Дэвид Лоуренс - Пернатый змей

— Нет! — крикнула Кэт из окна. — Не швыряйтесь камнями. Дайте ему спокойно идти самому!

Мальчишки испуганно замерли, словно небо разверзлось над ними, выронили камни и понуро поплелись за то и дело останавливавшимся бычком.

Под окном появилась древняя старуха с тарелкой нарезанных молодых кактусовых ростков, прося за них три сентаво. Кэт не любила кактусовую зелень, но она купила ее. Старик совал ей сквозь решетку окна молодого петушка.

— Идите в патио, — сказала ему Кэт.

И она захлопнула ставни, потому что началась настоящая осада.

Но она переместилась к двери.

— Нинья! Нинья! — раздался голос Хуаны. — Ты говорила старику, что покупаешь цыпленка?

— Сколько он просит? — крикнула в ответ Кэт, набрасывая на себя халат.

— Десять реалов.

— О, нет! — сказала Кэт, распахивая двери в патио и появляясь в своем новом бледно-розовом халате, расшитом крупными белыми цветами. — Не больше одного песо!

— Один песо и десять сентаво! — канючил старик, удерживая в руках косящего глазом петушка. — Добрый петух, жирный, сеньорита. Смотри!

И он стал совать петушка в руки Кэт, чтобы она сама почувствовала, какой тот тяжелый. Она жестом показала, чтобы он передал его Хуане. Красный петушок затрепыхался и неожиданно закукарекал, когда переходил из рук в руки. Хуана подержала его на весу и скривилась.

— Нет, только песо! — сказала Кэт.

Старик неожиданно махнул рукой, соглашаясь, получил песо и исчез, как тень. Конча качнулась к матери, взяла петушка и тут же насмешливо завопила:

— Está muy flaco! [110]

— Посади его в курятник, — сказала Кэт. — Пусть подрастет.

Патио заливали солнце и тень. Эсекьель скатал свой матрац и ушел. Огромные розовые цветы гибискуса свисали с кончиков ветвей, в воздухе стоял тонкий аромат полудиких кремовых роз. Громадные, походившие на крутые утесы, манговые деревья были особенно великолепны по утрам; их твердые зеленые плоды падали на землю, пробивая свежую бронзовую листву, сияющую от переизбытка жизненных сил.

— Está muy flaco! — продолжала насмешливо кричать юная Конча, неся петушка в курятник под банановой пальмой. — Перья да кости.

Все с интересом смотрели, как она выпускает красного петушка в загон, где бродили несколько таких же тощих кур. Старый серый петух забился в дальний угол и грозно смотрел на новичка. Красный петушок, muy flaco, сжавшись, стоял в солнечном сухом углу. Потом вдруг распрямился и пронзительно загорланил, задиристо топорща красную бородку. И серый петух засуетился, готовясь к громогласному возмездию.

Кэт засмеялась и в яркой новизне утра пошла к себе, одеваться. За окном спокойно шагали женщины с красными кувшинами для воды на плече, направляясь к озеру. Они всегда перекидывали руку через голову, поддерживая кувшин на другом плече.

Нелепое зрелище, не то что горделиво шествующие с кувшинами женщины на Сицилии.

— Нинья! Нинья! — закричала Хуана под окном.

— Подожди минутку, — сказала Кэт.

Хуана принесла новую листовку с гимном Кецалькоатля.

— Смотри, нинья, новый гимн со вчерашнего вечера.

Кэт взяла у нее листовку и, присев на кровать, начала читать.

Иисус высоко поднялся по темному склону и оглянулся назад.

Кецалькоатль, брат мой! — сказал он. — Пошли мне

                      изображения мои

И моей матери, и моих святых.

Пусть они быстро достигнут меня, вспышке искры подобно,

Чтобы мог я их в памяти сохранить перед тем, как уснуть.

И откликнулся Кецалькоатль: Я исполню просьбу твою.

После, видя, что солнце яростно ринулось на него,

                      рассмеялся.

Поднял руку и накрыл его своей тенью.

И прошел мимо желтого, вырывавшегося, как дракон, тщетно.

И, пройдя мимо желтого, он увидел землю внизу.

И увидел Мексику, лежащую, словно темная женщина

                  с белыми сосцами грудей.

Дивясь, он шагнул ближе и взглянул на нее,

На ее поезда, и стальные пути, и автомобили,

На ее каменные города и лачуги, соломой крытые,

И сказал он: Да, это выглядит очень странно!

Он сел в углубление облака и смотрел на людей, что работали

      в поле под командой надсмотрщиков-иностранцев.

Он смотрел на мужчин, которые были пьяны и шатались

                      от aguardiente [111].

Он смотрел на женщин, которые были нечисты.

Он смотрел на сердца всех их, черные и тяжкие от камня

                   злобы, лежащего на дне.

Да, — сказал он, каких странных людей я увидел!

И он наклонился вперед на своем облаке и сказал в себе:

                          Окликну их.

Holá! Holá! [112]Мексиканцы! Посмотрите сюда, на меня!

Просто поднимите глаза, мексиканцы!

Они не подняли глаз, ни один не взглянул на него.

— Holalá! Мексиканцы! Holalá!

— Они совершенно глухие! — сказал он.

Тогда он дунул на них, дунул в лицо им.

Но в своем помрачении никто ничего не почувствовал.

Holalá! Ну и народ!

У всех помрачение разума!

По небу неслась падающая звезда, как белая собака по полю.

Он свистнул ей громко, дважды, и она упала ему на ладонь.

Полежала в его ладони и погасла.

Это был Камень Перемен.

Камень Перемен! — сказал он.

И стал подбрасывать его на ладони, играть им.

Потом вдруг заметил древнее озеро и швырнул камень

                          в него.

Камень упал в воду.

И два человека подняли головы.

Holalá! — сказал он. — Мексиканцы!

Вас двое, которые очнулись?

Он рассмеялся, и один из них услышал его смех.

Почему ты смеешься? — спросил первый человек

                    Кецалькоатля.

Я слышу голос моего Первого Человека,

            который спрашивает, почему я смеюсь?

Holalá , мексиканцы ! Это забавно!

Видеть их, таких унылых и таких тупых!

Эй! Первый Человек имени моего! Внемли!

Вот мое повеление.

Подготовь место для меня.

Отошли Иисусу обратно изображения его и Марии,

                    и святых, и всех прочих.

Омой и умасти свое тело.

На седьмой день пусть каждый мужчина омоет и умастит себя;

                    то же и каждая женщина.

Да не позволит он никакому животному переходить ни его

      тело, ни тень волос его. Скажи то же самое женщинам.

Скажи им, что они все глупцы, что я смеюсь над ними.

Первое, что я сделал, увидав их, я засмеялся, видя таких

                            глупцов.

Таких тупиц, этих лягушек с камнем в животе.

Скажи им, они как лягушки с камнем в животе, не могущие

                            скакать!