Михаил Колесов - Никарагуа. Hora cero

Виктор был занят обслуживанием делегации Министерства образования Узбекистана, которая не понятно, зачем пожаловала…

В университете Кольцов ввязался в спор с чилийцем Луисом Салазаром и кубинцем Хоакином Пако о троцкизме. В Латинской Америке Троцкий воспринимался с симпатией как идеолог «мировой революции». Раздосадованный своим незнанием, Сергей сразу же купил в университетской «Librerya» небольшую книжицу Троцкого «Повседневная жизнь». Дома же он сейчас читал книжку советских корреспондентов С. Игнатьева и Г. Боровика «Конец одной диктатуры», уже переведённую на испанский язык. Генрих Боровик, действительно, посетил с кратким визитом Манагуа вскоре после победы сандинистского восстания. Но, читая эту книжку, Кольцов ещё раз, как и в своё время на Кубе, удивлялся тому, как советские журналисты–международники и «политические комментаторы» привыкли, мягко выражаясь, «выдавать желаемое за действительное». Что может понять даже маститый корреспондент за неделю пребывания в стране, в которой произошло революционное землетрясение?! Даже Эрнест Хемингуэй, Михаил Кольцов и Илья Эренбург, которые в течение многих месяцев находились в эпицентре Гражданской войны в Испании, но так и ничего не поняли в ней, потому что тогда это было невозможно! Для этого нужны были последующие годы. А тут: прилетел, увидел, написал! …И вошёл в историю.

В понедельник утром пришёл автобус CNES и Кольцовы вместе с Эрвиным, Хуаном и Сильвией отправились с инспекторской миссией в Леон. Дорога была хорошая, настроение — тоже, наверное, потому, что «своих» рядом не было. Доехали быстро. Леон находился примерно в шестидесяти километрах от Манагуа на север. Типичный латиноамериканский город в «колониальном» стиле. Сергею он напомнил Сантьяго–де–Куба. Просторные асфальтированные улицы. Старые одноэтажные и двухэтажные дома с балконами и террасами. Окна забраны деревянными жалюзи, двери некоторых домов открыты на улицу, поэтому с улицы видна обстановка дома. Жара. Нет праздно шатающихся прихожих. Вообще никарагуанцы, как и кубинцы, не «сидят по домам», а любят располагаться либо во внутреннем дворике, либо распахивают двери настежь и рассаживаются на пороге или в креслах–качалках для прямого общения со знакомыми. В городе заметны следы жестоких боёв во время восстания.

Университет, значительно более старый, чем в Манагуа, производил солидное впечатление. Он располагался в большом старинном «палаццо» XIX века, с открытой галерей, по периметру охватывавшей внутренний двор. Проходя под её сводами, Кольцов вспомнил Краковский университет. Правда, тот — значительно мощнее (и старее), но средневековый тип университета здесь был выдержан. В результате умного проекта в его стенах всегда сохранялась прохлада. Департамент социальных наук располагался в одном из просторных помещений дворца. Здесь их приветливо встретил директор по имени Гонсалес, по возрасту и по крупной фигуре похожий на Хуана Гаэтано, с которым он, как оказалось, вместе учился в Москве в 60‑е годы. На его столе в кабинете стояла фотография, на которой он был снят на Красной площади вместе с Омаром Турсисом (известным гватемальским революционером, погибшем позднее).

Оставив коллег заниматься «делами», Кольцовы отправились навестить Чеслава с женой, которые жили рядом с университетом. Таня — интеллигентная, симпатичная женщина лет тридцати, — работает в Институте иностранных языков им. Мориса Тореза, где на курсах учился Кольцов. Приняли они гостей радостно. Вскоре подошли Миша Болтнев и другие обитатели этого большого и удобного дома. Здесь группа небольшая, но дружная. Потом был совместный обед с водкой и ромом. Эрвин опять перепил, и его пришлось укладывать в автобус. Сильвия по этому поводу «взорвалась». Все устали, но возвращались домой в приподнятом настроении.

Гонсалес на прощание предложил Кольцову перебираться в Леон, где он обещал предоставить ему самые благоприятные условия для работы.

Между тем в университете натиск Мехийа на Кольцова не ослабевал. Занятия со студентами пришлось прервать. Сергея дважды вызывал Владимир Кордеро. Последняя встреча состоялась в кабинете ректора в присутствии Мехийа, который вновь попытался «отвертеться» и убедить присутствовавших в том, что «ничего не происходит». Но ректор, наконец, сказал своё слово, и через полчаса Мехийа в Департаменте подписал все «бумаги» по учебной программе, представленные ему Кольцовым. Так закончилось двухмесячное «противостояние». Но Сергей не спешил радоваться.

В этот же день в университет приехала Сильвия и увезла Кольцова в CNES, где состоялась встреча доктора Флорес с кубинцами (среди которых оказался Хоакин). Это незначительное событие получило неожиданное продолжение. Виктору Векслеру не понравилось, что встреча прошла без него, о чём он выказал неудовольствие доктору Флоресу в присутствии Кольцова. На самом деле, как понял Сергей, Виктора взбесила его поездка в Леон. Тем более, что через два дня в Манагуа приехал Гонсалес и «синесовцы» хорошо пообедали с ним в ресторане «Plancha»… без Виктора. Этого он спустить не мог, но также и не мог ничего сделать.

В «Планетарии» всё оставалось без перемен. Автобус постоянно либо опаздывал, либо вообще не приходил. В результате преподаватели не попадали на работу. С Евгением отношения у Кольцова окончательно испортились. Тот уже обнаглел настолько, что все, после работы, должны были разъезжать по городу для покупки для него сигарет или продуктов для его соседей по дому молодых Франчуков и высокомерной Ады (занявшей в университете место Чеслава). Кольцову он просто надоел! В посёлке часто выключали электричество, и приходилось сидеть по вечерам в кромешной темноте. Ощущение — не из приятных. К тому же постоянно шли затяжные дожди, зонтики здесь были абсолютно бесполезны.

На днях в посольстве посмотрели 2‑ю серию «Крестного отца». Сергей начал читать «Архипелаг ГУЛАГ». Впечатление было очень странное, как от содержания, так и от автора. Даже, если то, о чем писал Солженицын, правда, то это всё–таки — не литература! Это что–то другое…

Дни шли за днями без особых событий. Работать в Департаменте из–за жары стало совершенно невозможно. Кольцов чаще уходил в библиотеку, где, по крайней мере, были вентиляторы. Однажды у него состоялся долгий разговор с чилийцем Луисом Салазаром о том, что произошло в Чили в 1973 году, и о том, что происходит там сейчас. Луис — член соцпартии, в студенческие годы участвовал в революционных событиях в Чили. После этого, помотавшись по странам Латинской Америки, отошёл от «активной политики». В голове у него идеологический сумбур. Он считал, что в поражении Альенде виноваты Фидель Кастро и компартия Чили, которые толкали президента–социалиста на радикальные реформы, вызвавшие неудовольствие буржуазных кругов и насторожённость армии. В то же время Альенде отказался выдать оружие народу, опасаясь гражданской войны, и тем самым подтолкнул армию на безнаказанный террор. Сейчас в стране, благодаря поддержке крупной буржуазии и США, экономическое положение стабилизировалось, но политическая ситуация остаётся взрывоопасной. В связи с этим чилийская компартия выдвинула программу под названием «Rebelde» («Повстанец») по подготовке вооружённого восстания. Кольцову эта затея, при наличии в стране 120-титысячной хорошо оснащённой армии, показалась авантюристичной…