Олег Гор - Просветленные видят в темноте. Как превратить поражение в победу

Я почесал в затылке и начал говорить…

Струи восприятия, которыми мы на самом деле являемся, восемь видов сознания, формирующих человеческое существо – зрительное, слуховое, обонятельное, вкусовое, осязательное, ментальный регистратор образов внутреннего мира, потом ум, комбинирующий объекты шести предыдущих, и за всем этим – сознание-сокровищница, алая-виджняна, истинный центр всего.

Эмоции никуда не делись, но теперь я повелевал ими, а не наоборот.

Именно она, используя «семена», следы прошлых деяний, «выращивает» события нашей жизни, разворачивает их в определенной последовательности. При этом не имеет особого значения, как воспринимать эти события – как перемещения объектов в материальном мире или как нескончаемый поток дхарм.

Ведь и за тем, и за другим лежит пустота, шуньята, нечто неописуемое, но доступное для восприятия.

Правда, воспринять его способен лишь тот, кто сумеет осуществить «поворот в основании», сможет прервать цикл прорастания «семян», появления из них плодов и новых «семян», оторвать внимание сознания-сокровищницы от иллюзорных объектов внешнего мира.

Обратить его внутрь, на самое себя.

– Неплохо, – сказал брат Пон. – Есть фундамент, на котором мы построим здание. Возведем дворец не-обучения…

Я хотел спросить, что он имеет в виду, но монах не дал мне вставить и слова.

– Иди, – буркнул он, толкнув меня в бок. – Скоро тебя позовут.

Обернувшись, я увидел, что прямо по курсу из морской бирюзы вырос прыщ островка Ко Рин, а это значит, что вот-вот начнется обязательный для всех брифинг перед погружением.

Отныряли мы замечательно.

Виталик сводил нас под воду сам и показал много интересного – и мурену, чья башка торчала из норы, и полупрозрачных каракатиц, и акулу-няньку, засевшую в логове под кораллами.

Так что на лодку после второго дайва я выбрался довольный как слон.

Но едва успел стащить гидрокостюм, как рядом объявился улыбающийся брат Пон.

– Самое время для практики, – промурлыкал он. – Проверим, что ты можешь.

«Внимание дыхания», что начинается со счета вдохов, далось мне без малейшего труда, в состояние смрити, полного осознавания, я вошел к тому моменту, когда сполоснулся и, переодевшись, вернулся на верхнюю палубу.

Каждый вдох, положение тела, движение мыслей и чувств, ситуация, в которой я нахожусь, – все вместе и в то же время по отдельности, обвивающие друг друга, но не сливающиеся между собой потоки, в совокупности называемые обычно «личностью», «персоной», «я».

«Созерцание объекта» я выполнил тоже достаточно быстро, вызвал из памяти образ дерева, над которым некогда медитировал в джунглях, и вот оно, торчит из палубы меж возбужденными туристами.

Но не успел я обрадоваться успеху, как под ногами у меня словно разверзлась бездна.

Алчное, леденящее ничто, прячущееся за карнавальной маской обыденности…

– Тихо, тихо, – сказал брат Пон, беря меня за предплечье.

От его прикосновения все тело слегка встряхнуло, по позвоночнику побежала теплая, щекочущая волна, и я оказался в обычном, разве что несколько раздраженном состоянии. Мгновением позже я ощутил гнев, который сменился разочарованием, печалью, а потом эмоции сплелись в тугой колючий клубок где-то в груди.

«Это не мое, это не я», – подумал я, пытаясь отстраниться от этого половодья чувств.

Ощущение пропасти под ногами я несколько раз переживал во время прошлого учебного «семестра», и всегда оно пугало меня до полусмерти, оставляло разбитым и опустошенным.

– Это в одно и то же время и ты, и не ты, – брат Пон, как обычно, словно читал мои мысли. – А кроме того, ты еще не до конца избавился от аффектов, от тех иллюзорных пут, что привязывают нас к сансаре.

– Но если они иллюзорные, то какой смысл с ними бороться? – с трудом выдавил я, немного справившись с собой.

– Смотри, допустим, ты столкнулся с тяжелой болезнью, – сказал брат Пон.

Я кивнул.

– Страдания, как ты ныне прекрасно знаешь, не имеют реальной сущности. Представляют собой не более чем мгновенно длящиеся комбинации впечатлений-дхарм.

– Ну да, – подтвердил я, хотя и без особой охоты.

– Но это же не значит, что болезнь не нужно лечить?

Я заморгал, пытаясь ухватить концепцию.

– Да, алчность и ненависть точно так же не имеют истинного существования, – продолжил монах. – Но они могут порождать карму, вызывают появление новых «семян». Прорастая, те вызывают ситуации, неизбежно связанные со страданием… ведь так?

Логика брата Пона выглядела безупречной, но меня она в этот момент не радовала совершенно.

– Поэтому с устранения аффектов, на санскрите именуемых клеша, все и начинается.

– То обучение, которого на самом деле не было? – пробормотал я с недовольством в голосе.

– Именно! – монах просиял. – А теперь посмотри на этих людей… Что ты видишь?

Туристы, получившие в момент посадки таблетки от морской болезни, дремали в шезлонгах, мои друзья во главе с именинником собрались в кучку и оживленно что-то обсуждали.

– Образы, порожденные моим сознанием, – еще более мрачно заявил я.

– Тоже верно, – согласился брат Пон. – Но за этими образами есть другие существа. Разумные, обладающие таким же осознанием, как и у тебя…

– Ну, не совсем таким же!

– Их алая-виджняна ничем не отличается от твоей, уж поверь мне. Абсолютно. Сияет, будто солнце на внутреннем небосводе, только вот скрыта плотным слоем облаков.

– Тогда к чему то, через что я прошел? – поинтересовался я почти с отчаянием. – Неужели все зря?

– Как сказал один из древних: «Нет ни одного живого существа, что не было бы наделено истинной мудростью. Только цепляющиеся за омраченное сознание не могут реализовать ее. Если же отсечь омраченное сознание, то истинная мудрость тут же воссияет».

С дайв-бота я сгустился в более спокойной, но все еще мрачном расположении духа.

Я открыл рот, чтобы обрушить на брата Пона лавину вопросов, но он остановил меня, подняв руку:

– Поразмысли об этом. После того, как справишься с эмоциями.

С дайв-бота я спустился в чуть более спокойном, но все еще мрачном расположении духа.

– Ну что, поехали? – заявил брат Пон после того, как я распрощался с друзьями.

Удивительно, но никто из них, даже ехидная Аня, не сказал ничего по поводу того, что я всю дорогу болтал с неизвестным тайцем.

Монах, для того чтобы сойти на берег, приоделся, дополнил шорты сандалиями и яркой безрукавкой, сплошь покрытой вышивкой, а на плечо повесил рюкзак, потрепанный, но крепкий.