Владимир Власов - Буддийское сердце

Он выделял его среди других своих знакомых.

Они встречались каждый день, и обо всём болтали,

Друг любопытен был, источником вестей всех, новых,

Кандагалакой – «Шеей луковой» его назвали,

Любил он есть червей лишь на деревьях всех, фруктовых.

Кандагалака раз во время друга посещенья

Сел на акацию, где Бодхисатва находился,

Решил извлечь червя тот из дыры на угощенье,

И древесину, твёрдую, долбя клювом, трудился.

Он вынул червяка, на пробу другу предлагая,

Тот съел его, будто пирожным вкусным насладился,

А тот искал других червей, долбить всё продолжая,

Подумал гость с высокомерьем: «Он как я родился,

Таким же дятлом, что он может, то и я умею,

Зачем червями мне, как его милостей, питаться,

Ведь я могу и сам сейчас добыть их постараться,

Неужто угоститься сам я этим всем не смею»?

И он ему сказал: «Друг дорогой, не напрягайся,

Я сам могу долбить акацию, корм добывая».

Ответил тот: «Акация крепка, ты не старайся

Долбить её, так как ведь древесина здесь другая,

Не то, что на твоих фруктовых, у тебя, деревьях,

Сломать себе здесь можно клюв, привычки не имея,

Ты – гость мой, не трудись, а то останешься без перьев,

Тебя я угощу, так как долбить её умею».

Услышав слова эти, гость, по правде, оскорбился,

Подумав: «Вижу, о себе высокого он мненья.

Совсем забыл, что тоже я-то дятлом ведь родился,

И также, как и он, долблю деревья от рожденья».

Не слушая его, он за работу тут же взялся,

Долбить акацию стал клювом, и во всю стараться,

Но от работы той его клюв на двое сломался,

Упал на землю дятел, не смог на стволе держаться.

Запел он из последних сил: «Но как это случилось?

И что за дерево из листьев и шипов такое?!

Что от удара лишь моё достоинство разбилось,

А с ним и жизнь, лишив меня здоровья и покоя».

Запел тут Бодхисаттва: «Жаль, что с жизнью ты расстался.

Уж лучше б ты всегда на своём поприще трудился,

Привык ты в жизни к мягкому, за жёсткое вдруг взялся».

Кандагалака дятел глупо жизни так лишился.

Стран Анги и Магадхи жители давно имели

Один обычай, когда границу пересекали:

В гостинице, стоявшей на границе, ночевали,

И утром путь свой продолжали дальше, встав с постели.

Перед отъездом ели мясо, рыбу с овощами,

Вино, отличное, попив, свою нужду справляли.

Лишь после этого свои повозки запрягали,

Устраивались в них и дальше ехали с друзьями.

Однажды червь, навозный, в куче испражнений живший,

Унюхал вонь, смердящую, что с места исходила

С ним рядом, он же был под куражом, вина испивши,

Что гость один пролил, когда повозка уходила.

Он нюхал эту вонь, на кучу кала поднимаясь,

Увидел рядом кем-то справленное испражненье,

Оно ещё парило, его вызвав раздраженье.

Он в бешенство пришёл весь, ещё больше распаляясь,

И закричал: «Какой позор, что на земле творится?!

Меня уже никто за личность в мире не считает,

Себе такое рядом с моим домом позволяет,

Хотел б я с наглецом, таким, на месте здесь сразиться»!

А в это время в рощу, тихую, слон удалялся,

Услышав сзади слова резкие, оборотился,

Навозный червь, его увидев, больше распалялся,

Стал говорить стихами (он настолько расхрабрился):

«Герой в противоборстве может только проявиться,

В борьбе серьёзной. Слон, на бой тебя я вызываю!

Ты убегаешь от меня, боясь со мной сразиться?

Тебя я за нахальство и за трусость презираю!

Пусть Анга и Магадха видят, кем ты оказался.

Нахала, подлеца и труса я у дома встретил».

Услышав слова эти червяка, слон не сдержался,

И подойдя к нему с большой иронией ответил:

– «Услышал я, что ты о чём-то начал возмущаться?

Убью я не клыками, хоботом или ногами,

К тебе не прикоснусь даже – что может быть меж нами?

Но я убью, дерьмо должно только с дерьмом смешаться».

Присел над ним он, опростался, звук издав протяжный,

На голову червя обрушился каскад, зловонный,

Что стало дальше с червяком – это уже не важно!

Отправился слон к тихой роще, удовлетворённый.

Когда в Бенаресе царь Брахмадатта находился

И помогал в стране своей, всем сирым и несчастным,

То Бодхисаттва в образе слона опять родился.

Когда же вырос он, то стал огромным и прекрасным.

Он вожаком был стада, за собой всех увлекая

Слонов количеством восемь десятков тысяч с лишнем,

Которые паслись в лесах предгорья Гималаев,

Деревьев было много где: слив, яблонь, груш и вишен.

В гнезде сидела перепёлка возле троп, слоновьих,

На яйцах и птенцов высиживала в это время,

Когда же вывелись птенцы, легло на неё бремя,

Родительское, чтоб спасти ей выводок сыновий.

Птенцы были малы, летать покуда не умели,

Слоны могли их раздавить, по пастбищу гуляя,

Решила перепёлка, своих деток защищая,

Просить о помощи вождя слонов об этом деле.

Когда же Бодхисаттва просьбу матери услышал,

Сказал, что защитит птенцов, никто их не обидит,

Но есть один слон-одиночка, если он увидит

Их под ногами, то раздавит, он из стада вышел.

На радостях та сразу Одиночку разыскала,

Который мимо проходил гнезда, не разбирая

Пути, ему о детках перепёлка рассказала,

Что мимо он пройдёт, их не обидит, ожидая.

Но Одиночка-слон, услышав щебет, возмутился,

Сказав: «Ты – наглая! Твоих птенцов я уничтожу,

Ты слабая, а я – силач, таким я и родился,

Как слабая всесильного просить о чём-то может» ?!

Он на птенцов ногою наступил, и те скончались,

От вида той жестокости мать горе охватило.

Так перепёлка плакала о них семь дней, печалясь,

Потом подумала и отомстить за них решила,

Сказав: «Но ничего! Тебе, слон, радоваться рано!

Пока ещё не знаешь ты о материнской мести,

Ты в силу веришь, а не в разум, я тебя достану,

Ещё столкнёмся на дорожке, узенькой, мы вместе».

И после этой встречи нанесла визит вороне,

А та услышала о горе матери, всё знала.

– «Я для тебя всё сделаю, что хочешь, – ей сказала, -

Простить нельзя такое, даже королю в короне».

Та попросила выклевать глаза слону в полёте.

Ворона перепёлке сделать это обещала,

Когда слон по лесу шёл, то не думал о налёте,

Ворона, ослепив слона, своё слово сдержала.

А куропатка встретилась тогда же с мухой, чёрной,

Прося её отложить яйца у слона в глазницах,

Та согласилась это сделать, и была проворной,

Так как душой сочувствовала горю птицы.

После чего она к лягушкам с просьбой обратилась,

И попросила их на гору, квакая, взобраться,

Чтобы слепой слон по их зову смог туда подняться,

И там бы их ватага у обрыва затаилась.

Лягушки поняли её план и помочь решили,