? И вдруг я почувствовала, что у меня совершенно не болит голова, в глазах ясно и на душе радостно. Стали кушать, матушка посадила меня возле себя так близко, что мы коленками прикасались друг к другу. Много и тепло матушка со мною раз- говаривала, а потом спросила: «Тебя как зовут?» Отвечаю:

«Иустиния». Матушка посмотрела на иконы, потом долго и внимательно смотрела на меня и снова спрашивает, как меня зовут. Я снова ответила, уже чуть погромче: «Иустиния меня зовут». Матушка снова стала смотреть на иконы, и опять в третий раз, обращаясь ко мне, спрашивает: «Тебя как зовут?» Я решила, что матушка плохо слышит, и уже еще громче говорю: «Иустиния!»

– Нет, твое имя Марфа. А когда ты родилась?

– Не знаю, отвечаю, нас у мамы было двенадцать душ детей и я не знаю, когда я родилась.