Парфений (Агеев) - Автобиография

43. Потому, вместе с товаром, отправился домой. Прибыв в дом в самое заговенье Троицкое, нашел дом свой в жалком положении и родных почти всех больными.

Родитель всю дорогу меня искал, дабы со мной повидаться, но разъехались; и так не видались.

Я спросил родительницу, что у вас в доме очень неприятно. Она же села подле меня и взяла мои обе руки, а сама горько зарыдала и начала говорить: «О, возлюбленное мое чадо, послушай меня; вот что у нас в доме: как тебя проводили, и по сие время ежедневно у нас в доме плач; о чем плачем – и сами не знаем; всю весну ничего не могли делать, все из рук валится, да и только; а эти животные, кузнечики, куют во всех углах, да и только. Ох, какие-то Господь на нас хощет послать скорби великие: либо кто-нибудь из нас с отцом помрет, или дом сгорит, или иное что случится, а только нынешнее лето так не пройдет. Мы все, хотя не лежим в постели, но чуть едва ноги двигаем. Вот и тебя, слава Богу, дождались и увидели, но сердце мое ничего не возрадовалось».

Я ей сказал: «Возлюбленная моя маминька! Зачем прежде времени так себя убивать, еще и тогда можем наплакаться, когда приидут скорби; но и тогда не надобно себя скорбию очень убивать, а вполне предаться надобно в премудрые судьбы Божие, буди Его Святая воля; вы самые благоразумные, иногда и людей утешали, что без Божией воли влас главы нашей не погибнет. Конечно, уже вы теперь, может, позабыли скорби в юных ваших летах, первые шесть лет в замужестве, к которым вас Господь приучал. Ты сама сказываешь, что ты взята из богатого дома своих родителей в дом своего мужа, а моего родителя, как вас родные разлучили на 3 года с мужем и как над тобой издевались, даже и били тебя безвинную; сама говорила, что по нескольку раз на день омывала лице свое слезами; но вот родивши меня, излилась на вас благодать Божия, полились на вас Его милости, отделились вы от семейства; потекло к вам богатство тленное и сделались вы богатыми и славными, и вот уже 20 лет почти вы живете, благоденствуя, со дня моего рождения, не бывало вам ни скорбей, ни болезней; а только одно спокойствие и утешение. Ежели мы проведем в таком положении всю свою жизнь, то как же мы можем надеяться получить вечное Царство Небесное, ибо по Господню слову его наследуют только те, которые в мире сем препровождают жизнь свою в скорбях и напастях, ибо сказано, что нужницы восхищают Царствие Небесное; ибо в Царствие Небесное путь узкий и прискорбный, а то, пожалуй, как мы теперь живем, Господь и скажет нам: прияли благая в животе своем, то вы идите прочь отсюда».

Она же паки: «Милое мое чадо и любимое, конечно, это так; я и сама много слышала прежде это, но что делать будем: дух бодр, да плоть немощна; я и сама знаю, что блаженны те, которые в мире этом преходящем претерпевают скорби; даже иногда и завидовала; но теперь еще и скорбей нет никаких, а что-то изнемогла духом».

Я: «Дражайшая и милая моя маминька, возверзи всю сама себя в волю Господа Бога своего; Он пошлет скорби. Он и утешит вас; ибо враги на войне тогда только страшны, когда еще не начинали войны и не подходили еще близко, и когда вступят в войну, тогда и страха нет; так и скорби: тогда они кажутся страшными, когда еще не пришли, а как придут, то и будем терпеть, хотя и тяжко, но они нам будут учителями и наставниками. Только всего пуще надобно опасаться, чтобы не пороптать на Бога, дабы тем более не оскорбить Его благость. Хотя бы лишились детей своих или имения, но завсегда надобно помнить слова праведного Иова: “Господь дал, Господь и взял; буди имя Господне благословенно отныне и до века, яко же угодно Господеви, тако и бысть”».

