Вячеслав Лукьянов - Русская религиозная аксиология

С этой точки зрения, кризис современной культуры, ее «духовные раны» Ильин связывает с утратой многими людьми ориентации на «Священное», на «Совершенство». Современное человечество «во всеобщей погоне за приятностями и удовольствиями» растеряло « духовное измерение вещей и деяний; оно разлюбило духовность в жизни и вместе с тем разучилось любить, а научилось ожесточаться и ненавидеть» [149].

Религиозный мыслитель показал значимость формирования духовных ценностей уже с раннего детства. Основную задачу воспитания он видел «не в наполнении памяти и не в образовании "интеллекта", а в зажигании сердца». Поэтому образование без воспитания «есть дело ложное и опасное». Оно создает «ловкого, но черствого и злого человека», формирует напористых и беззастенчивых карьеристов, «вооружает противодуховные силы», поощряет в человеке «волка».

Фактически Ильин ставит вопрос о необходимости освоения личностью уже в детском возрасте важнейших духовных ценностей, которые позволят ему, став взрослым, обрести «духовное измерение вещей». Он показывает, что как только у маленького ребенка начнется «пробуждение» сознания и самосознания, «необходимо позаботиться о том, чтобы пробуждающие впечатления имели характер благостный и духовный, чтобы они исходили от духа и будили в младенческой душе духовные состояния». Впоследствии у ребенка будет много разных впечатлений, и острых, и тяжелых, и болезненных, и даже мучительных: будут и настоящие духовные травмы (ранения). Поэтому с точки зрения педагогической оказывается важным, чтобы «духовность инстинкта была пробуждена до этих неизбежных потрясений и ранений». Пока ребенок «полон естественной доверчивости и богат первозданной чистотой» необходимо пробудить его «духовное око», «чтобы душа раз навсегда поверила в благую силу мироздания и восхотела новой красоты, новой радости и новой гармонии; – чтоб она полюбила божественное и уверовала в Бога » [150].

Несомненно, что саму духовность Ильин чаще всего трактует исключительно в религиозном плане. Для Ильина как религиозного человека и философа, «духовное измерение вещей» связано с предстоянием к Богу: «Человек, испытывающий предстояние к Богу, свое достоинство и свою ответственность, несет в себе живую волю к Совершенству» [151]. Вместе с тем, в работах философа мы встречаем также попытки анализа духовной жизни людей нерелигиозных. Так, размышляя о задачах духовного возрождения посткоммунистической России, он отмечал необходимость осуществления великого и всенародного «акта покаяния». У религиозных людей все трудности этого «покаянного очищения» должны быть продуманы и преодолены в порядке церковном (по исповеданиям). У нерелигиозных людей – в порядке светской литературы, достаточно искренней и глубокой, а затем и в порядке «личного совестного делания». Без этого Россия, по его мысли, не в состоянии возродиться [152].

Ильин различал понятия «душа» и «дух». Если душа – «это весь поток не-телесных переживаний человека», его помыслов, чувствований, болевых ощущений, деловых соображений, праздных фантазий и т. д., то дух – это «то, что объективно значительно в душе», то, что связано с созерцанием или осуществлением красоты, с совершением добра, с общением с Богом. Причем только тот, кто сумел достичь этого уровня, испытывает нечто, как «самое лучшее и высшее », как «объективно ценнейшее, как объективно-главное», как «главное и совершенное само по себе и на самом деле…» [153].

Дух – это не только «главное и совершенное», это – воля «к Совершенству – а также к совершенствованию – в самом себе, в своих деяниях и во внешнем мире. Эта воля предполагает способность узнавать лучшее, отличать худшее и дурное, видеть Совершенное и принимать его. Поэтому дух есть дар очевидности» [154].

Аксиологический подход к анализу духовной жизни человека позволил Ильину выделить в душе человека «объективно ценнейшее, как объективно-главное», с одной стороны, а с другой – «неважное, неглавное, пустяшное, мелочное, праздное». Более того, он справедливо ставит задачу «очищения от душевной пыли»: «Живя изо дня в день, мы совсем не замечаем, как душу нашу засыпает пыль ничтожных, повседневных мелочей и как самая душа наша начинает от этого мельчать, распылаться и вырождаться» [155].

С его точки зрения, «жить – значит различать, ценить и выбирать; кто этому не научится, тот будет засыпан пылью жизни». Чтобы этого не произошло, необходимо «постоянно приводить наши жизненные содержания в связь с нашим духовным центром, измеряя их его светом и его содержанием, так, чтобы они освещались из него и обличали свое истинное жизненное значение: то, что устоит в свете этого центрального огня и оправдается, то есть благо, то подлежит избранию и предпочтению, а все иное, не оправдавшееся, само будет обличаться и отпадать. Это и есть процесс очищения от душевной пыли» [156].

Что же из себя представляет «духовный центр» личности? По Ильину, каждая человеческая душа стремится стать «неким гармоническим единством», живущим и действующим из «единого духовного центра». Только в этом случае человек будет обладать «духовно укорененным характером». Раскрывая суть этого характера, религиозный мыслитель использует метафору: зрелый духовный характер подобен укрепленному «городу с единым крепким кремлем, в котором покоятся почитаемые им святыни. Или еще: он должен быть подобен художественному произведению искусства, в котором все обосновано единою, главною идеею. Поэтому он не должен позволять жизни заносить себя пылью и распылять себя по мелочам» [157].

Таким образом, результатом духовного воспитания и самовоспитания человека выступает построение «духовного Кремля». По его мысли, «духовный Кремль» – это те «волевые стены» индивидуального духа, которые позволяют сформировавшейся личности противостоять злу. Как он подчеркивает, «чувство стыда, чувство долга, живые порывы совести и правосознания, потребность в красоте и в духовном сорадовании живущему, любовь к Богу и родине – все эти истоки живой духовности, в единой и совместной работе создают в человеке те духовные необходимости и невозможности, которым сознание придает форму убеждений, а бессознательное – форму благородного характера» [158]. Именно эти «духовные необходимости» сообщают целостное единство и определенность «личному бытию», они образуют «некий духовный уклад, как бы живой костяк личного духа», который поддерживает его строение, его «оформленное бытие, сообщающий ему мощь и державу».

Построение «духовного Кремля» оказывается возможно, если в процессе воспитания сформирована способность к «самостроительству» и «самоуправлению». По его словам, «воспитывать человека значит приучать его к самостоянию и самообладанию во всех областях жизни». Личность обретает духовный характер тогда, когда научается самостоятельно наблюдать, исследовать и мыслить. Когда приобретает способность ставить себе жизненные цели и осуществлять их верными средствами. Когда вырабатывает «себе характер, т. е. систему необходимых духовных актов – акт совести, акт миросозерцании, акт волевого самоуправления, акт правосознания, акт дисциплины и др.» [159]. Поэтому дух – «самостоятельный творческий центр».