Зинаида Каткова - Где ты, счастье мое?

ЗИНАИДА КАТКОВА

Перевод с марийского языка автора

Зинаида Фёдоровна Каткова

ГДЕ ТЫ, СЧАСТЬЕ МОЕ? Роман

Перевод с марийского языка автора

432 с, с илл.

Редактор А. Ф. Смоликов. Художник Л. Д. Пашкина Художественный редактор Л. Л. Аказеев. Технический редактор 3. И. Охотникова. Корректор Р. Г. Мамуткина

Сдано в набор 6 июня 1973 г. Подписано к печати 17 июля 1973 г. Формат 84х108/22. Физ. печ. л. 13,5. Усл. печ. л. 22,68. Учетно-изд. л. 23,30. Тираж 80 000 (1 — 40 000) Заказ № 59. Бумага типогр. № 1. Цена 88 коп.

Э-01607.

МАРИЙСКОЕ КНИЖНОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО 424025, г. Йошкар-Ола, ул. Карла Маркса, 43. Типография, ул.Комсомольская, 112

0733 — 086

М 129-73

Всю неделю лил дождь, и улицы Масканура превратились в сплошное темно-рыжее месиво.

Жизнь в селе словно замерла. Потемневшие избы, казалось, съежились, нахохлились. И только на центральной улице, мощеной серым булыжником, по которой курсировал забрызганный грязью городской автобус, было несколько оживленно: с каким-то ожесточением проносились грузовики, тарахтели телеги…

Автобус разворачивался у приземистого деревянного здания райповской столовой, высаживал горстку продрогших пассажиров, долго стоял с гостеприимно распахнутыми дверцами, наконец, словно обидевшись, с треском захлопывал их и, как слон-трудяга, медленно трогался в обратный путь. По такой погоде в город ехали лишь те, кому была в этом крайняя нужда.

Микале Яшмолкин задумчиво проводил взглядом автобус и заторопился долгой. Пора. И так замешкался, ушел на пару часов, а провозился до полудня. Зато мотор теперь работает, как часы, завтра, в понедельник, можно без задержки отправляться в рейс. А сегодня ему, конечно, нагорит от Майрук, поди, ждет не дождется. И сестренка не приехала… «А может, она уже дома?» — подумал Яшмолкин и прибавил шагу.

До города — всего четыре версты. При желании Катя могла бы приезжать каждую субботу. Не хочет. Да и что ей здесь делать? Одно название — районный центр. Только и гордости, что так называемый Дом Советов, куда недавно переехал райком партии. Да и то построили его в стороне, на отшибе, отчего белое двухэтажное здание с массивными колоннами по фасаду и широкими светлыми окнами кажется здесь случайным, не вписывается в облик села с его узкими улочками, глухими заборами, чахлыми палисадниками.

Дом культуры — так себе, развалюха. Три раза в неделю крутят кинофильмы, изредка пиликает гармошка. Микале и сам редко заглядывает туда, а уж Катю и вовсе не заманишь. Ей подай театр, парк, каток. «Не скоро все это у пас будет, — подумал Яшмолкин, переходя через мостик и сворачивая на обочину улицы. — Да и будет ли, доживем ли?»

О том, как жили в деревне до войны, Яшмолкин знает лишь по рассказам сельчан. Хорошо жили. В достатке. Разве лишь ситцу не хватало, сапог негде было купить. В лаптях ходили, в домотканном, зато сытые. Теперь мешками таскают печеный хлеб из города. Война? Оно, конечно, война…Так ведь сколько лет прошло…

В пятидесятом колхозы укрупнили. Ладно. Хорошее дело. Есть где развернуться. Машин прибавилось. Тут бы навалиться всем скопом, чтобы в каждом колхозе были свои мастера высокого урожая. Так нет же, бегут люди на сторону. А почему бегут? Трудодень пустой. В прошлом году и яровые, и озимые посеяли вовремя, сколько надо было по плану. Рассчитались по хлебозаготовкам, а колхозникам — опять получать нечего. Теперь вот сентябрьский Пленум ЦК… Ничего не скажешь, правильное постановление, а только люди что-то, но очень верят. Изверились. Мало ли, говорят, после войны было всяких постановлений да решений. Может, зря не верят? Когда-нибудь должен же быть перелом. Четыре года воевали. Сказать только, четыре года! До Берлина дошли… За что воевали? За землю свою, за жизнь хорошую. Так неужто теперь на своей-то земле жизнь хорошую построить не в силах? Построим. Дай срок… Верить надо. И дело делать. Каждому на своем месте. Только так. Яшмолкин неожиданно поймал себя на мысли, что, не будь семьи, сам бы переехал в колхоз. Назло тем, кто бежит из деревни. Только что бы там он делал? Работал рядовым? Или, на худой конец, возчиком? Так ведь и здесь, обслуживая тракторные бригады, он помогает деревне…

— Явился, неугомонный, — притворяясь сердитой, встретила мужа Майра, пряча усмешку в голубых глазах и, не выдержав, светло улыбнулась. — Наладил свой драндулет?

— Не драндулет, автомобиль марки ЗИС-150, темнота, — отшутился Яшмолкин. Тут же, у порога, он скинул отмытые в калужине мокрые солдатские «кирзяки», поставил в угол.

Жена заботливо стащила с него тяжелый, набухший влагой плащ, подала домашние тапочки.

— Иди, мойся и — за стол. Пельменями угощу.

— Вот это здорово! — Яшмолкин, дурачась, чмокнул жену в щеку. — Умница. Когда же ты успела?

— Да уж успела. Ладно детишки, набегавшись, уснули, а то бы… Иди, иди, автомобилист! — она легонько подтолкнула мужа.

Дождь перестал. В просвете туч робко проклюнулось солнышко, сквозь тюлевую занавеску на окне веселыми зайчиками рассыпалось оно по недавно вымытому, еще влажному полу, по пестрым домотканым дорожкам. Сразу комната стала просторной, по-праздничному нарядной.