Мать: «О, милое мое чадо! О, дражайшее мое чадо! О, сладость моя! О, утешение души моей! О, когда бы ты всегда услаждал горестную мою душу и держала бы я тебя завсегда в своих объятиях, и лобызала бы тебя, мое милое чадо, то бы мне с тобой и скорби – не скорби и болезни – не болезни, и смерть бы с тобой красна; но того-то мы и боимся, чтобы ты нас не оставил, пусть бы пропало наше имение, пусть бы лишились мы дома, пусть бы мы лишились даже и своей стороны, но только бы ты был с нами, то все бы ничего, и все бы перенесли спокойно и благодарно. Но то-то наша и скорбь и беда, что на тебя-то не имеем надежды.

Ох, Боже мой! Лучше бы нам тебя не рождать, но, родивши, лучше бы тебя еще в пеленах похоронить, дабы не терпели мы с тобой живой разлуки, ибо ты наш сын, ты и наставник наш. Ох, истину скажу тебе, что ежели ты оставишь нас, то мы скоро со скорбию сойдем во гроб, но клятвами тебя не связываем, а только упрашиваем тебя; а ежели не послушаешь, то Господь с тобою; потому что мы со скорби скоро умрем».

Я: «О, возлюбленная моя мати! Зачем ты такие для сердца моего горестные говоришь слова, которые пронзают мое сердце. Послушай меня, что я буду тебе говорить: скажи мне, кто меня вам дал и по какому мановению я зачат во утробе вашей? Ты сама скажешь, что Господь Бог меня вам дал, то Господь Бог и имеет полную власть взять меня от вас, ибо Он владеет животом и смертию, то хотя я и буду с вами, но придет смертный серп, подкосит меня и возьмет к себе; вот у вас и сына не будет. Как прошлого года на одной ниточке была жизнь моя, и вот давно бы уже не было меня. Но, может быть, Господь только и оставил для того, чтобы послужить Ему во иноческом образе; то для чего же вам убивать себя такою скорбью; неужели я первый начинаю этот путь? Ты знаешь, что есть тысяча примеров: первые апостолы оставили домы, родителей, жен и детей, ибо Сам Господь сказал, что аще кто любит отца или матерь паче Меня, несть Меня достоин; а потом мученики и все преподобные отцы все почти оставили домы и родителей. Наполнены все книги этими примерами: Четьи Минеи, прологи и синаксари. Еще примерно тебе скажу: а что, ежели бы тебе Господь Бог сказал: “Дай Мне сына, а я тебе дам Царство Небесное”,– то согласилась ли бы ты на это?»

Она ответила на это: «Как бы не согласиться?»

Я паки начал говорить: «То о чем же вам очень скорбеть и плакать; я вам ручаюсь, что ежели я уйду в монастырь, то вы за это получите Царствие Небесное, да еще радость к радости, ежели бы Господь привел и мне к вам попасть и быть вечно в радости и веселии. О, какое это утешение, пусть бы на малое время в жизни этой и разлучиться, а там бы вечно вместе радоваться.

Еще скажу, хотя бы и случилось это, что я вас оставлю, но я вас оставлю не престарелых и не одних, и не в нищете; Слава Богу, вы еще в самых силах, детей у вас еще останется и имения довольно, ежели Господь не отнимет, то до смерти его достанет; о чем же очень вам так скорбеть и сокрушаться. Но и то еще, Бог знает, уйду ли я в монастырь или нет. Вот уже десять лет собираюсь, а все еще дома живу, а хоть и совершу свое предприятие, то вы сами знаете, что я назначен на служение Богу еще прежде зачатия во чреве и еще ты не была замужем. Когда так, то зачем же очень о мне плакать, надобно вам радоваться, что сын ваш пошел не на худные дела, а на служение Богу. Вот мне воистину тяжко: оставить дом и имение и с вами, милыми родителями, на всю жизнь сию временную разлучиться, и не видеть вашего лица, также со всеми родными и друзьями, и идти неизвестно куда, странствовать по свету во всю свою жизнь. Проведя жизнь в богатстве и в нежном воспитании и быть самому последнему из нищих, но и то любовь Божия превозмогает, ибо знаю, что все на сем свете хорошо и приятно, а наипаче в кругу родных, а все тленно и скоро проходит. Все-таки скоро или нескоро, поздно или рано, а надобно разлучиться и все оставить. Который я предназначаю себе путь, хотя и кажется неудобоносимый и сверх естества человеческого, но зато по окончании этого пути какая ожидает награда, и награда вечная, которой весь мир сей недостоин единой вечной капли».