Михаил Колесов - Никарагуа. Hora cero

Все точки над i расставил Эрвин, неожиданно нагрянувший в гости в изрядном подпитии, что в последнее время за ним стало заметно часто. Вероятно, он узнал, где находятся Кольцовы, позвонив в «Планетарий». Его приезд, подобный явлению слона в посудную лавку, парализовал Норму. Выпроводить его ни под каким предлогом не удавалось. Пришлось смириться. Но настроение было испорчено. Эрвин сообщил, что в ближайшее время он в составе делегации отправляется в Советский Союз. Сергей уже давно стал подозревать, по поведению Эрвина, что его присутствие в CNES обусловлено отнюдь не его профессиональными способностями, которые явно не просматривались. Играя роль простачка, выпивохи, «своего парня», Эрвин иногда обнаруживал незаурядный интеллект и необычную информированность. Реакция Нормы подтверждала предположения Кольцова. И сейчас чувствовалось, что Эрвин приехал неслучайно. В своей машине, — никарагуанцы садились за руль в любом состоянии, — по дороге к «Планетарию», он разговорился относительно внешней и внутренней «контрреволюции». Многое из услышанного для Кольцова оказалось неожиданным, и он даже попытался вступить в спор, но вскоре понял, что Эрвину нужно «разрядиться»:

— Ты не понимаешь, Серхио, что в этой революции победили не те, кто заплатил за неё своей жизнью. Сегодняшние командантес — хорошие ребята. Они — честные и умные. Они искренне хотят, чтобы всем было хорошо. Они наивно думают, что мир должен им рукоплескать. Ведь они совершили гуманитарную революцию! Наши командатес никого не расстреляли, после победы они никому не мстили… Даже Томас Борхе простил сволочь–полицейского, который изнасиловал и убил его жену. Ты можешь себе это представить! Посмотри на заключённых, бывших полицейских, у которых руки по локоть в крови народа и которые сегодня в трусах метут улицы города почти без конвоя. Это — гуманизм! Командантес этим гордятся… Они заигрывают перед церковниками, которые их ненавидят. Они унижаются перед буржуазными партиями, которые не скрывают своего презрения к ним. Они думают, что своими постоянными уступками они смогут договориться с ними. Нет! …Они не знают, что такое классовая борьба, потому что они — выходцы из буржуазных семей. Они плохо читали Маркса, они не знают Ленина! Ты представляешь, Серхио, они хотят преподать урок Фиделю, как нужно делать революцию в Латинской Америке! Эти ребята заигрались в революцию, а теперь не знают, что с ней делать…

Эту тираду Эрвин произнёс с большими паузами, время от времени впадая в транс. Но машину он вёл аккуратно. Ключ к его пьяной откровенности Сергей ощутил в его прощальной фразе: «может быть мы больше не увидимся»…

Утром следующего дня нагрянул Виктор Векслер с Крашенинниковым, который предложил Кольцову показать ему «окрестности», так как в «Планетарии» он раньше не бывал.

Первое, что сказал Анатолий Иванович, когда они отошли от дома:

— Красиво. Но как вы здесь можете жить?

Кольцов понимал, что вопрос риторический и первый секретарь посольства приехал не затем, чтобы совершить загородную прогулку. Поэтому он сразу предложил:

— Анатолий Иванович, я — человек взрослый. На Кубе мне приходилось сотрудничать с нашими дипломатическими службами. Так что, я в курсе. Какая помощь нужна?

Крашенинников не удивился и Сергей сделал вывод, что к этому разговору он подготовился.

— Сергей Михайлович, Вы знаете, что обстановка в стране сейчас серьёзная. Никто не может предвидеть, как будут развиваться события. Но мы должны отслеживать ситуацию. Вы понимаете?

— Я понимаю и внимательно Вас слушаю, — подал реплику Сергей.

Они прогуливались по асфальтированным дорожкам городка, удаляясь от дома. Разговор перешёл в конкретное русло.

