Олег Кот - Одиннадцатое августа

Краем глаз заметил её изумлённый взгляд. Как вдруг раздаётся голос отца Зосимы:

– Пусть войдёт.

Вхожу в крестильную, где за пять лет до меня прошла бездна народа, от нищих и калек до нуворишей-депутатов. Он смотрит на меня и говорит:

– Садись.

Оглядываюсь, куда сесть. Стоят два жёстких кресла с подлокотниками. В одном из них лежит огромных размеров кот, развалившись на всё сиденье. Красивый до невозможности. Дрыхнет, пушистый гад, и во сне то и дело выпускает острейшие когти, так что от желания погладить его не остаётся и следа. Даже во сне было видно: животное с характером.

Этим котом батюшка Зосима расплатился со мной за июльский конфуз. Нечего видеть то, что и так видно всем. А до меня это дошло спустя много-много лет. Вдруг озарило. Да ведь он смеялся надо мной. Фамилия-то у меня самая что ни на есть кошачья – Кот. Коротко и ясно. Так на тебе кота в отместку. Вот вам и обыкновенная батюшкина прозорливость. Но и это не всё. Пройдёт восемнадцать лет и война в Донбассе соединит в убогой колобовской квартире на пять месяцев двух котов, человека и животное, не переваривавших друг друга.

Дальше этого беседа не пошла. На все мои вопросы я получал такие ответы, хоть плач. Под конец «духовного» общения я попросил благословения найти работу и не получил его. Стало ясно – пора убираться. Незваный гость хуже татарина. Поднялся, сказал, что ухожу. Умученный монах только кивнул мне вслед – иди. Я же был на пороге, когда услышал негромкий, но властный голос батюшки.

– Постой. Я жду от тебя озарений. А теперь иди.

Это было мгновение – Зосима открыл своё лицо провидца и тем самым предрёк, что ждёт меня в этом мире. Озарения. Смешно и страшно – одними «озарениями» сыт не будешь. Да и откуда этим озарениям взяться?

Закрыл дверь. Крестильная была пуста. Перекрестился. Расстроенный услышанным, поехал на станцию. Доехал до железнодорожной станции Великая Анадоль, купил билет на электричку. До поезда оставалась ещё время. Вышел на перрон. Ледяной ураганный ветер чуть не сбил меня с ног. Прошлогодние листья и пыль закручивались вихрем в спираль и танцевали свой колючий танец. Посмотрел в сторону путей. До поезда оставалось с полчаса. Уходить в холодное здание станции не хотелось.

Танец листьев и пыли приближался ко мне. А дальше в какое-то мгновение он приобрёл ярко выраженную враждебность. Пыльный столп поднялся в воздух метров на пять-шесть. Из него показалась прозрачная рука с зажатой кистью в кулак, точно как в фильмах про невидимку. Я почувствовал нечеловеческую злобу, исходившую от этой руки.

Столп поравнялся со мной и острая боль пронзила глаза – эта прозрачная рука, оказывается, может действовать как настоящая. Она с непередаваемой яростью швырнула в меня горсть пыли и песка. От неожиданности стало страшно. Я внезапно ослеп от пыли и песка. А когда боль прошла, вихрь был далеко. Ошарашенный такой атакой, не знал, что и подумать. Это как полтергейст какой-то.

Показалась электричка. Расстроенный, с красными от пыли глазами, поехал восвояси. Только спустя долгое время до меня дошло. Эти странные слова, сказанные батюшкой Зосимой на прощанье, и были его благословением. И за то, что я искал его, не думая ни о чём другом, получил пылью в глаза от злобного духа, не желающего исполнения правды Божией.

Тогда, в далёком 1996 году, мне и в голову не могло прийти, что озарение обязательно со мной случится. И не одно. В 2012 году, тридцатого апреля, в день памяти преподобного Зосимы Соловецкого (небесный покровитель батюшки) я сидел на лоджии и писал главу о Великом потопе.

И вдруг со всей ясностью до меня дошло – да это же и есть причина возникновения тотемизма. Только на ковчеге с командой из восьми человек мог произойти разительный сдвиг в мышлении и представлении об окружающем их мире. На воде остались в живых только они, семья Ноя и животные, значит мы все – братья, родня, одна кровь! Это и был момент рождения явления, которое мне навязали вместо обычной дипломной осенью 1991 года.

Старец Зосима был великим прозорливцем. Для того, чтобы его благословение не стало талантом, зарытым в землю, а дало плод, силою своих молитв в январе 2001 года, как бы случайно, ставит меня в помощь старушке с подсвечника прав. Иоанна Кронштадтского.

Вместо академий и научных центров – подсвечник. Вместо экспедиций и раскопок – грязная масляная тряпка. Вместо научных диспутов и библиотек – Слово Божье и Евангелие. Вместо научных степеней и званий, славы и научного признания – поношения и насмешки. В его слове жил Бог.

Правда, это только легко писать «поставил на подсвечник». В те времена, уже былинные, на каждом подсвечнике стояла благословлённая настоятелем старушка, а за ней тихо приглядывали две сменщицы, смирно ждущие, сами понимаете, чего. Однажды я стал свидетелем, как между «молодухами» возникла свара из-за того, кому сегодня стоять на подсвечнике вместо главной. Они вежливо лаялись, словно это был не подсвечник, а молодой жеребец, на которого обе положили. «Мне никогда не светит встать на подсвечник в таком храме, хоть Зосима и выгнал чистить их», – подумал, проходя мимо них. Подумал и забыл.

Прошло порядком времени. Шло лето 1999 года, как внезапно в храме побелела Почаевская икона Божией Матери. Причём настолько явственно, что прихожанки стали шушукаться, тыкать пальцами, пока настоятель, глядя на икону, не объявил, что отслужит ей после литургии водосвятный молебен.

Молебен это действие в пространстве и во времени силы Божией. Как спусковой крючок ружья. Нажми и будет выстрел. Батюшка Николай при большом стечении прихожан отслужил молебен. «Мушкет» схиархимандрита Зосимы сделал выстрел.

Вскоре после молебна прихожане стали замечать, что старушки-одуванчики-главные, и за ними и первые сменщицы, стоящие на подсвечниках по будням, как-то быстро стали умирать. Одна за другой – за год с небольшим я насчитал семнадцать трупов и сказал об этом старшей, Анне носатой. Но она, возмущаясь, возразила мне:

– Какие семнадцать. Не семнадцать, а двадцать одна отправилась. Вон, последнюю три дня назад отпели.

Мы переглянулись и расхохотались. Не слишком высоко ставил Вседержитель безумие прихожанок, по собственному хотению берущих, а точнее, из глотки настоятеля рвущих «благословение» на непонятно что, зачем и почему.

Летом 2001 года на десяти подсвечниках собора стало пусто, как сегодня в зоне АТО после «Градов» и «Ураганов». Не то, чтобы стоять во время службы, а убирать подсвечники стало некому. Не долго думая, взял тряпку, зубной порошок и стал драить по подсвечнику в день.

Не прошло и года, как в храме святителя Николая Чудотворца на долгих восемь лет появился волонтёр, убирающий и чистящий подсвечники.