Эмэ Бээкман - Чащоба

В тот раз, когда они с Эрикой бегом удалялись от лесной опушки — подальше от Ильмара, оставшегося, задыхаясь, сидеть под деревом, — Лео ощущал лишь презрение к школьному товарищу. Переломные моменты именно потому и страшны, что все разделяют надвое. Молния разрывает небо на две половины, земля раскалывается — с обоих берегов враждебно глядят друг на друга; постоянно проводятся мысленные и всамделишные границы, отрывающие людей друг от друга. В сложные времена некогда углубляться и расследовать, знай порют горячку: выбирайте — плюс и минус, плюс и минус. Это трудно, человек не вычислительная машина, тем более что многие не желали быть односложно запрограммированными. Царила растерянность, собственная программа износилась, была ущербной, изъеденной молью сомнений. В темноте и неразберихе, наверное, человека чаще всего направлял примитивный и извечный инстинкт самосохранения. Нюансы человеческих взаимоотношений проявлялись гораздо позже, спустя годы, когда бури утихали. В те времена достаточно было грубого расчета на первого-второго — он подвергает меня опасности, значит, он мой враг. Я должен быть настороже, чтобы не допустить его до своего горла. Хватка моих рук должна быть сильнее и пальцы крепче, чем у него. Чаши весов все клонились: он может меня предать, значит, я должен опередить его, чтобы он не навредил мне. Даже тех, кого считали верными друзьями, частенько ощупывали сомневающимся, изучающим взглядом: не переметнулся ли он в другой лагерь?

В тот раз, когда они с Эрикой, взявшись за руки, бежали от опушки леса, Лео и не пытался представлять себе, о чем мог думать хрипевший и кашлявший под деревом Ильмар. Ломал ли он вообще над чем-нибудь голову, ведь и не напрягая мозги, было ясно: Лео мой и наш враг. Он отверг нас. Никогда уже он не вернется к нам и в удобный момент выдаст. Следовательно, его нужно уничтожить, прежде чем он даст затоптать нас.

Поэтому Лео и бежал в сторону хутора Виллаку. Эрика попыталась было еще раз зазвать его к себе домой, но Лео не послушался ее легкомысленного предложения. Было бы глупо надеяться, что они смогли бы, забывшись, забраться там в постель. Еще до того, как они переступят порог задней комнаты, капкан захлопнется. Из каждого угла полутемной кухни, из чулана и сеней выползли бы мрачные, заросшие лесные братья, и Лео был бы убит там же, между темными шкафами и столом. Он не успел бы даже пикнуть, разъярившимся мужикам и в голову не пришло бы выслушивать его объяснения и заводить разговор об общем прошлом и мальчишеских годах. Когда злоба вгоняет людей в дрожь, для салонной болтовни нет места. Лео был в их глазах куда злейшим врагом, чем красные облавщики, волостные парторги или примерные председатели колхозов. У этих для оправдания своих действий могли быть какие-то мотивы, Лео же — просто паршивый предатель.

Влюбленные — сумасшедшие, влюбленные не думают — Лео мог бы опровергнуть эту древнюю мудрость. Никогда раньше, а может, и потом — в зрелом возрасте все по-другому, тут уж не сравнишь — ни от кого не загорался он столь внезапно и отчаянно. Когда они вдвоем, в темноте, спешили к хутору Виллаку, Эрика так крепко держала его за руку, что их ладони и пальцы растворились друг в друге, девушка стала частью его самого. Впоследствии было трудно вызвать ту душевную дрожь, которая охватила его на стылой проселочной дороге; во всяком случае, он хотел защитить и уберечь Эрику. Ни в коем случае они не должны были угодить вместе в руки лесных братьев, тогда бы и Эрике не было пощады. Да и себя он должен был сохранить прежде всего для Эрики.

