Аркадий Крупняков - Вольные города

Консул хотел сказать сыну что-то резкое, но, взглянув в глаза Якобо, полные слез, взял его за плечи и притянул к себе.

— Ну, хорошо, хорошо, мой мальчик. Я даю тебе слово, что ничего не сделаю такого, что запятнало бы нашу честь!

Якобо промолчал. Впервые он заговорил, как взрослый, и впервые не поверил отцу.

А утром консула уже не было в замке. Тяжело было на сердце Якобо, он непрестанно думал о словах отца, сказанных неизвест­ному человеку. Даже приход Эминэ не так обрадовал его, как раньше.

— Мой господин бледен! — воскликнула Эминэ.— Он, верно, плохо спал сегодня? Пойдем скорее на солнце. Буря утихла, и на пюре тепло-тепло, пойдем!

Они вышли из замка и направились к стене, которая шла до Георгиевской башни. Узкая площадка, ограниченная с одной сто­роны стеной, а с другой — отвесным обрывом, была самым люби­мым местом их отдыха.

У стены росла жесткая трава, цвел бессмертник. Эминэ села на траву, прислонилась спиной к стене. Якобо лег рядом с ней, по­ложив голову на колени девушке. Эминэ молча перебирала кудри на его голове и глядела на спокойное море.

— Ты о чем задумалась, Эминэ? — спросил Якобо.

— О своей судьбе, мой господин. Я очень много думаю теперь об этом, — ответила девушка и тяжело вздохнула.— Я давно хочу попросить тебя, только боюсь...

— Проси. Я слушаю тебя.

— Дай мне слово, что не оттолкнешь меня, если даже и же­нишься. Позволишь ли и тогда быть около тебя служанкой в твоем доме? Я ничем не выдам свою любовь...

— Глупенькая ты, Эминэ. Я еще молод, чтобы жениться. Вот пройдет полгода, у отца окончится срок консульства, и мы уедем н Геную. Там я возьму тебя в жены, в этом ты можешь быть уве­рена. Только сейчас не надо говорить об этом отцу, он может по­мешать нам. А там... там я буду взрослым.

— Вот этого я боюсь больше всего. Сейчас мы забыли все на свете, а потом ты вспомнишь, что я раба...

— Я люблю тебя, Эминэ!

— И ты пойдешь против отца? Для него я — вещь, которую можно купить и продать. И он заставит тебя...

— Ради бога — верь мне! — Якобо вскочил, заговорил отрывисто: — Я клянусь... силами неба... огнем и водой...

— Клятвы так легко забываются...

— Вот смотри! — Якобо расстегнул тонкую серебряную цепоч­ку, снял с шеи золотой крестик, приложил его к губам трижды и тихо, но твердо сказал: — Пусть меня покарает господь, пусть мне не жить на свете, если я забуду тебя, если откажусь от нашей любви! Ну теперь ты веришь мне?! — Якобо расправил цепочку и повесил крестик на шею девушки.

Я и раньше знала, что ты любишь меня, а теперь... — Эминэ нежно провела ладонью по щеке Якобо и, опустив густые ресницы, закрыла глаза.

...Через день Батисто появился в крепости снова. Консула он не застал — Христофоро ди Негро собирал ополченцев. Якобо с неприязнью встретил трактирщика, попытался следить за ним. Батисто долго слонялся по двору, заглядывал в башни, совал свой нос во все углы. Потом он встретил Гондольфо, и они вышли из крепости, скрылись в кабачке у Главных ворот. Возвратились поздно ночью. Трактирщик был пьян, куражился над Гебой, тре­бовал, чтобы постель ему застилала не она, а Эминэ. Геба боя­лась Батисто, она знала, что он из Кафы, и принимала его за боль­шого начальника. И все же, прежде чем посылать Эминэ в комна­ту консула, она предупредила Якобо. Юноша возмутился и вместе с Гебой поднялся в цитадель.

— А где же эта смазливая девчонка? — спросил Батисто, при­щурив глаз.

