Дэвид Лоуренс - Пернатый змей

Кто знает? Но что-то тут было, и оно ощущалось очень сильно. Кэт лежала на кровати и размышляла о собственной, идущей из глубины души ярости. С этим ничего не поделаешь!

Но молодой Гарсиа был действительно очень милым. Днем он пришел в отель и послал ей в номер визитку. Кэт, чувствуя себя неважно, приняла его с неохотой.

— Я пришел, — объяснил он несколько холодно и с достоинством, как посол, явившийся сделать заявление, — чтобы сказать вам, что мне тоже не по вкусу те карикатуры. Мне они тоже не нравятся. Мне не нравятся молодые люди, юноши и девушки, да? — видеть их постоянно. Мне — тоже — не нравится. Но думаю также, что здесь, в Мексике, мы ничего не можем с этим поделать. Люди очень порочны, очень алчны, да? — они хотят лишь награбить денег здесь, остальное их не волнует. Поэтому мы должны ненавидеть их. Да, должны. Но мне тоже, мне это тоже не нравится.

Он стискивал руками шляпу и дергал плечами — противоречивые чувства боролись в нем.

Кэт внезапно рассмеялась, засмеялся и он, несколько вымученно и растерянно.

— Ужасно мило, что вы пришли и сказали это, — подбодрила она его.

— Нет, не мило, — сказал он, хмурясь. — Но я не знал, что делать. Возможно, вы думаете, я — другой, не такой, какой есть. А я не хочу этого.

Он вспыхнул и смутился. В нем была какая-то удивительная наивная искренность, ведь он был сейчас искренен. Если бы он предпочел упражняться в софистике, ему было бы легче. Но он хотел быть искренним с Кэт.

— Знаю, знаю, — засмеялась Кэт, — вы относитесь к этому во многом как я. Знаю, вы только притворяетесь жестоким и непримиримым.

— Нет! — сказал он, и его глаза сверкнули темным огнем. — Меня переполняет ярость. Я так ненавижу этих людей, которые забирают, только забирают у Мексики — деньги и прочее — все! — Он широко раскинул руки, словно обнимая это все. — Ненавижу, потому что должен ненавидеть, да? Но я и сожалею — сожалею, что приходится так много ненавидеть. Да, думаю, что сожалею, уверен.

Он угрюмо нахмурился. И его округлое, молодое, свежее лицо исказилось злобой и ненавистью, тоже очень искренними.

Кэт видела, что в нем вовсе нет сожаления. Лишь два чувства — природной, мягкой, отзывчивой доброты и мрачной злобы и ненависти — боролись в нем, как тень и свет в облачный день, мгновенно сменяя друг друга. Но что привлекало в нем, это его бесхитростная простота, несмотря на сложность обуревавших его чувств, и то обстоятельство, что его злоба была умозрительной, не затрагивающей личности, даже его самого.

Она вышла с ним выпить чаю, во время ее отсутствия заглянул дон Рамон и оставил визитные карточки с загнутым вниз уголком и приглашение ей и Оуэну на обед. В этих карточках и приглашении была почти старомодная вежливость.

Просматривая газету, она наткнулась на необычную заметку. Она без особого труда могла читать на испанском. Сложней было говорить на нем, как-то ее остановил итальянец и пришлось долго объясняться, спотыкаясь чуть не на каждом слове. Она глянула на английскую страницу «Эксельсиора» — нет ли там чего-то подобного. Потом, любопытствуя, вернулась к испанским страницам.

Небольшая заметка находилась среди прочей испанской информации и была озаглавлена следующим образом: «Древние боги возвращаются в долину Мехико».

«Вчера утром, ближе к полудню, городок Сайюла на озере Сайюла в штате Халиско охватило волнение, причиной которого стало происшествие более или менее комического свойства. Женщины, живущие на берегах озера, каждый день вскоре после восхода солнца спускаются к воде с большими охапками белья. Собираясь, как утки, по нескольку человек, они, стоя на коленях на прибрежных камнях, стирают грязное белье в мягкой воде озера, временами отрываясь от своего занятия, когда мимо проплывает старое canoa [35]под большим парусом. Картина почти не изменилась со времен Монтесумы, когда обитавшие на берегах озера индейцы поклонялись духу вод и бросали в озеро маленькие фигурки идолов из обожженной глины, которые оно иногда возвращало потомкам умерших идолопоклонников, напоминая им об обычае, не совсем еще преданном забвению.

Когда солнце поднимается высоко, женщины расстилают постиранное белье на песке и камнях и прячутся в тени ив, которые так изящно клонят свои ветви, остающиеся зелеными в самое засушливое время года. И вот, отдыхая после своих трудов, эти простые и суеверные женщины с изумлением увидели, как из воды появился могучий обнаженный мужчина и направился к берегу. Как они потом рассказали, он был темен лицом и бородат, но его тело сияло будто золотое.

Словно не замечая устремленных на него глаз, он спокойной и величественной поступью приблизился к берегу. Здесь он постоял минуту и, выбрав из белевших на солнце бумажных штанов, в каких крестьяне работают в поле, пару подходящего размера, взял ее, чтобы прикрыть свою наготу.

Женщина, у которой так бесцеремонно позаимствовали мужнины портки, завопила, взывая к мужчине и товаркам. Тогда мужчина обратил к ним свой темный лик и сказал тихим голосом: „Что вы кричите? Успокойтесь! Вы получите их обратно. Ваши боги готовы вернуться к вам. Кецалькоатль и Тлалок {16} , древние боги, намерены возвратиться. Успокойтесь, не надо, чтобы они увидели, как вы кричите и жалуетесь. Я пришел к вам из озера, чтобы сказать: боги возвращаются в Мексику, они готовы вернуться в свой дом“.

Немного успокоенная этими словами, пострадавшая смирилась с потерей и больше ничего не сказала. Затем незнакомец таким же образом присвоил еще и рубаху и был таков.

Вскоре женщины побороли страх и вернулись в свои скромные жилища. Слух о случившемся дошел до ушей полиции, и она сразу бросилась на поиски вора.

Однако на этом история не закончилась. Муж той бедной женщины, возвращаясь домой после работы в поле, подошел на закате к городским воротам, конечно же думая лишь об одном: отдыхе и вечерней трапезе. Тут из тьмы в проломе стены выступил человек, закутанный в черное серапе, и спросил: „Не боишься пойти со мной?“ Крестьянин, человек мужественный, не раздумывая ответил: „Нет, сеньор!“ И последовал за незнакомцем сквозь пролом, через кусты в заброшенном саду. В темной комнате, или подвале, теплился огонек, при свете которого крестьянин увидел огромный золотой таз, который четверо маленьких, меньше детей, человечков наполняли благовонной водой. Пораженному крестьянину велели омыться, надеть чистую одежду и приготовиться встретить возвращающихся богов. Он сидел в золотом тазу и мылся благоуханным мылом, а гномы поливали его. „Это, — приговаривали они, — купель Кецалькоатля! Огненная купель впереди“. Они вручили ему чистую одежду из чистого белого хлопка и новую шляпу расшитую звездами, и сандалии из мягкой белой кожи. А кроме того, еще новое одеяло, белое с голубыми и черными полосами и звездами посередине, как цветы, и две серебряные монеты. „Иди, — сказали ему. — А когда тебя спросят, где ты взял это одеяло, ответь: Кецалькоатль снова молод“. Бедный крестьянин вернулся домой в страхе, как бы полиция не арестовала его за якобы краденые вещи.