Хидыр Дерьяев - Судьба (книга первая)

За «стоячим базаром» прямо на земле длинными рядами лицом друг к другу расположились продавцы с малюсенькими весами. «Неужели на таких весах можно заработать себе пропитание?» — удивился Мурад-ага. Некоторые из продавцов кричали: «Иглы! Вот иглы большие, вот маленькие! Бери да шей!». Другие, соперничая с ними, зазывали: «Вот шёлковые нитки! Нежные шёлковые нитки!» Это было понятно Мураду-ага, но что продают люди с крошечными весами? И слова они выкрикивали совсем необычные: «Квасцы! Вот нашатырь! Купорос, нафталин! Вот далчын, воск, зенджебил! Келепче, гармала от ста болезней избавление, не скупитесь, правоверные, не проходите мимо своего здоровья!». Мурад-ага догадался: «Табибы! Травы целебные продают…» На его глазах продавец положил на весы игрушечную гирьку, отвесил немного зелья, небрежно бросил в кошелёк поданную покупателем серебряную монету. Мурад-ага застыл от удивления: он знал эти корешки, они не обладали никаким целебным свойством. Почему же за них на базаре платят серебро? Спросить у продавца или это — опять обман?

Около продавцов наса Мурад-ага стал свидетелем смешного и грустного происшествия. Один из водоносов, поспешая на зов, споткнулся, упал и уронил кувшин. Кувшин разбился, вода хлынула на зелёную горку паса. Тёртый табак мгновенно втянул её в себя, почернел и стал похож на кучу свежего верблюжьего помёта.

Это вызвало оживление среди зрителей, но рассерженный торговец накинулся на водоноса, требуя уплатить стоимость испорченного товара. Водонос пытался оправдаться, однако торговец, прекрасно понимая, что бедняк не в состоянии заплатить, с воплями продолжал колотить его на потеху окружающим, которые покатывались со смеху, глядя на измазанную окровавленную физиономию водоноса, тщетно пытавшегося вырваться из цепких рук мучителя.

— Эй, дядя, довольно кулаками махать! — высокий сухощавый русский оттолкнул разошедшегося торговца, помог подняться водоносу. — Высохнет, твоя жвачка, ничего ей не сделается… Ишь, измордовал парня за пустяк! — Говорил он по-туркменски, лишь изредка вставляя русские слова. — А ты, горемыка, чего губы развесил, сдачи толстобрюхому не дашь?

Приятель русского, плотный широкоплечий туркмен в сдвинутой на затылок папахе, усмехнулся.

— Божью воду разносишь, а бог тебе не помогает. Как же так получается?

— Не знаю, братец мой, сам не знаю, — шмыгая разбитым носом, азербайджанской скороговоркой ответил водонос. — Утро бегаю, день бегаю, вечер бегаю, всем воду даю, а мне тумаки остаются.

— Держи деньги, горюн, кувшин себе новый купишь, — сказал русский. — Да бога тревожь поменьше. С утра целый день ему покоя не даёте, вот он и сердится на вас. А ты дай ему покой, чай, и ему отдых надобен. Попробуй сам со своими делами справиться, без бога. Глядишь, старик позавидует, что у тебя ладно без него получается, сам свою помощь предложит… Пошли, Клычли!

После их ухода, зеваки принялись судачить о случившемся.

— Умно этот урус сказал!

— Видать, смелый парень.

— Не зря он бога-то помянул.

— Этот русский имя божье оскорбил! — запоздало возмутился кто-то из ревнителей веры. Но его не поддержали.

— Никого он не оскорблял!

— Умный парень. Его послушать, так…

— Не из тех ли умников, что царь сюда высылает?

— А белый царь всех высылает, кто умнее его окажется! Хочет сам быть наибольшим умником.

— Не так! Царь высылает тех, кто ему на дорога становится, хочет себе царское богатство забрать.

— Эх, и много же у царя добра!

— Вот разбогатеет кто-то!

— Выслали человека, а там семья осталась, дети, друзья…

— Верно!

— Правильно говоришь!

— Тоскливо, ему на чужбине жить, хоть и пострадал за царское богатство.

— Замолчи! Вот уж правильно говорят, что верблюд ишачий рёв за рык барса принял! Причём туг богатство! Те, кого высылает к нам царь, хотят, чтобы все бедняки богатыми стали, чтобы каждый и землю имел, и верблюдов, и воды на полив, сколько надо…

— Правильно, люди!

— Таким любому мусульманину не грех помочь.

— Конечно! Бедняки в ссылке маются, а дома детишки голодные плачут…

— А кто поможет? Ты поможешь?

— Я? Я бедный человек…

— Тогда помолчи лучше, помощник!..

— Чего вы спорите! — сердито сказал продавец паса. — Не ссыльный этот русский. — Это — местный русский. Мастером работает на тех машинах, что орошают поля Эгригузера. Он и родился, говорят, тут. Сын десятника на плотине Эгригузера. Сергеем его зовут. А товарищ его, Клычли, тоже при машинах работает, арбакешем. Чёрное масло для иих из города возит.

Не став слушать дальнейший разговор, хотя он и был очень интересным, Мурад-ага заторопился к «площадке батраков». Неподалёку от неё он обогнал задержавшихся Сергея и Клычли. Клычли поздоровался со стариком и, когда тот отошёл, объяснил своему спутнику: «Это отец той девушки, что Бекмурад-бай увёз». «Голову бы ему свернуть, как курёнку, твоему баю и всем подобным», — пробормотал в ответ Сергей.

Мурад-ага просидел довольно долго и уже подумывал о том, что, видно, придётся не солоно хлебавши домой возвращаться, когда к нему подошёл рослый, длинноногий, черноусый джигит с ковровым хурджуном под мышкой.

— Хочешь наняться, отец?

— Хочу, сынок… Нужда моя хочет… — вздохнул Мурад-ага.

— А ты случайно терьяк не куришь? — Что-то очень ты бледный.

— Нет.

— Подозрительный у тебя вид, — гнул своё черноусый. — Наверно бегаешь по ночам в курильню, а а по утрам ходишь, как больной.

— Если так думаете, ищите себе другого работника! — не сдержался Мурад-ага.

К ним подсел сутулый белобородый старик в небогатой одежде.

— И ты здесь, Чары? Работника хочешь нанять?

— Здравствуйте, уста-ага [91] Уста — мастер, обращение к ремесленнику. … Да, Бекмурад просил подыскать. Хотел вот этого яшули нанять, да уж очень вид у него… доверия не внушает. Подозреваю, что терьяк покуривает потихоньку, хотя мне и не признается.

— Не похоже, чтобы курил. Но всё равно тебе, Чары, нужен молодой, здоровый парень, чтобы день бегал — не уставал. У вас ведь работы много.

— Верное ваше слово, уста-ага, хозяйство у нас большое. Спасибо за совет. Пойду, пока не поздно, поищу другого работника.

Уста-ага опустился на корточки.

— Как вас зовут?

— Мурадом зовут.

— Хорошее имя… Семья есть?

— Есть.

— Село ваше где?

— Село наше в нижней стороне.

— Назовите наиболее известных в селе людей.

— Сухан-бай. Мы его Суханом Скупым называем. Арчин Мерел…

— А-а-а… так вы из села Мереда? Очень хорошо… А почему у вас лицо бледное, болели, что ли?

— Да, долго болел, — вздохнул Мурад-ага. — Совсем недавно поправился.

— А какой табиб вас лечил?

— Никакой. Бедный я человек, нечем табибу платить.