Опасность, казалось, подстерегала со всех сторон. Приблизившись к постройкам хутора Виллаку, Лео придержал Эрику и замедлил шаг. Может, и впрямь не обмануло Ильмара чутье гонимого лесного зверя, возможно, облавщики уже явились в Виллаку? Их соображения были бы во всех отношениях логичными: похороны притягивают людей, среди них могут оказаться и подозрительные типы, они могли тешить надежду, что поочистят этот уголок земли от бандитов. Оставшихся к тому времени лесных братьев давно уже называли бандитами. Они устраивали наглые опустошительные набеги на магазины, и окольные дороги по ночам были всюду и для всех опасными, пусть там шла даже старушка; достаточно было шороха кустов, и путника уже парализовывал страх.

Разумно ли было им входить в дом? Может, вооруженные облавщики выстроились в ряд возле стенки; каждый по очереди должен предстать перед ними и выдержать град вопросов. Конечно, их обыщут — только этого не хватало, — отправляясь в деревню, Лео на всякий случай сунул в карман револьвер. Что если сейчас потихоньку выбросить его в груду камней? Никто не станет допытываться, зачем ты носишь с собой пушку, — в острог, и делу конец.

Послать Эрику на разведку? Еще испугается и наговорит бог знает чего. Годами людей повсюду подстерегали опасности, все были в напряжении, в темноте глаза у страха велики, в любой миг у каждого могли сдать нервы. И достаточно было небольшого толчка или случайного слова, чтобы рухнула плотина, — лишь бы освободиться от напора! Все бы с рокотом унеслось: правда, слухи и воображение — все вперемешку.

Лео остановил нетерпеливую Эрику и принялся вглядываться в темневшие поодаль постройки. Чужой человек не смог бы догадаться, что за старательно занавешенными окнами сидит на поминках множество людей. Сквозь толстые бревенчатые стены не пробивались звуки, но там разговаривали, роняли слезы, пили и клевами носом. Утром отправятся домой, обиходят скотину и лягут спать. Живут совиной жизнью, темное время дано, чтобы бодрствовать, особенно теперь, когда закончились полевые работы.

Эрика прижалась к Лео. Они обнимались и целовались. Любовный порыв и чувство безысходности одновременно было почти невозможно вынести. Лео покачивался и готов был рухнуть. Прижался бы лицом к мерзлой земле, чтобы собраться духом. Но он не смел показать Эрике свою слабость. Присутствие девушки требовало от него мужества. Он взял Эрику за плечи: прижимал к себе и одновременно опирался на нее. Влюбленные обычно ходят в обнимку!

Они обошли хуторские постройки и уже подходили к дому. Поблизости от двора чужих не было видно, при облаве обычно оставляют караулы. Предположение Ильмара не подтверждалось. Видимо, его представления отстали от жизни. Прежние тактические приемы в течение многих лет лесной борьбы устарели.

Лео попросил Эрику вызвать Вильмута в сени.

Сквозь приоткрытую дверь в прихожую просачивался свет. Напористая Эрика кротко стояла где-то здесь же, в темном углу. Лео и Вильмут почти неслышно перешептывались, дышали друг на друга сивушным перегаром. Сбиваясь и торопясь, они в ту ночь, не отдавая себе отчета, заложили основы своей будущей жизни. Лео боялся, что Вильмут начнет отговаривать — ну куда ты, ночью? Ничего подобного. Смерть отца, видимо, потрясла Вильмута, наверное, именно на поминках он ощутил необходимость начать самостоятельную мужскую жизнь. Чтобы не ходить в парной упряжке рядом с Лео. Беспечной гульбе был положен конец. Вильмут объявил, что вернется в город только за расчетом, но сегодня никуда не поедет. Он говорил медленно, перескакивая с одного на другое; в доме нужен хозяин, нельзя все трудности взваливать только на женские плечи. В МТС таких, как он, будут на руках носить, кого ему бояться, страх следует подавить, деревня обедняла людьми, колхоз еще не встал на ноги, на трудодни из сусеков сметают мышиный помет.