Олег Гор - Просветленные видят в темноте. Как превратить поражение в победу

Возник образ, сначала размытый, затем все более и более четкий: жилистый носатый тип с маленькими ушами, облаченный в рубаху цвета хаки с закатанными рукавами, джинсы и полувоенные ботинки, с рыжими усишками и того же цвета бородкой, но совершенно лысый.

Я держал его в сознании, разглядывая, добавляя детали – морщинка над переносицей, правый глаз чуть больше левого, губы пухлые, выпяченные, да еще и волоски на костяшках пальцев.

В один момент человек этот задвигался, недовольно мотнул башкой, и в следующий миг я потерял концентрацию.

– Достаточно, – сказал брат Пон, и я заморгал, возвращаясь к реальности.

Судя по ломоте в спине, просидел я неподвижно не один час, да и за окнами уже начало светать. Я зевнул, с удивлением отметив, что, по большому счету, не особенно хочу спать, а вместо ожидаемой вялости ощущаю прилив бодрости.

– Теперь ты должен поддерживать его, вкладывать силы и энергию в этот образ, – настойчиво проговорил монах. – Необходимо его оживить, понять, как он говорит, двигается, какие у него любимые словечки, почему он с такой неприязнью относится к неграм.

Я нахмурился, пытаясь сообразить, к чему эта деталь.

Но времени на размышления не оказалось, поскольку брат Пон безо всякого перехода заявил:

– Но заниматься будешь уже в другом месте… Сегодня ты должен съехать отсюда.

В ушах у меня зашумело, в горле пересохло, изо рта вырвалось судорожное:

– К-как? Почему? Мы все же уезжаем?

– Нет, Паттайю ты в ближайшее время не покинешь, но жить тут не будешь.

– Но как?! Я не могу! У меня же это… здесь…

Человек задвигался, недовольно мотнул башкой, и я вмиг потерял концентрацию.

Я мог сказать, что заплатил за два месяца вперед да еще внес депозит, что в кондо быстрый и стабильный Интернет, нужный мне для работы, а в Таиланде это вообще редкость, что район Пратамнак мне нравится, что он всем удобен и что я к нему привык…

– Но как же друзья, знакомые? – пролепетал я, понимая, что для брата Пона эти аргументы не будут иметь никакого значения.

– Те, что воспринимают тебя в первую очередь по одежке, то есть по жилищу? – лицо монаха украсила презрительная ухмылка. – Живешь в крутом кондо – молодец, обитаешь в строении попроще – все, неудачник и общаться с тобой после этого не стоит. Какое тебе до них дело?

– Но я нахожусь в окружении людей…

– Быть в окружении людей – не значит рабски подчинять себя их представлениям. Ожидания и мнения других по твоему поводу не имеют значения, и в первую очередь потому, что они иллюзорны, что это всего лишь образы, созданные твоим сознанием. Неужели ты до сих пор веришь, что способен воспринимать намерения и мысли тех, кто находится рядом?

Это заявление мне крыть оказалось нечем.

– Но… – попытался вставить я, не очень понимая, что именно собираюсь сказать.

– Кроме того, даже если они реальны, то почему ты строишь жизнь, исходя из чужих интересов? – сурово заявил брат Пон, не дав вставить и слова. – У тебя есть свои. Вспомни о них… Ну да, беспокоиться о том, что думают другие, куда проще, чем заниматься очищением собственного мышления, поэтому люди обычно выбирают первое… Как ты намерен обрести свободу, если позволяешь щупальцам мнений, взглядов и предубеждений держать тебя?

У меня мелькнула мысль, что безо всех этих «щупалец» легко жить где-нибудь в джунглях, где тебя никто не видит, что в обществе от них избавиться невозможно, разве что радикальными мерами… Ее сменила другая, что, может быть, за этим брат Пон и явился сюда, в Паттайю, туда, где я не являюсь учеником монаха в пропыленной антаравасаке, а веду обычную жизнь?

И эта мысль испугала меня не меньше, чем идея оставить апартаменты.

– Почему вчера в лифте ты позволил возникнуть беспокойству по поводу того, что тебя сочтут любителем секса с мужчинами? – продолжил он, не давая мне опомниться. – Пусть считают кем угодно! Это проблема лишь в том случае, если ты сам придаешь ей значение, наделяешь ценностью!

– Но где я буду жить? – спросил я жалобно. – Все равно надо же где-то ночевать! Машина еще…

– Проблемы будем решать по мере их возникновения, – сказал брат Пон, вставая с дивана. – Первейшая же из них, поверь мне, для тебя состоит в том, чтобы избавиться от всего этого.

И он повел рукой, указывая на мое жилище, такое уютное, престижное и удобное…

Вид у меня, когда я с утра приперся к менеджеру, был наверняка очень жалкий.

По крайней мере, я мямлил и запинался, пытаясь объяснить, почему я должен съехать прямо сегодня же и что вовсе не настаиваю на том, чтобы мне отдали назад аванс и депозит…

Пожилая китаянка, управлявшая нашим кондо, посмотрела на меня как на идиота.

Так что я вернулся в апартаменты через час и сообщил брату Пону, что у меня есть время до вечера, чтобы освободить помещение.

– Великолепно! – заявил он с энтузиазмом. – Какой шанс для тебя!

– На что? – спросил я уныло.

– Чтобы избавиться от того хлама, которым ты пытаешься отгородиться от пустоты. Я тут осмотрелся…

Уныние мое сменилось ужасом.

Я протестующе вскинул руки, издал судорожный писк, но сказать ничего не успел.

– Э… я думал… перевезти вещи в подсобку в магазине… там найдется место…

– У меня есть мысль получше, – и брат Пон вполне по-демонически оскалился. – Выкини это барахло.

Нет, я и раньше не страдал тягой к накоплению вещей, а уж после знакомства с неправильным монахом и вовсе стал относиться к шмоткам равнодушно, но когда ты живешь на одном месте и имеешь возможность покупать все, что душа пожелает, то ты невольно обрастаешь предметами… Вроде бы и это нужно, и вон то еще, а как обойтись без вон той штучки?..

– Не хочешь выкидывать – раздари, – пожал он плечами.

– Но… но…

– Подумай о том, что тебе на самом деле нужно, – продолжил брат Пон весело. – Вспомни, насколько легко и приятно существовать, не имея ничего, кроме одежды и сумки для подношений!

«Ну да, в вате или стойбище диких аскетов», – хотелось сказать мне, но я смолчал.

Вот, например, подарок от брата – монгольская маска, оскаленный синекожий демон… Или картина с видом Толедо, напоминание о давнем, еще прошлого века, путешествии в Европу…

Разве можно избавиться от них просто так?

– Не стой столбом, а то я сам все сделаю, – и брат Пон, распахнув дверцы шкафа с одеждой, принялся выгружать шмотки прямо на пол.

Я протестующе вскинул руки, издал судорожный писк, но сказать ничего не успел. Внутри меня нечто переместилось, словно желудок поменялся местами с печенью, и я ощутил, как отступает беспокойство, рассеивается тревога, исчезает страх.