Михаил Ландбург - Посланники

- Что ж, разберись…Надеюсь, тамошний посланник прибыл в единственном экземпляре…Страшно представить себе, во что превратится мир, если и другие, подобные этому господину, задумают погостить у нас…

Лия достала из дорожной сумки газетные листы.

- Прочти на досуге...

- Что это?

- Пятничное приложение к газете "Маарив" за 2011 год. - Она протянула газету мне. - Прочти, ладно?

- Это касается меня?

- Это касается всех.

Лия замолкла.

Я вгляделся в глаза девушки и прочёл: "Жаль, что вышло так…"

Меня прорвало:

- Тебе часто снятся страшные сны?

- Нет, - покусав губу, сказала Лия. - Иногда ещё и кошмарные.

- Какой-то бред, нелепость…- возмутился я. - Встреча с покойником… Твой мертвец притворяется живым, прекрасно сознавая, что уже давным-давно иссох. Тебе не кажется, что он ведёт недозволенную игру?

- Но это был только сон...

- Тем более. Вряд ли сам Зигмунд Фрейд извлёк бы из твоего сна какую-либо пользу. Всё это так же странно, как если бы встретить на улицах Иерусалима сидящего на моём мотоцикле Софокла.

Лия покачала головой, уголки губ затрепетали.

- Лия… - прошептал я и замолчал.

- Прости! - выдохнула Лия.

Меня охватило ощущение, будто мой позвоночник рассыпается, и всё, что мне оставалось – это утешиться мыслью, что если сны сами по себе включаются, то и сами по себе выключаются.

За окном занималось солнце.

Вызывать раздражение своим присутствием не имело смысла: если женщина что-то задумала, то…

Подойдя к двери, я вскинул руки, как это делают, когда сдаются в плен.

- Лотан, приложение к газете "Маарив" прочти, и ты поймёшь", - посмотрев

мне в глаза, сказала Лия. И улыбнулась.

Я улыбнулся в ответ.

***

- Уезжаешь? - охранник дышал хрипло, прерывисто. Он неважно выглядел.

Я спросил:

- Плохо спали? Устали от жизни?

Охранник закашлялся.

- Не спал вовсе. А жизнь – это всегда испытание, хотя временами может показаться привлекательным. Когда ты молод, то больше всего опасаешься потерять себя, а в старости выясняется, что на самом деле так оно и есть...

- Доктор, вы не тот случай! - сказал я.

Охранник оживился и, благодушно покачав головой, сказал:

- Мир скроен так себе, и есть только один способ спастись: не позволять себя убивать. Время от времени я хлопаю себя по плечу и говорю: "Medice, cura te ipsum"* Кто верит в пустоту, получит пустоту, а кто ни во что не верит, тот ничего и не получит.

Охранник достал из кармана рубахи бумажник, а из него – фотографию. "Мой отец, - лицо охранника исказилось. - Даже мёртвого, я его ненавижу. Но он мой отец… И он, и ты, и я на этой земле посланники, вопрос только в том, кем посланы и зачем ?"

- Убивать себя не позволим, - пообещал я.

Охранник вернул фотографию на место и покачал головой. Морщины на его лбу разгладились.

- Выходит, уезжаешь? - сказал он.

- Служба.

- Понято! - охранник вновь закашлялся, сглотнул мокроту и постучал себя по груди.

- А барышня?

- У барышни здесь остались кое-какие дела.

- Барышня милая. Очень привлекательная и достойная.

Я оглянулся на здание гостиницы.

- Она очень милая, - на губах охранника вспыхнула улыбка. - Думать иначе, мне было бы грустно.

Я подумал: "А мне было бы просто невыносимо".

Охранник потряс мне руку и сказал:

- У каждого своя судьба –

счастливая,

грустная,

несуразная,

обречённая, но никогда заранее не известная.

Подъехал автобус с туристами. Водитель протянул охраннику бумагу. Сетка ворот отошла в сторону.

- Вы не очень-то бдительны, - заметил я. - Ночью на территорию Яд ха-Шмона пробрался мертвец.

* (лат) Доктор, исцели себя сам.

Часть шестая

Л ИЯ

"Нет ничего сложнее, чем понять мёртвых, и нет ничего опаснее, чем ими пренебрегать"

Маргарет Этвуд "Слепой убийца"

Я заглянула в себя.

Я превратилась в сплошное молчание –

напряжённое,

тягостное,

бесплодное,

гнетущее,

непреодолимое.

"Лотан, - молчала я, - разве ты не видишь, что мои зрачки наполнены твоим отражённым светом? Только твоим, но сейчас позволь мне остаться в этой комнате одной – мне мучительно продолжать оставаться с тем грузом, который я испытываю на себе после ночной беседы с покойником о мировом хаосе. Мой университетский профессор Иосиф Котляр постоянно напоминает о том, что вместе с приобретением новых знаний, мы в ещё большей мере обнаруживаем масштабы наших незнаний. Не означает ли это, что человеку страшно знать равно, как и не знать, что свойство мозга – желать утаить равно желанию исповедаться . Конечно, я осознаю, какому состоянию обреку себя, оставаясь в этой комнате одна, однако позволь мне погрузиться в продолжение того сна, чтобы выйти из него в достаточной мере прояснённой, осмысленной…А затем я вернусь. Вернусь к тебе!".

Мой мозг заклинило, набившись скомканными мыслями.

Слова на губах застыли.

Лишившись слов, я подумала об Ирландии, где в замке Бларни туристы прикасаются губами к Камню Красноречия (Blarney Stone).

- Почему ты молчишь? - настороженно спросил Лотан, когда после завтрака мы вернулись в гостиничную комнату.

Мои щёки и шея горели.

Сердце колотилось.

Непроизнесённые слова повисли в воздухе.

Я продолжала заглядывать в себя.

- Не молчи! - просил Лотан.

- Ладно –

я рассказала о моей ночной встрече с Гансом Корном.

- Но ведь это всего лишь сон…

- Мне надо побыть одной, - сказала я и, достав из походной сумки газетные листы "Маарива", протянула их Лотану.

Лотан заглянул в мои глаза.

- Не понимаю, во что ты ввязалась, - приглушив голос, проговорил Лотан и толкнул дверь.

Теперь –

смыкается день. Свет ёжится и, исказившись, износившись, поддавшись напору вечера, покидает границы дня.

Я в комнате одна – никто не помешает мне вновь уснуть и продолжить беседу с Гансом Корном. Я должна понять… Я буду честно силиться понять…

Не спится.

Брожу по комнате.

Тишина –

унылая,

безответная.

Гляжу на плотно прикрытую дверь, и, словно заклиная, бормочу: " Лотан, прости – не сумела найти нужных слов…"

Тоскливо.

Грустно.

Недавно сообщили, что учёные из Левенского университета в Бельгии установили, будто чувство грусти длится в 240 раз дольше, чем многие другие эмоции.

Отворачиваюсь от двери.

Слышу осуждающий голос Ганса Корна: "Живёте не так, ведёте себя не так".

И вновь тишина –

искушающая,

чуть лукавая.

Думаю: "Неужели людям следует умереть, чтобы родиться другими?"

Перед глазами всплывает картина вчерашнего вечера.

В голове вертится сценарий –

Поселение Яд ха-Шмона.

Камень-памятник.

Мужчина, возложив на камень руку-протез, говорит: "Жаль несчастных".