Джон О'Хара - Время, чтобы вспомнить все

В доме номер 10 на Северной Фредерик тоже шла беседа о политике.

— Знатный парад устроил наш дружок, — сказал Джо.

— Какой еще дружок? И какой парад?

— Разве ты не знаешь? Наш дружок, друг простых людей. Гарвардский сноб.

— Ну конечно, знаю, — сказала Эдит. — А какой парад?

— Ты ничего не знаешь о параде? Парад НИРА [41] НИРА, или Акт национального индустриального возрождения, — американский законодательный акт, принятый с целью восстановления экономики и наделивший президента США властью управлять экономикой и давать разрешение на создание монополий. , с Синим орлом [42] Синий орел — эмблема, которой в США пользовались компании, демонстрировавшие свою поддержку акту НИРА. . И какие же они все дураки. Каждый день беру в руки газету, и если не нахожу в ней каких-нибудь новых социалистических происков, не верю своим глазам. Артур считает, что НИРА, возможно, противоречит Конституции, и тем не менее к кое-каким диким махинациям нашего друга относится с симпатией. Я не знаю, противоречит это Конституции или нет, я в это еще не вникал, но абсолютно уверен, что это диктаторство.

— Но если он диктаторский, разве это не противоречит Конституции?

— Этот вопрос решит уже суд, и случится это не скоро.

— А когда он уйдет?

— Когда люди опомнятся и проголосуют против него, в 1936 году.

— Сколько же тебе тогда будет лет? Дай-ка подсчитать, — сказала Эдит.

— В 1936 году мне будет пятьдесят четыре.

— В 1934-м мы…

— Да, в этом году мы пойдем выбирать губернатора. И вице-губернатора.

— Ты собираешься баллотироваться? Ты все еще планируешь это? — спросила Эдит.

— Кинусь со всех ног, — сказал Джо. — Да, подходящее выражение, если учесть состояние моих ног, или, вернее, одной ноги. Я испытываю к нашему «другу» такие сильные чувства, что просто обязан баллотироваться. Теперь это уже не только дело чести. Я чувствую в самом своем нутре, что это дело моей совести. И, как ни высокопарно это звучит, так оно и есть. Я должен сделать все возможное, чтобы уменьшить срок его пребывания в Белом доме. Я начну кампанию и потрачу столько денег, сколько смогу себе позволить, не ставя под угрозу ваше финансовое положение. Я отдам этому делу все свои силы. Именно так и надо. Ты ведь знаешь: физическое состояние нашего «друга» еще хуже моего, намного хуже. Я могу ходить. Он не может.

— Да, ты мне говорил об этом, — сказала Эдит.

— Между нами поразительное сходство. Во-первых, его прошлое не сильно отличается от моего, хотя он и пытается угробить таких, как мы с тобой. Во-вторых… это, правда, не сходство, но мы с ним были немного знакомы, и я его недолюбливал, а сходство в том, что он меня тоже недолюбливал. А в-третьих, помнишь, я сказал тебе, как он станет баллотироваться в вице-президенты без всякого политического опыта?

— Да, помню.

— И еще сходство в наших увечьях. Мое, правда, далеко не такое серьезное, как его. Он заболел полиомиелитом, и его парализовало, а я сломал ногу. По-моему, это поразительно. Возможно, для этого есть более подходящее слово, чем «поразительно», но и оно тоже сойдет.

— И Артур, конечно, считает, что ты внешне немного похож на него.

— Артур также считал, что я похож на Вудро Уильсона. Артур хочет, чтобы я стал демократом, тогда и он сможет стать демократом.

— Не думаю, что он это говорит всерьез, — сказала Эдит.

— И я не думаю, но эти разговоры меня раздражают, — сказал Джо. — Кстати, он рассказал мне нечто забавное. На прошлой неделе во «Втором четверге» они единогласно решили больше не провозглашать тост за президента Соединенных Штатов.

— Что ж, ничуть не удивительно, — сказала Эдит.

Джо улыбнулся.

— Они даже не стали дожидаться зимы. Генри Лобэк опросил членов клуба, и все согласились.

— И он не позвонил тебе? — спросила Эдит.

— Ему не нужно было этого делать. Артур сказал, что может уверенно поручиться за меня, и он был прав, — сказал Джо. — Знаешь, занятно то, что Вудро Уильсон не пользовался особой популярностью у членов «Второго четверга», но они продолжали пить за его здоровье.

— Шла война, — заметила Эдит.

— Да, это правда. Но я, выпивая за здоровье Рузвельта, чувствовал бы себя мерзким лицемером, а теперь этого делать не придется.

— В 1936 году тебе будет пятьдесят четыре, — сказала Эдит.

— Почему ты вернулась к этой теме?

— Предположим, тебя в будущем году изберут вице-губернатором. Разве вице-губернатор настолько широко известен, что его могут выдвинуть в президенты?

— Честно говоря, нет, — сказал Джо. — Это будет невероятное событие, в политическом смысле. Но боюсь, что я не стану пробовать в 1936 году. Я теперь думаю о 1940-м.

— В 1940-м тебе будет пятьдесят восемь, — сказала Эдит.

— Да. Но все еще меньше шестидесяти.

— Но уже почти шестьдесят, — сказала Эдит.

Джо улыбнулся.

— Надеюсь, к тому времени о нашем «друге» и думать забудут и мне не придется особенно сражаться. Тебя ведь интересовало именно это?

— Нет, я просто пыталась разобраться во всех этих датах, — сказала Эдит.

— Я решил не тратить время на размышления о президентстве. Нашему хорошему «другу» стоит противостоять, и если я буду баллотироваться в вице-губернаторы, то начну без промедления противостоять Рузвельту и всему тому, за что он ратует. Я не стану волноваться насчет другого кандидата в вице-губернаторы. Я буду вести кампанию против их главного человека, потому что они пытаются убедить близоруких избирателей в том, что Рузвельт думает о них непрестанно — просто день и ночь. Полная нелепость, но именно это они и пытаются доказать. А я стану нападать на Рузвельта, Рузвельта, Рузвельта в каждой своей речи.

— Ты уверен, что это хорошая идея?

— Ты думаешь, это может мне навредить? Эдит, Если я буду сражаться против Рузвельта, но проиграю, то по крайней мере я буду сражаться с Рузвельтом, а не с кем-то, кого демократы выдвинут кандидатом в вице-губернаторы. И даже если я проиграю на выборах, моя личная кампания все равно может оказаться успешной. У нас в клубе есть парни, которые считают, что незачем волноваться. Сиди себе смирно и жди: он сам себя низведет на нет. Я с этим не согласен. Во-первых, его надо выгнать, взять и выпихнуть. Ждать, пока он сам себя утопит, можно до бесконечности. Во-вторых, я не хочу упускать превосходную возможность высказать о нем свое мнение и одновременно доказать, что я знаю, как правильно вести кампанию и что я боец. У меня никогда прежде такой возможности не было, потому что я не хотел растрачивать свои силы на местные выборы. Когда Майк предложил мне должность окружного судьи, мы оба с ним знали: все, что мне надо было сделать, — это сказать «да», а им — снять с меня мерки для мантии. Мне не надо было бы произносить никаких речей. Во время предвыборной кампании я мог поехать в Атлантик-Сити. Но если я захочу, чтобы меня выбрали в будущем году — на любую должность, — мне нужно вести предвыборную кампанию. И то же самое надо сделать всем республиканцам, потому что нам необходимо побить Рузвельта. И это доставит мне огромное удовольствие.