Франсуа Брюн - Расслышать умерших

Джо Герачи весной 1977 только что «выписался из больницы после операции… Вдруг однажды вечером у него началось сильное кровотечение, пришлось вызвать скорую и срочно его госпитализировать. Как ему рассказали позднее, он был на грани смерти, а две или три минут пробыл в состоянии клинической смети». Видимо, в эти минуты он и прошел через опыт околосмертных переживаний: «Это невозможно выразить словами. Свет становится вами, и вы становитесь светом; я мог бы сказать: “я был мирным покоем, я был любовью”. Я был вспышкой света. Он был частью меня… Мне это казалось очевидным. Вы становитесь всеохватным познанием, и в то же время составляете часть самих себя; это… это было прекрасно. Это была вечность. Словно я всегда был там и всегда там буду, словно бы вся моя земная жизнь была всего лишь кратким мигом» [636].

Филлис Атвотер, которая не просто сама прошла через опыт умирания, но и провела серьезные исследования по этой проблеме, самостоятельно пришла к сопоставлению такого опыта с опытом мистиков. Она пишет, что словно бы оказалась самолично в словах Рейсбрука Удивительного: «Бог, на самой глубине нас самих, принимает Бога, пришедшего к нам; Бог созерцает Бога» [637]. Такой вывод сам собою напрашивается при всем сходстве подобного опыта у разных людей. Все еще остается различие между Богом и нами, но само это различие становится просто другим модусом выражения абсолютного единства, поскольку, в конечно счете, Бог – уже всё во всём.

Но то, что мы заметили у великого фламандского мистика XIV века, можно найти и у всех остальных мистиков, и христианских, и нет [638].

Приведу в качестве примера случай современного мистика. Речь идет о Вассуле Риден. Гречанка, она родилась в 1942, родители ее были греками, но родилась она в Египте. В 1966 она вышла замуж за одного студента, шведа, который с 1968 работал в разных африканских англоговорящих странах, в конечном счете, в Бангладеш, после чего осел, наконец, в Женеве. Хотя теоретически она считала себя православной, но была нецерковной, на службах вообще не бывала, даже по великим праздникам не захаживала в храм. Она работала манекенщицей в Дакке, немного занималась живописью, в течение тридцати лет вела вполне светскую жизнь. Однажды в 1985 в нее вошла какая-то сила и заставила ее сесть за письмо. Сила представилась: это Даниэль, твой ангел-хранитель. В течение трех следующих месяцев этот «ангел» ею руководил. А затем, как она утверждает, руководить стал напрямую Сам Христос. Но поверх и помимо всех этих личных подробностей, вот та история, которая нас здесь интересует: «Христос» научил ее жить постоянно в Его присутствии. Она уже даже думать не должна была, как раньше, о себе в единственном числе, словно бы она была одна, но всегда во множественном числе (Христос и она). Однажды в автобусе она купила билет и подумала вдруг, что ведь, по сути, она купила один билет на двоих. Но она сразу почувствовала, как Христос внутри нее возразил: «Но мы ведь одно, мы единое целое».

Когда она рассказала этот эпизод отцу Лорентену, глубокому богослову и прекрасному специалисту по мистической мысли, тот сразу отреагировал и спросил: «Одно или единое?» На что Вассула, совершенно не знакомая с богословскими тонкостями, спокойно ответила с потрясающей ясностью: «Единое и одно». Многие католические богословы, услышав «одно», сразу заподозрят вас в пантеизме, панхристизме и т. д. С этим связан и вопрос отца Лорентена. Но ответ тут абсолютно правомерен, «единое» соответствует различию личностей, которое остается, а «одно» соответствует единству бытия. Вот тут-то христианские мистики оказываются куда подкованнее всех остальных в осмыслении своего опыта, потому что для них прообраз пережитого ими единения с Богом лежит в тайне Святой Троицы: три совершенно различные Личности образуют одно и единое бытие. Итак, мы уже видели, как один из опрошенных Марго Грей людей, прошедших через смерть, сам пришел к такому сопоставлению: «Я думаю, что именно это имел в виду Иисус, когда говорил: “Я и Отец – одно” (Ин 10: 30)». Святой Иоанн Креста (Сан Хуан да ла Крус) тоже проводил такие сближения, в частности, в двух своих знаменитых текстах: в комментарии к «Песни духа» и в «Живом пламени любви». Процитируем здесь небольшой отрывок из второго текста: «И тогда между Богом и душою рождается взаимная любовь, соответствующая их брачному духовному единению. И тогда блага и того, и другого, которые суть сама божественная сущность, каждый из них полагает другому свободно, как свободный дар, который они сделали друг другу; и они уже владеют ими совместно, сказав друг другу то, что Сын Божий сказал Отцу по свидетельству евангелиста Иоанна: “И все Мое Твое, и Твое Мое” (Ин 17: 10)» [639].

И снова речь здесь пойдет об идее, значимой для мистиков и для православной мысли и традиции. Мы, тварные создания, тварь, никогда не перестанем наполняться Несотворенным; мы, конечные существа, всегда будем тянуться к Бесконечному, питаться Им. В лексике христианского Востока есть для этого термин, позаимствованный из посланий апостола Павла: эпектаза, обозначающий напряженную и постоянную направленность вперед.

Вот, например, текст святителя Григория Нисского, его «Точное изъяснение Песни Песней»: неожиданно близкие переклички с ним мы найдем в «Диалогах с ангелом». Душа отправляется на поиски своего Возлюбленного. Не найдя его на земле, она отправляется за ним на небо. Она обходит «начала, господства и поставленные для Властей Престолы» в поисках Любимого:

«Посему невеста, разыскивая, обошла весь ангельский чин, и когда в обретенных благах не увидела Искомого, так стала рассуждать сама с собою: не постижимо ли хотя для Ангелов Любимое мною? и говорит с собою: не постижимо ли хотя для Ангелов Любимое мною? и говорить им: не видали ли хотя вы того, которого любит душа моя? (Песн 3, 3) Поскольку же молчали на такой вопрос, и молчанием показали, что и для них непостижимо Искомое ею…» [640]

Текст этот был сочинен святителем Григорием Нисским, который, конечно, опирался здесь на свою мистическую интуицию, но в 1943 году в Будапеште описанное в этом тексте было реализовано на практике Гиттой Маллац и ее ангелом, говорящим с ней устами Ханны. Как обычно, текст здесь пытается передать типографическими средствами напряженность слов и нередко прерывается, чтобы передать в скобках жесты, или впечатления, или чувства, какими сопровождается диалог:

« Гитта . – Ты сказал: “Нас много”? Кого – нас? Какое “мы” ты имел ввиду?

– Хор.

(Я чувствую, как за этим словом прячется неуловимое единство множественности в совершенной взаимосогласованности. Подняв руку вверх и низким голосом):