Анри Труайя - Голод львят

— Не очень хорошо. Я поздно вернулась. Всю ночь плохо себя чувствовала.

— Нужно было позвать меня!

Она высекла его ироническим взглядом:

— Зачем?

Филипп не ответил.

Он опять потолстел. На его оплывшем и розовом лице глазам не хватало выразительности. Глядя на него, стоящего перед ней с опущенными руками, Кароль не решалась поверить, что он может внушить уважение своим клиентам, сотрудникам. Чем объяснить, что в обыденной жизни ему так ужасно не хватало той точности суждения, ловкости маневра, элегантности стиля, которые каждый признавал у него в ведении дел? Уже несколько дней, как она стала замечать в нем меньше цинизма, жестокости, чем раньше. Глубоко задетый, он впал в сентиментальную мягкость и безмолвную укоризну. Он глупо вел себя с ней, с детьми. Она презирала его, но у нее даже не было желания причинить ему боль. Он повернулся спиной к окну. Она видела его как в китайском театре теней. Несмотря на полуопущенные шторы, весь дневной свет был направлен на нее. При таком освещении проявлялись даже малейшие недостатки лица. Зная свои слабые стороны, она пересела, чтобы избежать разоблачения солнцем.

— Я тоже плохо спал, — сказал он. — В моем кабинете слышен любой шум с улицы…

Хотел ли он, чтобы она его пожалела, предложила вернуться спать в комнату, окна которой выходят в тихий сад? Это единственное пришедшее на ум предположение доставило ей какую-то злобную радость. Она была сильнее, она не пощадит его, заставит заплатить за девиц, за Жан-Марка и за все остальное… Но после этой вспышки злорадства к ней вновь вернулось то безразличие, которое было страшней, чем ненависть. Поскольку она хранила молчание, он смиренно спросил:

— С кем ты была вчера вечером?

— С друзьями.

— В театре, на концерте?

— Нет, в африканском ресторане.

— Было хорошо?

— Неплохо.

На самом деле ресторан был неинтересный. Но Антильские острова… Фосфоресцирующее море, танцы туземцев, Ксавье… Она посчитала, что, если отправится в этот круиз, ей понадобятся деньги. Не для того, чтобы платить за поездку (это Ксавье возьмет на себя), а на платья, на мелочи, непредвиденные расходы… Между ней и Филиппом вследствие их разрыва был заключен финансовый договор. Он открыл для нее в банке счет и регулярно переводил деньги, никогда не требуя никаких объяснений. Со своей стороны она воздерживалась от чрезмерных расходов. Так было достойно и корректно. Она вела fair play [8] Честная игра (англ.). , как говорила Олимпия. Бесспорно. Даже перебирала в этом. Ограничивая себя в течение нескольких недель, Кароль сочла, что пришло время отнестись к жизни шире. Мысленно она уже составила список: «Два костюма, четыре или пять очень шикарных блузок, послеобеденное платье…» Цифры росли. Она бросила на Филиппа оценивающий взгляд. Он был в ее власти, он все проглотит.

— Кстати, — сказала она, — я не знаю, как там мой банковский счет, но мне предстоят большие расходы на этой неделе…

— Я сделаю все необходимое, — ответил он.

Галантный, героический, великолепный, с чистым взглядом и с портфелем в руках. Жалкий тип!

— Ты можешь мне приблизительно назвать сумму? — спросил он.

— Нет еще. Я собираюсь отправиться с друзьями на Антильские острова. Так что, ты видишь, мне нужно прикинуть…

— На Антильские острова? — пробормотал он.

— Хорошая идея, да?

— Очень хорошая… Ты не засиживаешься подолгу в Париже в этом году… В январе Капри, теперь Антильские острова…

У него был разочарованный вид, на лбу пролегла морщина, нос опустился. Кароль удивилась быстроте, с которой решилась проблема поездки. То, что еще минуту назад было всего лишь мечтой, колебаниями, неторопливым взвешиванием за и против, стало внезапной реальностью почти без ее участия. Она вдруг сделалась очень занятой, у нее срочно появилось сто дел в разных местах Парижа, ей не хватало времени. Который теперь час?

— Когда ты рассчитываешь ехать? — грустно спросил Филипп.

— Через восемь дней.

— А!..

Между ними воцарилось молчание. Филипп почувствовал себя так, будто находится на перроне вокзала. Он прощался с ней. Вздохнув, он сказал:

— Да вот! У меня для тебя безумная новость: Даниэль женится.

— На малышке Совло?

— Да. Ты подозревала?

— Немного…

— Он сделал ее беременной!

— Она очень хорошенькая, эта малышка!

— Все-таки…

Кароль слушала его, думая о примерном списке вещей. Филипп был совершенно прав насчет Даниэля. Что ее и радовало. Она ненавидела это семейство. Чем сильнее Эглетьеры увязнут в грязи, тем более счастлива она будет. Что это сегодня в воздухе, от чего ее так бодрит? После ночи дурноты и кошмаров она возродилась, свежая, оживленная, эгоистичная, с чистой кожей, беспощадная перед этим побежденным. Она поедет к парикмахеру — разумеется! — потом к своей портнихе, а потом в бутик на улице дю Фобург-Сен-Оноре, о котором ей столько говорила Олимпия! Даниэль, женатый и отец семейства, — вот уж верх глупости!

— Я рада за Даниэля, — сказала она улыбаясь.

Филипп с беспокойством посмотрел на нее. Она вытянула перед собой руки. Ее ночная рубашка просвечивала. Наверное, сквозь ткань он видел ее грудь.

— Теперь оставь меня, — сказала Кароль. — Я спешу!

Он ушел.

— Мадам дома? — спросила Мадлен, снимая плащ и протягивая его Аньес.

— О нет! — сказала Аньес. — Она позавчера уехала.

— Уехала?

— Да, в путешествие. В круиз, как она сказала. Вернется не раньше чем через два месяца.

Мадлен удивилась, что Филипп ничего не сказал ей по телефону об отъезде Кароль. Они говорили только о будущей свадьбе Даниэля. Мадлен узнала об этом событии из письма Франсуазы. Сразу же позвонила брату. Он лишь подтвердил факты и пожаловался, что ничего не может остановить. У Мадлен возникло впечатление, что, против обыкновения, он не был недоволен ее приездом в Париж. Она посмотрела на часы: десять минут восьмого.

— Месье не задержится, — сказала Аньес.

— А месье Даниэль?

— Он сдает сегодня экзамены.

— Да, в самом деле! — сказала Мадлен. — Наверное, он страшно волнуется!

— Подумайте: третий день!.. Самое трудное было вчера, как он сказал!..

Мадлен вошла в гостиную, неся на руках своего фенека, и опустилась на подушки дивана. Какая жара! Она отвратительно поела днем. Во рту у нее все слиплось. Пока она ехала под палящим солнцем, мечтала о стакане прохладного белого сухого вина.

— Аньес, — сказала она, — я умираю от жажды! Сжальтесь надо мной!..

— Виски со льдом, мадам?

— У вас нет белого вина?

— Нет.

— Ну ладно, пусть будет виски, — сказала Мадлен с сожалением.

Аньес удалилась. Мадлен закурила сигарету: через две недели эта свадьба, какая глупость! Разумеется, если малышка беременна…