Олег Кот - Одиннадцатое августа

© Олег Кот, 2019

ISBN 978-5-4496-7307-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Шёл Великий пост. На вечерних воскресных службах читалась Пассия о страданиях Христа. В тот день читали отрывок из евангелия с упоминанием благоразумного разбойника.

– Людмила! – показываю взглядом на хромого мужчину, медленно идущего по направлению к нам. – Ложный сустав! Такие формируются при перебивании голени.

Людмила Степановна удивлённо смотрит то на меня, то на бедно одетого мужчину под сорок с белым, как мука, лицом. Употребив немалые усилия, он, наконец, дохромал до нашего угла, перегнулся через перила и приложился к иконе.

Этого мне хватило, чтобы продолжить.

– Когда распятого раба нужно было снять с креста, а он всё ещё был жив, перебивали скрещённые голени. Одна нога оставалась на гвозде, а другая теряла точку опоры. Начиналась судорога, удушье и несчастный вскоре умирал.

Главный осведомитель благочинного мрачно взглянула на меня: «И как это всё донести в пятницу? Прости Господи! С каким уродом связалась».

Забыв о своих «медицинских» комментариях, встал со «стульчика Марии» и идя вслед за человеком, которого на самом деле когда-то сняли с креста подобным образом, услышал сущую ахинею.

– Проклятая мариупольская психушка. Истязатели, палачи с дипломами. Отлежал месяц, выпустили без копейки, а ехать до Белой Церкви. Нужно всего двенадцать рублей пятьдесят копеек на общий вагон. Подайте! Прошу вас! Мне некуда идти.

Благоразумный разбойник, фреска собора Снетогорского монастыря. 1313 год. На этой фреске хоть какое-то сходство есть с тем человеком, что пришел на Пассию в Никольский собор Мариуполя: мука на лице и измождение.

С этими словами тощий хромец повернулся ко мне и протянул руку. Поразило меня не то, что «псих» просил в храме (запрещено категорически), а то, что перед выходом из дома я вдруг услышал голос с иконы.

– Возьми с собой ещё гривну двадцать пять. Отдай.

Сумма, которую я взял с собой, была десятиной от стоимости просимого на билет.

Получив деньги, этот человек внимательно посмотрел на них, словно слово «десятина» были написаны на них невидимыми чернилами. Удостоверившись, что это так, вышел из собора. Он доковылял до прихожанки, повторил ей те же слова и получил ещё гривну или две. Не глядя положил в карман и пошёл дальше. Тут открываются церковные ворота и на своей разбитой машине въезжает батюшка Михаил.

Завидев тачку молдавского попа (тот сбежал из Красного – Приднестровье), хромой направился к ней. Пока он ковылял, отец Михаил вышел из машины, прихватив с собой барсетку.

– Священник! Подайте на дорогу, нужно всего двенадцать пятьдесят на общий вагон – доехать до Белой Церкви.

– Вы знаете, – тут отец Михаил открыл барсетку и внимательно стал рыться в бумажнике. – У меня сегодня нет таких денег. Если можете, придите завтра в это время.

«Вот и очная ставка для страшного суда! – подумалось мне. – Сколько он денег заколачивает на чужой территории, втихую отбирая требы у своих коллег плюс приходской поток»!

Благоразумный разбойник на дьяконской двери иконостаса. Иконописец Московского кремля никогда не видел реального разбойника. Поэтому он писал то, что считал нужным.

Нищий с белым лицом и невыразительными чертами лица остался безмолвен. Он только внимательно посмотрел на батюшку. Как легко ослепнуть от шальных денег! Десятки у того точно была в кошельке. Но он предпочёл пройти мимо, как священник и левит из притчи Господа о самарянине. Те прошли мимо искалеченного странника.

Так наш храм посетил тот, кто висел рядом с Господом и в отчаянии от рек пролитой крови, завопил:

– Помяни меня Господи, когда придёшь во царствие Твоё!

Подходит ко мне однажды голодный мальчик и просит есть. Всё дело происходило в соборе святого Николая, где с ноября 2001 года стоял на подсвечнике блаженной Ксении Петербургской. Стоишь не пропуская служб. Огарки выносишь, подсвечники драишь, лампадки гасишь после отпуста и всё это по благословению схиархимандрита Зосимы, Никольского монаха, духовника двух епархий.

– Дядь Олег! Дядь Олег!

– Ну, чего ты орёшь?

– Дядя Олег! Я есть хочу!

– Есть хочешь? Иди к батюшке Николаю. Видишь, стою на подсвечнике. Поэтому благословили завтракать на кухне каждый день, а я туда не ходил ни разу. Скажи ему, чтобы тебя покормили вместо Олега. Понял? Дуй на кухню.

Обычно такое поведение у священства называется «быть добреньким за чужой счёт» и вызывает дружный приступ желчи.

Мальчик, у которого ещё две сестрёнки, уходит. Пока его нет, шарю в своих карманах. Пусто. Служба кончилась, свечка поставлена, молебен заказан, денег нет. Прошло не более двух минут. Подходит женщина, суёт мне три вареных яйца. Улыбается, просит взять, хотя знает, что я ничего не беру у старушек в храме. Скрипя сердцем, беру почему-то одно яйцо. Прошло ещё минут семь. Возвращается мальчик. Смотрю на него с интересом.

– Ну, нашёл ты батюшку Николая?

– Ага. Да только там толстая тётка с ним была. Жирная такая. Я кушать прошу, а батюшка отвернулся к стене и молчит, как глухой. А она на меня как вызверится и говорит: Да ты что, нам самим тут нечего есть. Иди отсюда. Мы тут все голодные ходим.

– Так и сказала? – не веря собственным ушам, переспросил его.

– Так и сказала. А сама стоит и смеётся, – подтвердил мальчик.

Гляжу, а на глазах у него слёзы.

– На вот тебе яйцо.

Кладу ему яйцо в руку. Мальчик просиял и его как ветром сдуло. Прошло минуты три. Прибегают две его маленькие сестрёнки и кричат:

– Дядя Олег! Мы есть хотим!

Развожу руками, ища глазами ту старуху, а её и след простыл. Сам с досады на свой идиотизм чуть не плачу. Ну почему я не взял, скот безмозглый, три яйца вместо одного?

Свято-Николаевский кафедральный собор (Мариуполь) на Новоселовке. С этим удивительным собором связаны большинство рассказов этой книги. Attribution-ShareAlike 3.0

С этой кухней, находящейся рядом с панихидной, были связаны ещё несколько похожих и страшных по своей чёрствости моментов.

Где-то в мае девяносто шестого у нас в храме появился батюшка, отец Владимир. Сидел однажды после причастия у панихидной, поджидая его после треб. А тут как раз поминки по работавшей в храме женщине. Собрались все свои да наши. Вошла Вера Николаевна, бывшая когда-то церковной старостой и подружка той «жирной» старухи. Увидев меня, говорит, улыбаясь: