Зинаида Каткова - Где ты, счастье мое?

— Э-э, чего до другого раза ждать! Было бы что; выпить, закусить можно и хлебушком. Дружка ему хочу привести, а он…

— Поздно уже, спать пора. Так что в другой раз, — твердо повторил Микале.

— Сам же сказал, садись, товарищем мне будешь. А теперь выпроваживаешь, — уколола брата Качырий.

— Вот-вот, — встрепенулась Марпа. — Я ведь что, я ничего… Добра только хочу. Тебе, Качырий, добра хочу!

— Мне?! Интересно. В чем оно, твое добро?

— Фу! — выдохнул Микале. — На, пей и… Ну дай ты мне с сестрой поговорить! — взмолился он.

— Господи, в самом деле гонит! Ладно, выпью, коли так. Будь здоров! Дай бог всегда вместе пить-есть, друг у дружки гостевать…

Микале, как ошпаренный, выскочил из-за стола.

Качырий и Майра звонко расхохотались…

Микале и не думал ложиться спать. Просто ему надо было выпроводить назойливую соседку, которую он так опрометчиво пригласил за стол. Ему хотелось о многом переговорить со своей единственной сестрой. Но праздничный вечер был скомкан. Это, видимо, почувствовала и Качырий. Она сняла с вешалки пальто.

— Душно. Пойду прогуляюсь на свежем воздухе.

— Смотри недолго.

— Ладно.

Не думал, не гадал Микале, что сегодняшняя вечерняя прогулка будет началом крутого поворота в судьбе его любимой сестренки. Знал бы, не сидел гак спокойно, не пустил её одну…

Марпа перехватила девушку в коридоре, увлекла на кухню, где на керосинке кипятила чай, и заохала:

— Ох-хо-хо, такая молоденькая, такая-то пригожая и ходит, скучает. Шла бы на танцы аль в кино!

— Кавалера нет, — отшутилась Качырий.

— Кавалер есть да только беда у него, горе-горькое. Сидит, сердешный, мается.

— А что с ним? Зубы болят?

— Поди спроси. В такую беду попал, не знай, как и выкрутится.

— Да кто же он?

— Постоялец мой. Уж так его жалко, так жалко… Вот разве ты ему поможешь. Ой, Качырий, придумай что-нибудь! А то пропал он, погубит его Фекла, вот помяни мое слово, погубит! Пойдем, он сам тебе все как есть обскажет.

Чуткая к чужому горю и добрая по натуре Качырий не смогла отказаться. Марпа повела её не в маленькую комнатушку, что рядом с кухней, которую вот уже несколько лет сдавала постояльцам, а в соседнюю, чуть побольше, где ютилась сама с тремя детьми. Качырий увидела незнакомого военного, в ладно сидящей офицерской форме без погон. На вид ему было не более двадцати пяти. Высокий чистый лоб под шапкой волнистых светло-русых волос, серые вдумчивые глаза и крепкий, чуть выступающий вперед подбородок говорили о его незаурядном уме, умении, если потребуется настоять на своем.

Завидев вошедших, мужчина встал из-за стола, привычным движением проверил выправку.

— Это соседка наша, к брату погостить приехала, — тараторила Марпа, разливая чай. — Миклай, ты расскажи ей. Она в суде работает, все законы знает. Вот увидишь, поможет. Качырий, чего стоишь, садись за стол.

— Николай Пузырьков, — отрекомендовался военный, как показалось Качырий, слишком пристально разглядывая её.

— Яшмолкина Катя.

Марпа продолжала свое: — Ой, накас, лиса-то хоть и не попала в капкан, а хвост-то там. Прищемила Фекла ему хвост-то. Ой, как прищемила! Уйдет, а она — в райком: «Глядите, каков он, а еще партийный. Судить его надо, судить!» Ты в суде работаешь, все законы знаешь, вот и растолкуй, как ему, сердешному, из того капкана целехоньким выбраться…

Заметив недовольство Пузырькова, его предостерегающие жесты хозяйке, Качырий пожалела, что пришла сюда. Она даже хотела уйти, дескать, человек взрослый, сам разберется. Где там. Если что пришло в голову Марпе — топором не вышибешь. Это понял и Пузырьков, отошел к окну и стал смотреть в темень улицы.

Качырий слушала и недоумевала. Что с того, что Фекла приютила человека, обещала со временем подыскать ему отдельную комнату. Надо же человеку где-то жить, тем более, раз он только что приехал и здесь у него ни родных, ни знакомых. Да и Фекле прибыток от постояльца…

— Вчера зашла я к Фекле. Деньги она у меня занимала и до сих пор, сатана, не отдает. Гляжу, Миклай… А Феклы нет. В магазин побежала. Ну я его к себе — маленькая-то комната пустая стоит, уехал жилец-то. Сегодня пошел он за вещами, а воротился пустой. Не отдает, стерва! Чтоб ей пусто было, чтоб её лихоманка схватила, чтоб её черти по ночам терзали, чтоб…

— Почему не отдает? — поморщилась Качырий (она не переносила брани).

— А это уж ты у него спроси!

Марна выплеснула остывший чай в цветочный горшок, налила себе горячего и, водрузив блюдце на растопыренных пальцах, принялась пить, фукая и отдуваясь. Вся её тщедушная фигурка выражала крайнее негодование такой вопиющей несправедливостью.

Незадачливый квартирант ее, нервно расхаживая во комнате, продолжил повествование.

Оказывается, Фекла приютила Пузырькова с дальним прицелом. Держа его в полном неведении в отношении своего замысла и, более того, создав видимость, что целиком взяла на себя заботу о подыскании ему комнаты, причем, не в селе, а в городе — у нее там уйма знакомых! — она, тем временем, распространила слух, что якобы вышла замуж и скоро собирается пригласить всех соседей на свадьбу. Когда же Пузырьков объявил ей, что нашел комнату и пришел за своими вещами, Фекла вспыхнула и закричала на него: «Попробуй только уйти — завтра же пойду в райком, скажу: обманул, надсмеялся, воспользовался моей беззащитностью. Весь барак знает — муж ты мне! Понадобится, всех в свидетели выставлю! Лучше и не думай уходить. Не хочешь жениться на мне, не надо, живи, как знаешь. А люди пущай думают — муж!» — «Да зачем тебе понадобилось обманывать соседей?» — изумился Пузырьков. «Тебе не надо, мне надо. И так судачат: «Нигде не работает, неизвестно на что живет». Спекулянткой называют. Прокурору хотели жаловаться. Как узнали, что замуж вышла, притихли. И не думай, вещи не отдам. В драку кинусь, соседей кликну в райком пойду, там ославлю… Так что живи и не рыпайся!»

— В общем, глупо получилось. Ладно, как-нибудь выкручусь. Неприятно, конечно, но что поделаешь, — смущенно развел руками Пузырьков и принялся за остывший чай.

Качырий не раз видела Феклу у Марпы. Ей не нравилась вечно вялая, словно не выспавшаяся Фекла с каким-то недобрым блеском в усталых, с припухшими веками, глазах. Несмотря на свой сонливый вид, Фекла, как это видела однажды Качырий, легко распалялась и тогда её не могла перекричать даже Марпа. Девушка давно терялась в догадках: что связывает этих двух, разных по возрасту и люто ненавидевших друг друга, женщин? Однако расспрашивать не пыталась.

Выслушав рассказ Пузырькова, обильно начиненный ядовитыми репликами Марпы, она поняла, что сам Пузырьков вряд ли сумеет «выбраться целехоньким» из хитроумного капкана Фёклы. Как бы то ни было, неприятностей ему не избежать. Выходит, Марпа права, только она, Качырий, может помочь в этой беде. Придется разыграть спектакль, иного она не видит.