Александр Лекаренко - Бегущая зебра

— Никто не делает тебе… — начала Нелли.

— Ну и все, — оборвал ее Жоржик. — Я просто ищу трость, чтобы присвоить ее себе, пока он не вспомнил, где ее забыл.

— Ты вчера опирался на эту трость, когда подпирал полковника, — сказала Нелли.

— Да? — Жоржик задумчиво почесал ягодицу. — Куда же я ее воткнул? Ладно, пора завтракать.

— Уже пора ужинать, — сказала Нелли.

— Да? — Жоржик перешел к почесыванию плеши. — Это значит, что я пропустил обед? Ты нашла себе что-нибудь пожрать?

— Нашла, не волнуйся, — успокоила его Нелли. — Как же не волноваться? — сокрушенно сказал Жоржик, — если ты нашла? Вальтро! — завопил он, — Там осталось что-нибудь перекусить?

За столом, однако, Жоржик почти ничего не ел, но выпил гигантское количество зеленого чаю, после чего возлег в шезлонг в тени, неспешно переругиваясь оттуда с купающейся Нелли.

В первый раз полковник проснулся еще на рассвете — от острого позыва к мочеиспусканию, но пока он пытался определить, где находится и в какую сторону идти, все произошло само собой, и он снова провалился в сон. Во второй раз он проснулся, когда солнце, уже проникнув в распахнутую настежь дверь, минуло валявшийся на полу прихожей штиблет и подползло к подножию лестницы, где полковник лежал, скрючившись и положив голову на ступеньку.

Стараясь не смотреть на бывший белоснежным костюм и с трудом миновав стадию стояния на четвереньках, он пробрался через мутный, как скисшая моча, воздух в ванную комнату, нашарил в туалетном шкафчике средство реанимации и сделал себе под язык укол эфедрина. Его сразу бросило в жар, в голове прояснилось, в зеркале обозначилось рыло с торчащим изо рта, как кусок ваты, обложенным языком — портрет жениха. Полковник визгливо хохотнул в пустоте своего пустого дома, уперся руками в раковину и, глядя на стекающий по стенке плевок, начал раздумывать — а не взять ли бритву и не порезаться ли случайно при бритье прямо сейчас?

Натужно кхекая, любовник Юлиной мамы вбивал кулаками в пол ее голову. Полина уже не дышала, но мужчина продолжал бить и продавливать коленом ее грудь, не чувствуя боли в кулаках, разбитых об голову, об зубы, об пол. Он ничего не видел, ничего не соображал, он забыл о том, что час назад целовал эту грудь — слишком много водки, слишком много кокаину, слишком много ненависти, разлитой в воздухе.

Юля стояла в клубах пара, наслаждаясь горячим душем. Она любила горячую воду даже летом, после горячей воды в жару всегда становилось прохладнее. Она стояла под упругими, покалывающими кожу струями, получая удовольствие и от созерцания собственного тела и от ощущений тела и от своего пребывания здесь и сейчас. Она сжала руками свои порозовевшие груди и, приседая, взвизгнула от восторга.

Вальтро посмотрела на закрытую дверь ванной комнаты и улыбнулась. Ближе к вечеру Жоржик взял в руки мобильник и сделал контрольный звонок полковнику.

— Ты как?

— Все прекрасно, — жизнерадостно ответил полковник. — А ты как?

— Все прекрасно, — жизнерадостно ответил Жоржик, — жара спадает, ты не хочешь поплавать в речке?

— Хочу, — ответил полковник, — и через пятнадцать минут буду ждать тебя на берегу.

Нелли тряслась на такси в сторону города и думала о том, что больше никогда, никогда, никогда, не позвонит этой твари Полине, никогда не переступит порог ее дома и никогда не позволит ей переступить свой. Все. Хватит. Полины больше нет.

Вальтро заснула, положив голову на живот Юлии и увидела сон.

— Зря ты это сделала, — сказал грек, — теперь я буду ждать тебя, каждый раз, когда ты закроешь глаза.

Раскаленный мотоцикл стоял на обочине дороги, грунтовка прорезала степь из ниоткуда в никуда, начинаясь и исчезая в дрожащем мареве, солнце стояло в зените, прожигая блекло-голубую ткань неба, в воздухе ходили волны жара, напоенные запахами чабреца и полыни.

Грек висел на телеграфном столбе с оборванными железными проводами, его предплечья были примотаны веревками к поперечному брусу, ладони и ступни ног пробиты кровельными гвоздями.

— Совсем не зря, — рассудительно сказала Юлия. — Я даже сделаю фотографии на память, — она взяла фотоаппарат и щелкнула несколько раз, — чтобы видеть тебя всегда и с открытыми глазами.

Тело Полины могли бы найти и позже, чем через неделю, но стояла жара, запах проник на лестничную площадку, кто-то из соседей сунул нос в приоткрытую дверь — и вызвал милицию.

— Да. Нет. Не знаю. Не видела, — отвечала Юлия на вопросы ментов, сидя рядом с плачущей Нелли и отлично зная, кто убил Полину.

— Они ничего не докажут, — сказала она Вальтро после быстрых, бедных и безалаберных похорон. — Никто не видел, как он входил и уходил. А я не могу подобраться к нему сама, он знает меня в лицо. Мне нужна твоя помощь.

— Смерти нет, — говорила Юлия, глядя на распятого из-под сложенной козырьком ладони, — поэтому ты будешь мучаться здесь и сейчас. Твой ад — это я.

Они нашли его легко и быстро — в одном из кабаков в курортном поселке, где он жил, — все головы повернулись к Вальтро, когда она вошла. Пляж, луна, коньяк, клофелин — у Юлии был опыт в подобных делах, на рассвете они привезли его к столбу на заброшенной дороге.

— Ты будешь мучаться вместе со мной, — сказал грек. — Ты, — дьявол. Мой ад — это твой ад. — Юлия расхохоталась ему в лицо.

Он смотрел сквозь нее или просто потерял сознание. За те несколько часов, что он уже провисел на кресте, его тело высохло на глазах, ребра выперли, обозначились кости бедер и голеней, он кривился и скалил зубы, когда Юлия пробивала его тело гвоздями, но не проронил ни единого звука.

Она взяла монтировку и с размаху ударила его по колену. У грека распахнулись глаза и рот, вместе с вибрирующим стоном изо рта выползла струйка слюны, он закинул голову на перекладину. Вальтро смотрела ему в лицо, не будучи в состоянии оторвать глаз, у него были длинные, спадающие на шею волосы, короткая борода, иконные круги под глазами — он был ужасающе похож на Христа.

— Просыпайся, тварь, — сказала Юлия и ударила еще раз, раздался сухой треск кости, но распятый больше не застонал.

Наверное, он мог видеть море, простиравшееся голубой бездной за плоской степью, а может быть, он видел уже что-то другое. Стояла абсолютная тишина, смолкли цикады, не двигался воздух, время замерло, пригвожденное ослепительной звездой Солнца, — здесь умирал человек, умирал за свои грехи, как и все остальные сыны человеческие, искупающие вину создавшего их Бога. У Вальтро зазвенело в ушах, поле ее зрения сузилось и стало туннельным, исчезли небо, земля и Солнце, остался только человек на кресте в конце туннеля, она подняла обрез и всадила пулю, под выпирающие ребра.