Анатолий Хлопецкий - Монашеский Скит

Отец Дорофей внимательно поглядывал на меня. Когда мы оказались на монастырском дворе, он произнес:

– Один паломник из России, побывавший у нас, написал так: «…если вы придете к святыням, как туристы – вы ничего не унесете с собой, ничего не почувствуете. Только взглянете на них и воскликнете: «Какой изящный ковчег у мощей! Взгляните, как чудесно написана эта икона! Неужели VIII век? Ах, какая сохранность!» Но через несколько дней вы забудете обо всем. Уедете такими же, какими сюда приехали. Если вы действительно хотите понять и ощутить силу чудотворной иконы, то молитесь перед ней Господу. Молитесь просто, без словесных хитросплетений и пустых восклицаний. Молитесь о том, что у вас на сердце, попытайтесь познать, почему оно столь мучительно болит. Молитесь об избавлении от греховных привычек, с которыми не можете совладать, о вразумлении в сложных обстоятельствах, о защите от злобы враждебных к вам людей, о помощи родным и близким, об исцелении болезней и обо всем том, что подскажут ваше сердце и совесть. Только молитесь! И тогда вы поймете, что есть чудотворная икона. Это невозможно описать словами – это надо почувствовать… Божественная сила, изливаясь через святыню, пронизывая насквозь душу и тело, омоет вас. Подобно речным струям, из которых человек никогда не выходит прежним… Люди меняются и становятся лучше».

Я часто вспоминал слова отца Дорофея, пытался разобраться в собственных ощущениях. Я понял – к молитве меня не тянет.

Но ни уединенность нашего с Амвросием убежища, ни одинокий труд на земле среди благоухающей зелени, ни бесконечный морской простор, ни великолепная звездная россыпь в небе не давали мне такого безмятежного душевного покоя, какой я ощутил, оказавшись в монастыре! Даже вопросы, касавшиеся моего неведомого прошлого, на время оставили меня. За монастырскими стенами таился совершенно иной, неведомый мне прежде, ритм жизни, и он, помимо моей воли, притягивал меня…

Мы причалили к нашему берегу. Амвросий, стараясь сохранить настроение, охватившее нас после посещения монастыря, не пошел к месту ночлега, а свернул в горы и побрел прямиком к тропе, ведущей в молитвенную келью, жестом позвав меня за собою.

И я ощутил непреодолимое желание последовать за ним.

Сделав несколько шагов по камням, еще хранившим дневное тепло, ощущаемое через тонкие подошвы сандалий, я споткнулся. В первое мгновение я подумал, что не заметил толстый корень склонившегося над тропинкой дерева. Но это был не корень. Я едва успел отпрянуть, когда прямо передо мной взвилась пружинистая, готовая к броску, раздраженно шипящая змея.

Я вскрикнул.

Амвросий в один прыжок преодолел разделявшее нас расстояние. Пока моя рука судорожно нащупывала палку или хотя бы камень, монах схватил меня за плечо и сильным движением оттолкнул в сторону. Обезопасив меня, старец замер на месте и стал внимательно смотреть на змею Так прошло несколько секунд, показавшихся мне вечностью…

Вдруг мощное тело змеи опало, и она, извиваясь, исчезла в россыпи камней.

– Что ты ей сказал, Амвросий? – шутливо спросил я, улыбаясь непослушными губами.

– Лишь то, что мы не желаем ей зла и всякая тварь благословенна Господом, – ответил Амвросий, и… мне показалось, что он не шутил.

Мы продолжили путь по горной тропинке. На полпути Амвросий, обернувшись, произнес:

– Тебе повстречался полоз – разновидность ужа. Их полно у меня на родине. Он безвреден, да и ты напугал его не меньше, чем он тебя. Вот если бы ты споткнулся о рогатую гадюку… Они тоже водятся в здешних местах.

– Ты и тогда не позволил бы мне схватить палку?

– Разве ты поторопился бы убить существо, виноватое только в том, что оно от тебя оборонялось?

Мне хотелось возразить: «А если бы она меня ужалила?»

Но слова эти казались наивными и детскими, и я промолчал.

Но идти дальше мне расхотелось.

– Ты возвращаешься? – спросил Амвросий, когда я повернул назад. В голосе его звучало искреннее сожаление. – Ну что же… Я буду молиться за тебя.

Я побрел в обратном направлении, внимательно приглядываясь не только к корням, но даже к теням веток на дороге, которые старательно обходил.

«Что это было?» – спрашивал я самого себя. После разговоров с монахами все окружающее казалось исполненным непонятных знаков и предзнаменований. Я вернулся, испугавшись безобидного полоза. Может быть, неведомые силы не хотели, чтобы я добрался до кельи? «Или ты просто пока не готов прийти туда», – подсказал мне внутренний голос. После некоторого раздумья я согласился с явившимся мне подсказчиком.

Рано мне молиться с Амвросием в его келье…

А вдруг это враг человеческий в образе змеи пожелал смутить меня?! Я же – поддался ему: испугался и повернул назад…

Наверняка Амвросий мог бы все разъяснить, но гордыня помешала мне заговорить с ним. Я настойчиво уверял себя, что свои проблемы должен решать самостоятельно.

Много времени должно было пройти, прежде чем я понял, что напрасно сомневался. Господь услышал и принял бы молитву, идущую от сердца, где бы она ни прозвучала: в соборе перед святыми чудотворными иконами, в келье отца Амвросия, в ладье посреди моря или на горной тропе, где встретился мне полоз. Но, даже испугавшись змеи, я не воззвал к Господу, истолковал происшедшее по-своему и повернул вспять – к своим безответным вопросам, к своим сомнениям…

Снова не услышал, как Спаситель стучится в мое сердце!

Значит, не ожила пока моя душа, не пришел конец испытаниям.

Я осознал, что вера и все, что с нею связано, занимали малое место в моей прежней жизни. Да и в настоящем я мало задумывался: почему именно монахи оказались моими спасителями? Почему Господь сделал так, что я общаюсь исключительно с людьми в монашеских одеяниях?

Видимо, пребывание в морской пучине сдвинуло некие потаенные механизмы в моей голове. Оказавшись выброшенным из прежнего бытия, я постепенно смирился, перестал неустанно задавать вопросы и пытаться узнать о событиях, происходящих в мире.

Думаю, я вправе был повторить вопрос поэта: «Какое, милые, у нас тысячелетье на дворе?»

И вряд ли бы удивился, узнав, что оказался в другой эпохе.

В другой реальности…

Однако к началу осени я не выдержал. Когда отец Дорофей в очередной раз наведался к нам с мешком монастырских даров – книг для Амвросия, сухарей, свечей, ладана для кадила – я попросил позволения отправиться в монастырь: пусть на время, пусть на какую-нибудь черную работу!

Я боялся обидеть Амвросия своей просьбой, но остаться наедине с отцом Дорофеем все никак не удавалось. Когда же он собрался в обратный путь, я выпалил свою просьбу, боясь взглянуть на обоих монахов.