Симеон Новый Богослов - Творения и Гимны

Чтоб тебе лучше понять, что я сказал, объясню тебе это другими примерами. Сколько людей плакали, как блудница, но не получили прощения грехов своих, как она? Сколькие восходили на гору Фавор, но не видели там преобразившагося Христа, не потому чтоб там не был присущ Господь наш Иисус Христос и Бог (ибо конечно Он и там есть, яко вездесый), но потому, что сами были недостойны того, чтоб увидеть Божество Его? Сколько евреев перебывало в том доме и в той горнице, где сидели Апостолы, но никто из них не получил благодати Святаго Духа? Сколькие изъясняли Божественныя Писания, но не познали Того, Кто есть глаголяй в них? Сколькие померли на горах и в пропастях, но не были достойны паче всего мира, так чтоб мир весь не был их достоин, но и они (дивны суды Твои, Господи!) поставлены наравне со всем миром и сопричислены к нему? Сколькие безмолвствовали и безмолвствуют доселе, и не знают даже и того, что значит самое имя безмолвия а не только того таинства, которое совершается в безмолвии? Ибо познание Бога (спознание с Богом) не поражается внешним безмолвием, как иные думают, ошибочно толкуя изречение Пророка Давида, которое гласит: упразднитеся и разумейте, то Аз есмь Бог (Пс. 45:11); но напротив безмолвие поражается познанием Бога (спознанием с Богом), в том, кто добре и законно подвизается. Если назовем сим упразднением устранение от дел и скажем, что безмолвие есть бездействие, и предпочтем устранение от дел и бездействие деланию заповедей, то как можем явиться исполнителями закона Христова, который говорит: якоже хощете, да творят вам человецы, и вы творите им такожде (Лк. 6:31); и в другом месте: аще Аз умых ваши нозе, Господь и учитель, и вы должны есте друг другу умывати нозе (Ин. 13:14); и опять: хотящий в вас быти первым, буди из всех последнейший, всем раб и служитель (Мф. 20:26, 27; Мр. 10:43, 44); также заповеди Апостола Павла, который говорит: аще не хощет кто делати, ниже да яст (2 Сол. 3:10); и в другом месте: вся сказах вам, яко тако труждающимся подобает заступати немощные (Деян. 20:35); и еще: требованию моему и сущим со мною послужисте руце мои сии (Деян. 20:34)? — Св. Апостолы и богоносные отцы, после них бывшие, не предпочитали безмолвия богоугождению, которое бывает чрез добрыя дела; но, показав веру свою чрез исполнение заповедей Божиих, они сподобились познать Бога и возлюбить Его; и так как посем возжелали пребывать с единым Богом, то вышли из поприща мирскаго и от безпокойств, причиняемых тамошними бранями, — и убезмолвились. И теперь еще подвизающиеся законно уходят из мира и шума его, и убезмолвливаются, чтоб вкусить от плода трудов своих, не будучи смущаемы ничем земным, ни приятным, ни скорбным. Когда же насладятся они ненасытно, вкусив всех благ безмолвия, и получат удостоверение в чувстве, что, как говорит Апостол , недостойны страсти нынешняго времени к хотящей славе явитися в нас (Рим. 8:18); тогда не довольствуются уже они теми подвигами какие подъяли прежде, но, по отдохновении от них в таком утешении и услаждении, подаемом в безмолвии, выходят опять на подвиги в исполнении заповедей Христовых и в добродетелях, телесно являемых, не с тою целию, чтоб сделать добро для самих себя, не спасения ради своего, — хотя это конечно будет во спасение, — но с тою целию входят они опять в такие подвиги и начинают подвизаться в них, чтоб делать угодное Богу, Коего любят и Коим любимы (действовать по воле Его, бывая в руках Его благопокорливым орудием). Они уже более не борются с диаволом, как боролись прежде, — терпели от него удары и сами наносили их, — но враги, как только увидят их, приходят в страх и убегают. Еще и тех, которые бывают изранены врагами, они тотчас берут на свое попечение, помазывают елеем раны их, обвязывают и вылечивают; вылечив же, научают, как надобно вести брань с этими врагами, какими орудиями и машинами.

