Джордже Кэлинеску - Загадка Отилии

Стэникэ никому не говорил о разводе, но рассказывал о Наполеоне и Жозефине, чтобы посмотреть, как отно­сятся люди к возвышенным поступкам. Он стал внима­телен к Отилии, оказывал ей множество мелких услуг, а дядюшке Костаке поставлял строительные материалы. Он приносил костыли, краску, кисти, подобранную где-то за­валь, которую старик, однако, принимал с удовольствием. Стэникэ поддерживал в нем строительный пыл, сообщал ему ежедневно о ценах на известь, кирпич и цемент. Он ходил по знакомым и полузнакомым людям, чтобы раз­узнать, как воздвигаются современные дома, потому что «у меня есть дядя, который строится», и посвящал Костаке в тайны архитектуры. Огромное здание, предназначав­шееся под банк, которое было еще в лесах, обвалилось из-за плохо замешанного бетона или по какой-то другой причине. Стэникэ весьма серьезно, с пристрастием рас­спросил рабочих об этом случае, а одного из них, прожи­вавшего по улице Антим, угостив предварительно цуйкой, даже привел к старику, чтобы преподать ему теорию строительного искусства. Дядя Костаке был очень дово­лен такими беседами, тем более что подобные разговоры почти совсем подменили сам процесс строительства.

Был июль месяц, экзамены окончились и Феликс уже начал мечтать о том, чтобы уехать куда-нибудь в деревню, хотя и не знал толком, как это сделать. Отилия после поездки за границу даже не упоминала о летнем отдыхе, у нее не было на это ни сил, ни средств. Она, как ребе­нок, все ждала случая. Случай обычно являлся в облике Паскалопола, но сейчас помещик уехал на некоторое время в свое имение.

Однажды дядя Костаке предложил Феликсу и Отилии отправиться в город погулять, а заодно и пообедать там и дал им такую сумму, какой никогда не доставал из кар­мана для подобных целей. Он сказал, что к нему должен явиться мастер-строитель и сделать некоторые расчеты, поэтому он хочет, чтобы его не беспокоили, и сам не же­лает мешать другим. Марину он тоже выпроводил в го­сти, Стэникэ же сам заявил старику, что именно в этот день он уезжает в Плоешти, где у него процесс.

Однако Стэникэ врал без зазрения совести и вернулся к обеду. Кругом не было ни души, жалюзи на всех окнах были опущены. Адвокат осторожно подошел к дому, слегка подергал дверные ручки парадного и черного хода и убе­дился, что двери заперты. Однако изнутри доносились глухие удары молотка. Он все так же на цыпочках подо­шел к окну, откуда слышался шум, принес садовый стул, влез на него и заглянул внутрь через щели между план­ками жалюзи, потом быстро соскочил, водворил стул на место и, слегка улыбаясь, торопливо направился в город.

XVIII

В конце сентября, в один из последних жарких дней, когда дул иссушающий, назойливый ветер, дядя Костаке, бродивший среди своих кирпичей, вдруг пошатнулся и мягко осел на землю. Марина видела это из кухни, но подумала, что он за чем-то нагнулся. Она ждала, когда он поднимется, но дядя Костаке все медлил. Тогда Марина, крадучись, подошла к тому месту, где он упал, и осторожно глянула на старика. Повернув Костаке на спину и увидев, что он без сознания, а лицо его покраснело, она быстро, но все так же крадучись, словно узнала какую-то великую тайну, поспешила к дому и вбежала в комнату Феликса.

— Идите скорее, — заговорила она шепотом, почти довольная этим новым событием, нарушившим однообразие последних дней, — старик упал, мне кажется, он помер!

Словно что-то ледяное коснулось сердца Феликса, он вскочил и бросился по лестнице с такой быстротой, что Отилия, почувствовав недоброе, испуганно вышла из комнаты. От волнения юноша не мог вымолвить ни слова, но, заметив, как побледнела девушка, он сообразил, что она все поняла. Феликс бросился к старику, расстегнул ему ворот, чтобы хоть что-то сделать, и увидел, что тот еще дышит и тихо стонет, полузакрыв глаза, словно от боли. С помощью Марины, подхватившей старика под руки (такой он был легкий), Феликс поднял его с земли. Он хотел перенести его в спальню, но на пороге дяде Костаке достаточно явственно пробормотал:

— Туда! Туда! В столовую...

В столовой стоял широкий диван с валиками, похожий на постель. На него-то Феликс и уложил старика. Отилия молча ломала руки, с испугом глядя то на одного, то на другого. Она вся дрожала. Только когда дядя Костаке что-то забормотал, она проговорила сдавленным голосом: «Папа!» Он лежал на спине, как человек, который принял сильно действующий наркотик и не может проснуться. Мутными полуоткрытыми глазами смотрел он вокруг, ничего, казалось, не понимая, а руки его пытались что-то нащупать около пояса. Наконец он припомнил:

— К-к...

— Ключи? — догадалась Отилия. — Здесь ключи, папа,— и она протянула ему кольцо с множеством ключей, которое старик привязывал к поясу ремешком.

Костаке жадно схватил ключи, с трудом засунул их под подушку, стараясь избежать помощи других. Потом, словно сделав все, что казалось ему необходимым, он впал в дремоту, прерываемую стонами.

Феликс понял, что у старика удар. Но он не решился принять какие-либо меры и счел нужным как можно скорее вызвать врача, поскольку он еще не был силен в практической медицине. Марина была немедленно отправлена к доктору, жившему на этой же улице. Старуху удивило это приказание, и она, всем своим видом стараясь показать молодым людям, как они глупы, ворча вышла из дома, завернула на кухню, а затем, не торопясь, направилась к соседям. Лицо Аглае, когда она узнала, что случилось с Костаке, стало суровым, как у капитана, отдающего приказания во время кораблекрушения.

— Аурика, — закричала она, — иди сюда, быстро! Костаке плохо! Позови и Тити. Отправляйтесь туда, чтобы кто-нибудь чего-нибудь не украл. Марина! Беги за Стэникэ. Пусть придет с Олимпией и приведет знакомого доктора. Ах! Нужно же было именно сейчас этому случиться! Сил моих больше нет. С утра маковой росинки во рту не было.

Аглае второпях выпила кофе и, сопровождаемая Аурикой и Тити, словно телохранителями, отправилась к Костаке. Старик, казалось, чувствовал себя лучше и только озабоченно поглядывал на мебель.

— Что с тобой, Костаке? — спросила Аглае скорее нахально, чем сочувственно. — Черт тебя дернул возить кирпич, строить дом, будто тебе жить негде было! Всегда так получается, когда слушаешься детей.

Аглае посмотрела на Феликса и Отилию так, словно никогда с ними и не ссорилась, и спросила:

— А вы что делали? Вы были здесь? Что же с тобой, Костаке? — продолжала она. — Может, это от жары, ведь такая страшная жарища! Нужно уложить тебя в постель, что ты лежишь здесь, на диване!

Старик слегка застонал и качнул головой в знак того, что не хочет перебираться отсюда.

— Надо хотя бы раздеть тебя, а то одежда стесняет. Не ожидая его согласия, Аглае перевернула старика, как ребенка, и сняла сюртук. Отилия бросилась стаскивать с него потрескавшиеся ботинки с резинками, носки у которых загибались вверх, словно это были турецкие туфли.