Сергей понимал, что в свете происходящих в последнее время в стране и вокруг неё событий университет представлял особый интерес. По крайней мере, для него было ясно, что обращение к нему объяснялось тем, что в посольстве обратили внимание на его активные контакты с никарагуанцами и «иностранцами».

Для поддержания разговора Кольцов рассказал, не вдаваясь в подробности, о его бойкоте в Департаменте университета. И понял, что для Крашенинникова этот момент был важен.

— Я не хочу Вас успокаивать, — сказал он. — Политическая расстановка сил сейчас в стране непростая. В руководстве Сандинистского Фронта находятся люди разных политических взглядов. В университет были направлены, главным образом, те, которые либо не особенно активно проявили себя в революции, либо пока не обнаруживают своего политического кредо. Они вполне могут влиять на настроения студенческой молодёжи. И в этом — Ваша проблема.

Завершив короткий разговор договорённостью «поддерживать связь», они вернулись в дом, где женщины угощали Виктора кофе с его любимыми пирожками. Сразу же гости уехали.

В пятницу Кольцов в отвратительном настроении не поехал вместе со всеми «за покупками». Остался дома и читал книгу Умберто Ортеги «О восстании». Было интересно то, что автор обращался к опыту «Октябрьской» революции в России и кубинской революции, постоянно цитируя Ф. Энгельса. Вечером он уехал на дежурство в ГКЭС, где, просматривая «La Prensa», прочитал большую статью, посвящённую роли Советского Союза в современной истории Польши, в частности, о «секретных протоколах» Молотова — Риббентропа с их фотографиями. Для него это была потрясающая новость. В «Nuevo Diario» был опубликован ответ польского посла на эту статью. В Ливане взорвали нового президента страны. После этого израильские войска заняли Бейрут.

В Гондурасе группа городских партизан в 10 человек захватила здание Торговой палаты со 120 заложниками, среди которых несколько министров и промышленников. Партизаны выдвинула требование освобождения 64 политзаключённых (25 сальвадорцев), вывода гондурасских войск из Сальвадора и высылки из страны североамериканских военных советников и отрядов сомосовских «контрас». Правительство создало комиссию для переговоров. В течение переговоров партизаны постепенно выпускали заложников. Наконец, отпустив почти всех, они вылетели на специальном самолёте в Панаму.

…Ночью на севере в горах сверкали «зарницы», но звука канонады не доносилось. Значит — это было далеко.

В Манагуа прилетела советская молодая балетная труппа из Киева. Кольцовы в кампании соотечественников посетили её выступление в городском театре им. Рубен Дарио. Интерьер театра Сергею очень понравился и чем–то напомнил московский МХАТ. Приглашённые им Франсиско — Серхио и Норма, которые впервые в жизни видели балет, были в шоке… и ничего не поняли.

В CNES доктор Флорес неожиданно подписал все бумаги, необходимые для работы Кольцова в качестве «советника». Но Владимир Кордеро эти бумаги забрал и подписывать отказался. Похлопав по плечу Сергея, дал понять, что отпускать его из университета не намерен. Всё вновь вернулось на «круги своя». И Кольцов продолжал совмещать: утром — в CNES, после обеда — в университет, либо наоборот. Съездил с Эрвиным и Сильвией в Технический институт (техникум) с целью инспекции. Затем уже вдвоём с Эрвиным посетили Американский Католический университет (UCA), который на Сергея произвёл впечатление. Как настоящий американский университет, он располагался в старинном многоэтажном доме с флигелями на большом дворе–парке, окружённом каменной стеной. Приняли их в ректорате весьма холодно, показали необходимые документы, но от разговора уклонились. Покидая университет, Сергей купил в книжной лавке Библию, иллюстрированную картинами знаменитых художников эпохи Возрождения. В CNES забрал у Хуана Гаэтано «Архипелаг ГУЛАГ» (2‑я книга) на испанском языке.