Всего, сказаннаго нами, если не знает добре тот, кто убезмолвился, или тот, кто стал настоятелем над другими, или кто взялся быть учителем других, — в таком случае, ни убезмолвившийся не есть безмолвник, хотя думает, что безмолвствует, но сидит только в келлии один, запертый телом, не зная цели безмолвия; ни тот, кто взял на себя настоятельство, не есть воистину настоятель, но идет путем, сам не зная каким, или лучше сказать, блуждает вне пути настоящаго и находится в опасности ввергнуть в бездну вечнаго мучения и себя и тех, которые последуют ему; ни тот, кто взялся учить других, не есть истинный учитель, но лживый и заблудный, потому что не имеет в себе истинной премудрости, Господа нашего Иисуса Хряста. — Но что сказать о власти вязать и решить, какою пользуются и таковые, когда даже те, которые имеют в себе Духа Святаго, разрешающаго грехи, или суть духоносны, страшатся и трепещут, как бы не сделать чего либо несообразнаго с волею Св. Духа, Который обитает в них и изрекает чрез них волю Свою? И как можно доходить до такого умоизступления и такой дерзости, чтоб, не получив благодати Св. Духа, говорить или делать дела Святаго Духа, — делать дела Божии без воли на то Божией? Увы и горе тем, которые дерзают поступать так, потому что они будут осуждены на вечное мучение в день суда, в который Господь наш Иисус Христос, непогрешимый и нелицеприятный Судия, воздаст каждому по делам его, по его помышлениям и словам. Ему подобает всякая слава, честь и поклонение, со безначальным Его Отцем и всесвятым Духом, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

1. Один юный разсказывал мне, что был он послушником у одного старца благоговейнаго, равнаго по добродетелям великим святым, и слыша, как он часто говаривал, что на тех, которые подвизаются, свыше приходят божественныя озарения и множество света, в каковом состоянии бывает и собеседование Бога с человеками, удивлялся сему, и такое, говорил он мне, возымел я желание получить и себе такое благо, что от жаждания того, забывал все и земное и небесное, — забывал пищу и питие, и всякой телесный покой. Старец же мой, будучи великим святым, имел и дар прозорливости, и видя, что я без размышления исполнял все его повеления, между тем не ел и не пил, а был весь погружен в свои мысли, приказал мне есть, потому что имел великое и безмерное ко мне сострадание и благоутробие. Я ел, и нехотя, ибо боялся греха преслушания. Но сколько ел, столь паче разгоралось во мне пламя внутри. Невыносимо было мне насилие, какое делает мне старец; слезы текли у меня как река, и плача так, вскакивал я часто из–за трапезы, думая, по малосмыслию, что он полагает препоны доброму моему стремлению, не зная, какую чрезмерную боль и тяготу ношу я в сердце своем. В один день пошли мы в город, близ котораго он жил, для посещения духовных детей его, и пробыли там весь день. Вечером возвратились мы в келлию, от большаго труда и жара алчные и жаждущие: ибо старец не имел обычая где либо есть или отдыхать; — было же тогда лето, и старцу — годов с шестьдесят. Когда сели мы за стол, я не ел, потому что очень утомился и думал, что если поем и попью, то совсем не смогу стать на молитву, и с обычным жаром испрашивать желаемаго. Так думал я и сидел, какбы находясь вне себя. Тогда святый мой, смотря на меня и, по дару прозорливости, зная причину, по которой я не ел, и какими мыслями занята голова моя, возымел жалость ко мне и сказал: ешь, чадо, и пей, и отныне оставь всякую печаль; потому что если бы Бог не хотел явить тебе милость, то не благоволил бы Он привести тебя ко мне. Итак, поели мы и напились, паче нежели вдоволь; ел и он, снисходя к моему изнеможению. Когда потом убрали мы трапезу, говорит мне он: ведай, чадо, что Бог не благоволит много ни к посту, ни к бдению, ни к другому какому телесному труду, ни какому другому доброму делу, и не являет Себя никому другому, кроме только смиренной, непытливой и благой души и сердца. Слыша это, я удивился слову и наставлению святаго, и горя сильным внутренним огнем, и все грехи свои во мгновении ока приведши на мысль, облился весь слезами, текшими из очей моих, и падши к ногам святаго и обняв их, сказал: молись обо мне, святче Божий, да обрету милость по твоему ходатайству, так как из тех добрых расположений, о коих сказал ты, я не имею ни одного, да и ничего добраго, кроме только грехов моих многих, которые знаешь и ты. На это святый мой показал мне такое сильное соболезнование, что сам заплакал, и велев мне подняться с земли, сказал: «имею веру, что Бог, такия богатыя явивший ко мне Свои милости, дарует и тебе сугубую благодать, ради одной веры твоей, какую имеешь ты к Нему — Богу, и ко мне последнейшему и худейшему». Это слово я принял так, какбы слышал его от самого Бога, — и помышляя о сугубой благодати, какую получил Елисей чрез пророка Илию, уверовал, что, хотя я и недостоин, но человеколюбивый Бог скоро очень творит волю боящихся Его, и с поклоном испросив молитвы, пошел в келлию свою. Отпуская меня, старец дал мне заповедь — прочитать на ночь лишь Трисвятое, — и лечь.