Генри Клауд - 12 христианских верований, которые могут свести с ума

«Бихейвиористский» подход наносит оскорбление искупительной власти Господа, желающего исцелить нас, поскольку предусматривает, что вся ответственность за изменения возлагается на плечи самого человека, то есть человек якобы властен сам их произвести. Предполагается, что человек сам, своими силами может изменить свое эгоистичное, похотливое, исполненное ненависти сердце (см. главу «Верование № 10»).

Попытка изменить поведение в надежде изменить тем самым свое сердце поощряет гордыню и иллюзию всемогущества, самодостаточности, которой Бог не требуется. Вместо Бога мы видим на небесах слабосильного божка, пассивно желающего нам блага, со стороны наблюдающего за нашей борьбой и страданиями.

Но ведь это не так: Бог — источник и цель нашего спасения. «Ибо все из Него, Им и к Нему» (Римлянам 11:36). Он направляет наш рост и эмоциональное исцеление, дает нам ресурсы для него.

Человек, предполагающий, что, изменив свое поведение, он возрастет эмоционально и духовно, на самом деле впадает в идолопоклонство, обожествляя человеческую природу. В Колоссянам 2:23 это именуется «поклонением воле», то есть верой в нашу силу воли, в нашу способность самим освятить себя. Человек забывает о смирении и своей зависимости от Бога и церкви, отворачивается от своей слабости, неуверенности, ошибок и утверждает врожденную способность человека самому сделать в любой ситуации выбор в пользу зрелости — способность, которую мы утратили в момент грехопадения.

Поскольку, изменив свое поведение, мы не добьемся долговечных изменений в душе, следует ли из этого, что надо просто «предоставить все Богу» и стать пассивным наблюдателем процесса своего духовного исцеления? Должны ли мы «сидеть спокойно», пока Бог приводит в порядок наши души?

Подобный ответ ничуть не лучше «бихейвиористского» подхода. Бог придает большую цену личной ответственности, той роли, которую играет в процессе исцеления сам человек. Мы должны «со страхом и трепетом приступить к своему спасению» (см. Филиппийцам 2:12).

Помните, что Господь желает помочь вам развить высокое чувство ответственности за свою жизнь, хочет, чтобы вы сделались вполне взрослыми. Ребенок нуждается в указаниях старших, но эмоциональная и духовная зрелость предполагает способность самому руководить своими чувствами, мыслями и поступками.

Что же нам делать? Если мы признаем обе истины — что наши поступки являются симптомами, указывающими на наше духовное состояние, но не порождающими его, и что мы ответственны за свое исцеление, — как же нам помочь себе, не замещая при этом Бога?

Библия дает нам ответ: вместо того чтобы пытаться исправить симптомы, мы должны приложить все усилия к тому, чтобы найти хорошие элементы для своего питания. Дерево дает плоды, будучи посажено в хорошую почву. Так и мы принесем добрые плоды, открывшись целительной силе Бога.

Единственный вид поведения, который способствует нашему эмоциональному и духовному росту, — это искать себе добрую почву, то есть Бога и Его народ. Но даже это поведение становится результатом той работы, которую совершает в нас Бог: «Никто не может придти ко Мне, если не привлечет его Отец, пославший Меня» (Иоанна 6:44). Нам нелегко смириться с тем, что сами мы бессильны изменить свое поведение. Требуется огромное смирение, чтобы открыть свои ошибки, стыд и боль надежным людям, тем, которые откликнутся, сблизятся с нами, даруют нам утешение, полученное ими самими (см. 2 Коринфянам 1:3–4).

Алкоголик, пытающийся усилием воли бросить пить, зря тратит время. Гораздо лучше было бы применить то же усилие для того, чтобы явиться на очередное собрание группы поддержки. Человек, страдающий от депрессии и старающийся «позитивно вести себя», застревает в замкнутом круге отчаяния. Ему нужно найти обитель милости и истины, где усталое сердце обретет исцеление. Вместо того чтобы использовать свои поступки как средство прийти к любви и ответственности, не обращая при этом внимания на тайные раны, нам следует совершать те поступки, которые и впрямь могут поспособствовать переменам.

Даже позитивные сдвиги в поведении на самом деле могут быть тревожным сигналом, а негативные поступки бывают порой симптомом роста. Признаком роста иногда может служить и отсутствие перемен.

На первом нашем сеансе Фрэнк сидел, подавшись вперед, всем своим видом выражая готовность к сотрудничеству. Трудно было поверить, что человек, которому жена запретила возвращаться домой, пока он не начнет лечиться, так жаждет получить помощь. Тяжело было представить себе, что человек со столь длинным «послужным списком», где значились приступы ярости, проблемы на работе и хронические опоздания, до такой степени желает исцелиться. Однако Фрэнк производил подобное впечатление.

— Изложите мне всю программу, док, — попросил он меня. — Буду делать все, что вы скажете.

— Хорошо, — ответил я. — Это не так уж сложно. Вот ваша программа: возражайте мне, восставайте против всего, что бы я вам ни предложил.

Повисла долгая пауза.

— Зачем это? — спросил Фрэнк наконец.

— Чтобы вы наконец прекратили лгать, — разъяснил я ему. — История вашей болезни показывает, что вы не решаетесь возражать людям, пока не почувствуете себя припертым к стенке. Вы испытываете чрезмерную потребность в одобрении, но терпеть не можете идти на компромисс, чтобы заслужить это одобрение. Я предлагаю вам выяснить, кто же вы на самом деле.

К психотерапевту Фрэнк обращался отнюдь не в первый раз. Поначалу он представал перед врачом пациентом с высоким уровнем мотивации, его поведение заметно менялось к лучшему, и Фрэнк ставил это в заслугу своему терапевту. Однако вскоре без всякой видимой причины «ремиссия» заканчивалась, и он вновь терял работу, ввязывался в драку или просто прекращал курс лечения.

Эти «выбросы» позитивного поведения не были обусловлены духовным ростом Фрэнка — он попросту пытался задобрить «авторитетное лицо», вызывавшее у него страх и ненависть.

Обнаружилось, что еще в детстве Фрэнк научился таким же способом задабривать рассерженного отца, он старался угодить людям, а не Богу (см. Галатам 1:10). Его хорошее поведение никогда не закреплялось, поскольку стимулом для него служил страх разочаровать другого человека, а не благодарность за то, что он любим. Фрэнк жертвовал своими подлинными эмоциями, чтобы не навлечь на себя чей–нибудь гнев.

На первом сеансе Фрэнк ничего больше не говорил, зато на втором его прорвало: он начал рассказывать о том, как неприятно ему являться ко мне, как сердится он на свою жену за то, что воспринимает ее замечания как насилие над его личностью, как боится он, что другие люди будут контролировать его жизнь.