— Слушай ты, трактирщик! — в гневе воскликнул Якобо.— Если тебя впустили в жилище консула Солдайи, то будь порядо­чен— веди себя достойно! Здесь не кабак!

— Утри, малыш, сопли! — рявкнул Батисто,— не то я надеру тебе уши. И скорее пошли сюда девчонку. Не то я разнесу ваше гнездо по камню. Иди!

— Я уйду. И пошлю сюда аргузиев, а они вышвырнут тебя от­сюда вон. Не будь я Якобо ди Негро.

— Вот оно как? — сказал сам себе Батисто, когда Якобо вы­шел.— Выходит, это сынок консула. А я думал...

Христофоро ди Негро возвратился в цитадель лишь на рас­свете. Усталый, он, едва успев раздеться, упал в постель и уснул. Утром его не будили. Гондольфо и Якобо тихо занимались мате­матикой, Геба готовила еду. Эминэ подметала двор. Консул спал неспокойно, метался, порой выкрикивал непонятные слова. Нако­нец, проснулся, сел на край постели и увидел Батисто. Тот уже не спал — он ждал, когда консул проснется.

— Доброе утро, Христофоро! Я снова у тебя в гостях! — трак­тирщик еще не вполне протрезвел и говорил громко.

— Рад тебя видеть. Как поживает наш достославный капитан?

— Ты, наверное, понял — в прошлый раз он посылал меня, что­бы тебя я как следует прощупал. Ты ему нужен не ради сотни ополченцев.

— Для чего же?

— Он хочет сделать тебя консулом Кафы!

— Хитрит, как всегда. Для чего же ему свергать ди Кабелу?

— Ты пойми, Христо, капитан прекрасно знает, что метропо­лия никогда не утвердит его консулом — переверни он Кафу хоть трижды вверх тормашками. А ты самая подходящая фигура.

— Какая же ему корысть?

— Он будет при тебе главным масарием. Должность, сам знаешь, какая. Деньги можно грести ковшом. Он высосет из кафинской колонии все соки, будь уверен. И тебе перепадет немало, и к моим подошвам прилипнет кое-что...

Якобо и Гондольфо занимались на втором этаже замка. Крыш­ка люка, как всегда, была не прикрыта, и весь разговор консула и Батисто был слышен. Туговатый на ухо нотариус подвинул стул к люку и с любопытством слушал разговор консула. Когда Бати­сто заговорил о деньгах, разговор перешел на шепот, и от люка пришлось отойти. Через полчаса снова зарокотал бас трактир­щика:

— Стало быть, об этом договорились твердо. Теперь я хочу те­бе сказать еще кое-что. Тут мы вчера за кружкой вина болтали с твоим нотариусом. И он сказал мне, что твой сынок задумал же­ниться.

— Кто, Якобо? Он еще совсем мальчишка.

— Он такой же упрямый, как и ты. И он женится на этой телке. Как ее зовут? Кажется, Эминэ. Кто она? Татарка, гречанка или турчанка?

— Я купил ее за сто золотых в Солхате.

— Вот-вот. Рабыня — подходящая жена для сына благород­нейшего ди Негро. Если это дойдет до святых отцов... Они не по­щадят вас обоих.

— Напрасно ты пугаешь меня, Батисто. Ты же сам сказал: сын весь в меня. Рабыня останется рабыней.

— Не скажи. Они уже обменялись крестами.

— Зачем?

— Сын дал клятву на кресте, что женится...

— Это неправда!

— Спроси нотариуса.

— Гондольфо!

— Я тут,— нотариус просунул голову в люк.

— Позови быстро Эминэ!

Девушка вошла через несколько минут и встала в дверях. Кон­сул подошел к ней, молча сунул руку в вырез платья, вытянул за цепочку крестик, повертел его в руках, спросил грубо:

— Где взяла?

— Что... синьор Якобо, — губы девушки дрожали, и она не мог­ла больше выговорить ни слова.