Йылмаз Гюней - Погубленные жизни

Камбер идет, пристально всматриваясь в даль. Глаза его ищут среди луж и грязи маленькую фигурку Ремзи, которому пора бы уже возвращаться. Ступая по колено в воде, Камбер доходит до того места, где обычно поджидает сына. Но Ремзи не видно. Все вокруг залито водой. В голову лезут мрачные мысли: может, Ремзи свалился в канаву и утонул? Сердце Камбера болезненно сжимается.

— Ремзи, родненький мой! — стонет он и чувствует, как по щекам катятся слезы. — Ремзи! Голубчик ты мой!

Камбер ускорил шаг. Он шел, не разбирая дороги, спотыкаясь о кусты хлопчатника. Поля затоплены мутной водой. Над головой ползут черные тучи. И нигде ни души. Только вдали, в тумане виднеется село Кадыкёй.

— Ремзи! Родной мой! Ремзи-и-и! Я иду, Ремзи!

Ему хочется бежать, но нет сил, он с трудом вытаскивает из грязи то одну, то другую ногу.

— Ремзи! Не бойся! Твой отец идет к тебе! Не бойся, Ремзи! — Камбер кричит, словно одержимый, повторяя одни и те же слова. — Накажи меня аллах за то, что я бросил тебя одного на дороге! Ремзи! Родной мой! Ремзи!

Камбер то и дело останавливался около глубоких канав, в отчаянии шарил в них руками. Неожиданно он заметил, что довольно далеко от него что-то темное барахтается в грязи. Сердце Камбера замерло, он рванулся вперед и хрипло крикнул:

— Ремзи! Это ты? Иду, сынок! Иду!

Он задыхался в бессильном отчаянии, не в силах ускорить шаг.

— Я иду, Ремзи! Твой отец здесь, сынок!..

Чем короче становилось расстояние, отделявшее Камбера от Ремзи, тем отчетливее было видно, как мальчик барахтался в канаве, по грудь в воде. Он пытался выбраться, но руки скользили, и он снова погружался в воду.

— Ма-ма!.. — кричал Ремзи.

В мутной воде плавал мешок, которым мальчик укрывался от дождя. Дождь хлестал, сёк, барабанил по воде.

Завидев отца, мальчик заплакал в голос. У Камбера перехватило дыхание.

— Вот я, сынок! Здесь…

Собрав все силы, Камбер устремился вперед, увязая в жидком месиве. В эти минуты он еще острее ощутил свою дряхлость, свою немощность. Куда ему теперь до прежнего Камбера!..

— Вот я и пришел! Давай руку, сынок!

Камбер наклонился, схватил сына за руку, вытащил из ямы и крепко прижал к груди.

— Все будет хорошо, сынок, не бойся.

Мальчик стучал зубами. С него струйками стекала грязь. Ранец размок. Камбер посадил сына себе на плечи и зашагал домой.

— Сейчас придем домой, сынок. Все будет хорошо… — повторял Камбер.

Ребиш грела воду. Она приготовила корыто, чистое белье для Ремзи. С того дня, как зачастили дожди, мальчик возвращался домой весь в грязи. Ребиш сразу же стирала его одежду, чтобы до утра она высохла.

Ребиш попробовала пальцем, нагрелась ли вода, и подумала: "Сегодня они запаздывают". Она подошла к двери, приоткрыла ее и прямо перед собой увидела Камбера с Ремзи на плечах. По тому, как тяжело ступал и дышал муж, ясно было, что он очень устал. Оба — отец и сын — с головы до ног были в грязи.

— Ой, да вы в яму угодили, что ли? На кого вы похожи?

— Точно. В яму угодили, — ответил Камбер.

Ребиш глянула на сына и расплакалась.

— Ох, деточка моя! Ох, мой родненький! — запричитала она.

— Перестань хныкать! — прикрикнул Камбер. — Лучше переодень ребенка.

Родители вместе раздели сына, вымыли его, надели на него согретое у печки белье и уложили в постель. Ремзи сразу же уснул.

