Анатолий Хлопецкий - Монашеский Скит

Наступила пауза. Затем спокойный голос отца Дорофея произнес:

– Много ли тебе необходимо времени на сборы? Собирайся, я подожду.

Я кивнул и помчался в пещеру. Собирая вещи, которыми удалось обзавестись, я страшился, что вот-вот войдет Амвросий и мне придется объяснять свое решение.

Но Амвросий спокойно дожидался меня, стоя рядом с отцом Дорофеем. Не знаю, говорили ли они о чем-нибудь между собой, но никаких объяснений не потребовалось. Амвросий перекрестил меня и попрощался, троекратно прикоснувшись ко мне щеками по христианскому обычаю…

Ветер шумел, а мелкие камешки, отпрыгивая от наших ног, катились по горной тропинке. Этой дороги в монастырь я не знал, а потому старался запомнить наиболее приметные ориентиры, но вскоре, занятый своими мыслями, упустил из виду череду многочисленных поворотов.

Молчание отца Дорофея удивляло меня.

Я полагал, что он начнет расспрашивать, захочет поподробнее узнать о мотиве моего внезапного решения отправиться в монастырь, поинтересуется, какую работу мне хотелось бы исполнять? Но монах неторопливо двигался впереди меня, лишь жестами предупреждая о крутых или узких местах пути. Спустя некоторое время, видимо, расслышав мое учащенное дыхание, он остановился на короткий отдых. Взглянув на монаха, я увидел, что пальцы его медленно перебирают янтарные четки, а губы шевелятся в беззвучной молитве. Я решил не отвлекать моего спутника, и через некоторое время мы двинулись дальше.

За очередным поворотом перед нами неожиданно возникли величественные монастырские строения. Словно обозначая и утверждая здесь свое присутствие, раздались мерные удары колокола, призывавшие братию к молитве.

Мы спустились с горы.

Подойдя к монастырским воротам, отец Дорофей со словами «Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас молитвами святых отцов наших!» ударил в них тяжелым чугунным кольцом.

В ответ послышалось: «Аминь!»

Ворота медленно отворились. Отец Дорофей направился к соборной церкви, жестом приглашая меня следовать за собой.

И снова, будто бесчувственный, стоял я, слушая церковную службу. Под конец ее в моей голове окончательно созрело решение откровенно поговорить с отцом Дорофеем и, как на исповеди, выложить ему все, что смущало меня в последнее время…

И этот разговор состоялся.

Я признался, что не знаю, верую ли я в Бога. Ожидая, что отец Дорофей разгневается на меня и скажет, что безбожникам не место в монастыре, я приготовился покинуть монастырские стены. Слезы выступили у меня на глазах при мысли, что придется расстаться с местом, в которое меня столь сильно тянуло…

– Может быть, именно поиски Бога привели тебя сюда, сын мой, – ласково сказал отец Дорофей. – Через сомнения и колебания проходят многие, особенно молодые люди. Ты, главное, помни: вера насаждается в наши души Творцом при самом создании, она – дар Божий. От природы душа влечется к Богу, как цветок к солнцу. Но от человека и его поступков зависит, будет ли жить вера в его душе: понимает ли человек сердцем голос природы, которая вещает о своем Создателе; слышит ли голос Божий в голосе своей совести; узнает ли из Евангелия о земном житии Бога воплотившегося. Как жить вере в душе человека, если он заливает ее пламень водопадом своих страстей, ожесточает ими сердце, заглушает голос совести и не обращается к Спасителю за исцелением от своих духовных немощей…

Поверь, Господь знает видит и безмерно любит тебя! Со временем ты обязательно почувствуешь, как любовь Божия просветила твой ум и умягчила сердце. А коли тяжело тебе сознавать свое нечувствие, и ты стремишься обрести молитвенный дар – молись о даровании молитвы. Проси Господа так:

«Многомилостиве Господи! Сподоби мя Божественного дарования святой молитвы, изливающейся из глубины сердечной; собери расточенный мой ум, дабы всегда стремился он к Тебе, Создателю и Спасителю своему; сокруши разжженныя стрелы лукавого, отрывающие меня от Тебя; угаси пламень помыслов, сильнее огня пожирающий мя во время молитвы; осени мя благодатию Пресвятаго Твоего Духа, дабы до скончания моей грешной жизни Тебя Единого любить всем сердцем, всею душою, и мыслию, и всею крепостию, а ближних – как самих себя, и в час разлучения души моей от бренного тела, о Иисусе Сладчайший, прими в руце Твои дух мой, егда приидеши во Царствии Твоем. Аминь».

Он дал мне время успокоиться. Затем мы обсудили, как будет складываться моя жизнь в обители, чем я буду заниматься.

Отец Дорофей предложил, чтобы меня, как многих других паломников, считали гостем монастыря. Жить я буду не в келье, а в гостинице для паломников. Это освободит меня от необходимости строго соблюдать монастырский распорядок, и я смогу посещать все богослужения, а также, в меру сил и желания, трудиться в монастыре – помогать убирать помещения, готовить еду для общей трапезы, заниматься привычной работой на грядках с овощами и лекарственными травами.

В первые дни меня изрядно удивляло, что ко мне, новичку, никто не проявил ни малейшего любопытства, не приставал с естественными, казалось бы, вопросами: кто я, откуда взялся, на каких правах обитаю здесь?

Внешне я мало отличался от монахов: мне выдали одежду послушника, а здешняя обстановка быстро приучила меня к неспешным движениям и немногословию.

Только глаза выдавали меня: никак не удавалось держать их смиренно опущенными – уж очень много вокруг было нового и любопытного!

Отец Дорофей наблюдал издали, как я привыкаю к здешним порядкам.

Скоро я привык к монастырскому уставу: не следует начинать трапезы, пока вошедший отец игумен не прочтет молитву; при подходе к монастырским воротам необходимо совершать крестное знамение, уста же должны произносить монастырскую молитву для брата привратника.

При малейшем желании побеседовать с отцом Дорофеем я всегда встречал доброжелательный отклик. Несмотря на постоянную занятость, он ни разу не сетовал на недостаток времени.

Говорили о разном.

Однажды я посетовал: никак не могу приучить себя начинать свои дни, подобно отцу Амвросию, с утренней молитвы!

Отец Дорофей ответил:

– Я приведу тебе, Антропос, слова святителя Игнатия Брянчанинова: «Нужно понуждаться к молитве; вскоре она начнет доставлять утешение и этим утешением облегчать понуждение, ободрять к понуждению себя. Но к молитве нужно понуждение в течение всей жизни, и редкие подвижники избавились по причине обильнейшего благодатного утешения от понуждения себя. Молитва действует убийственно на нашего согрешившего ветхого человека; доколе он жив в нас, дотоле противится молитве, как вкушению смерти. Падшие духи, зная силу молитвы и ее благотворное действие, стараются всячески отвлечь от нее подвижника, подучая употреблять время, назначенное для молитвы, на другие дела, или же они стараются уничтожить и осквернить ее суетною и греховною рассеянностью, привнося во время ее совершения бесчисленные житейские и греховные помыслы и мечтания».