Камбер и Ребиш сели возле сына и не сводили с него глаз. Время от времени Камбер щупал лоб ребенка и удрученно смотрел на Ребиш — с мальчиком творилось неладное: он сильно потел, его бросало то в жар, то в холод. Мать и отец — оба боялись, что сын умрет, но не решались и заикнуться об этом и избегали смотреть друг другу в глаза.

— Дядя Камбер! Эй, дядя Камбер! — раздался снаружи голос Халиля.

Ребиш открыла дверь.

— Заходи, Халиль.

Халиль зашел и тихонько опустился на пол у самого порога.

— Представляю, как вы, дядя, намучились. Даст бог, все обойдется.

— Спасибо, Халиль, на добром слове. Ремзи, бедняга, в яму угодил.

— Да вы что?

— Ей-богу.

Они перешли на шепот.

— Снимай сапоги и усаживайся поудобнее, Халиль! — сказала Ребиш.

— И так, мать, хорошо.

Халиль не знал, что делать, чем помочь, и молчал, поглядывая на пышущее жаром лицо Ремзи. Убогая комната и вид молчаливо сидевших людей напомнили Халилю ту ночь, когда он с друзьями сидел подле мертвого Хыдыра.

— Ты ужинал, Халиль? — спросил Камбер.

— Ужинал, спасибо! Дядюшка Али Осман беспокоится, велел проведать вас.

— Скажи ему от меня спасибо. Али Осман — давний мой друг. Во всем хозяйстве Кадир-аги, Халиль, не найти работников старше нас с ним. Мы перешли в эту деревню еще при Сырры-аге. У него было трое сыновей: Хасан-ага, Мамед-ага и наш Кадир-ага. Так вот, после смерти отца сыновья разделили деревню. Мы попали к Кадир-аге, а отец Шакала Омара оказался у Хасан-аги. Все, кто тогда с нами в батраках был, уже поумирали. Одни мы и остались, очереди своей ждем. Али Осман — настоящий человек, он мне дороже родного брата. Нас сама судьба связала, чего только мы не вытерпели!..

Ребиш принесла Халилю стакан мятного отвара и опять села около Ремзи, заметив:

— Вот, Халиль, до чего довело нас ученье-мученье!

— Бабы вечно одно талдычат, — сказал Камбер. — Разве им понять: не познав горя, человек не познает радости. И даже хорошо, что так случилось. Потому что все надобно испытать, тогда и жизнь поймешь.

Ремзи застонал. Родители испуганно переглянулись. Камбер приложил руку ко лбу сына.

— Да он весь горит!

Халиль докурил цигарку и ушел. Камбер с женой остались сидеть у постели Ремзи.

Дождь прекратился, и стал слышен шум ветра. Он завывал, гнул ветви деревьев, громыхал по крыше.

Когда родился Ремзи, шел такой же дождь, было так же мрачно… В памяти Камбера и Ребиш всплывают голенькое тельце, ручки, к которым страшно было притронуться, красное личико. Они смотрят на спящего сына и вспоминают счастливое время: забавный детский лепет, первые шаги, первые слова, смешные, нелепые… И если в этот час муж с женою чувствовали себя близкими людьми, то лишь потому, что оба думали о сыне. Только любовь к сыну и связывала их. Ребиш с жалостью смотрела на мужа, на его небритое лицо, залатанный пиджак, большие ноги, видела, как он устал и постарел. Она вспоминала то давнее время, когда они жили в мире и согласии. Сейчас у нее и в мыслях не было винить Камбера в их частых ссорах. Сейчас она жалела мужа так же, как жалела Ремзи. Лицо Камбера, окутанное облаком табачного дыма, его глаза, казавшиеся в свете лампы совершенно черными, грязный воротник с поломанной пуговицей, печально поникшие у двери чарыки — от всего этого веяло глубокой человеческой скорбью. Ребиш понимала, что Камбер — человек сломленный и в этой жизни его поддерживают лишь любовь к сыну и надежды, которые он возлагает на Ремзи.