Михаил Колесов - Никарагуа. Hora cero

После отъезда Векслера положение Кольцова заметно изменилось.

Евгений Колтун с чванством разъезжал на машине Векслера с личным шофёром (Виктор ездил сам). Но остался жить в «Планетарии», уступив дом Векслера Мирзояну, который «демократично» ездил со всеми на университетском автобусе. От Кольцова Колтун держался подальше, игнорируя его. И вообще он все «дела» по группе передал Мирзояну, который попытался договориться с Сергеем о «согласованности действий», на самом деле, о подчинении ему. Сергей невежливо послал его подальше. Вскоре узнал, что Вартан «пожаловался» на него Чукавину. Такого не позволял себе даже Векслер! Евгений Орлов, как и некоторые из новых «стариков», стали выражать недовольство изменением «стиля руководства», только сейчас оценив гибкую политику Векслера, поддерживавшего в группе равновесие интересов и в то же время сохранявшего по отношению к коллективу дистанцию. Колтун не обладал авторитетом ни в ГКЭС, ни в посольстве, ни в университете. Это быстро понял Вартан и стал активно везде укреплять свои позиции. Одновременно он всячески демонстрировал Колтуну своё «почтение», хотя всем было ясно, что он Евгения «в грош не ставит». Но тому это нравилось, и он вёл себя как павлин, распустивший хвост. К тому же Вартан с первых дней избрал проверенный «советский» способ руководства коллективом: подбор двух–трёх «фаворитов» и укрепление отношений через «бутылку». Теперь в «Планетарии» пьянки с участием Вартана и Колтуна, на которых решались все вопросы, стали регулярными. Вартан обладал редким качеством — он мог выпить столько, сколько нужно. А Колтун пьянел от первой рюмки. «Нужные» люди выдёргивались, время от времени, туда на «доверительные беседы». Коллективные собрания теперь прекратились, за исключением партсобраний, на которых «меньшинство» выступало «единым фронтом». Новое руководство уже не интересовало «общественное мнение». Рябова такое положение вполне устраивало. Этим переменам способствовало то, что состав преподавателей менялся. Один за одним уезжали «старики», приезжали новые люди, которые воспринимали «новый порядок», как само собой разумеющийся. К вновь прибывшим Вартан проявлял повышенное внимание, изображая из себя заботливого отца и решая их бытовые проблемы. В этом был его «конёк».

Неожиданно Кольцова вызвал к себе Рябов и дал указание срочно подготовить для него к партсобранию «критический материал» по положению в группе. Сергей твёрдо отказался, сказав, что это — «внутренне дело» коллектива, с которым они разберутся сами. Он понимал, что советнику был нужен компромат на Векслера. До него уже дошли слухи о том, что партбюро посольства готовит о нём «вопрос». Видно, Виктор успел что–то натворить, и этим, возможно, и объяснялось его столь скоропалительное «бегство». Но «сдавать» Векслера Сергей не собирался. Всё–таки, по сравнению с его преемниками, Виктор вёл себя порядочно, хотя и понимал порядочность по–своему. В то же время он чувствовал, что Рябов обратился к нему не случайно. Если бы «материал» исходил от него, на партбюро это произвело впечатление. Но он не мог ни заметить, что Чукавин, Петухов и другие стали избегать встречи с ним, вероятно, ожидая исхода «дела» Векслера. Он уже знал, что посла возмутили не только дорогой прощальный банкет, устроенный за счёт никарагуанцев, но и присвоение Векслеру звания «Почётный профессор» университета, где он не провёл ни одного часа занятий.

Вместе с тем, Кольцов понимал, что эта просьба Рябова — его проверка. Будучи человеком недалёкого ума, сформировавшегося в атмосфере московского чиновничества, Юрий Николаевич не верил ни в порядочность, ни в самоуважение. Он откровенно презирал тех людей, которых использовал только по «назначению». Но самого себя он считал «принципиальным человеком». И, если сейчас Кольцов сдал бы Векслера, он не изменил бы к нему своего высокомерного отношения, он просто, — удовлетворённый, — оставил его в покое. Но, наткнувшись на отказ, он, как бы получил моральную пощёчину. К удивлению Сергея, «старики» поддержали его, и никто не написал доноса на Векслера. Мнения Колтуна и Мирзояна посольское руководство не интересовало.

Теперь убежищем Кольцова стала работа. В университете всё шло своим чередом. Ритм занятий был отлажен и его усилия уже приносили свои плоды.

5 мая, в день рождения Карла Маркса, Кольцов, Орлов и Вольфганг присутствовали на научной конференции, организованной Национальной ассоциацией социологов, на которой выступали их университетские ученики. Им оппонировали «комментаристы» из профессиональных социологов (главным образом, учившиеся в университетах США или Мексики). Эффектное выступление Химены Гонсалес и строго академический доклад Леонардо Давийа, подготовленные Кольцовым, слушали под аплодисменты. После этого в дружеской обстановке прошёл фуршет «по–американски».

На следующий день в Департаменте царило воодушевление успехом. Но Кольцов на совещании по итогам конференции вынужден был охладить восторг, объяснив, что это только серьёзная заявка, которую надо постоянно подтверждать. В последние годы (по политическим причинам) Национальный университет не воспринимался как научный центр, тем более в области общественных наук, уступив авторитет Американскому католическому университету (UCA), где были собраны (и сохранены) значительные научные кадры. Кольцов знал, о чём говорил, так как, за время работы в CNES он хорошо изучил кадровую ситуацию в Высшей школе Никарагуа.

В субботу в «Болонью» приехал прощаться Хуан Гаэтано, который всё–таки уезжал в Москву в качестве «юридического атташе» посольства. Кольцов был за него очень рад, так как знал, что ему здесь в последнее время очень тяжело. «Я возвращаюсь домой», — вполне серьёзно сказал Хуан. Они посидели за столом втроём с Евгением Орловым, вспоминая за бутылкой рома дни их совместной работы в CNES. После ухода Хуана Сергей почувствовал, что расстался со своим, пожалуй, единственным никарагуанским другом.

9 мая, — день Победы, — утром в «Болонью» нагрянули Чеслав и Татьяна, приехавшие из Леона. Среди «русистов» произошла ротация, и теперь они будут работать в Манагуа, а Серёжа Франчук и Ада должны были уезжать в Леон (но, как оказалось позже, Франчуки всё–таки «отвертелись» и ребята вернулись в Леон). Кольцовы прогулялись с гостями по окрестностям квартала, зашли в коммерческий магазин «Curacao» и Сергей в честь праздника купил Лиде золотые серьги, но благодарности от неё не услышал. После обеда он уехал в университет, где присутствовал на представлении нового ректора. Потом молодые преподаватели во главе с Колтуном отбыли в торгпредство на спортивные соревнования. Сергей с ними не поехал и вернулся домой. Вечером зашла «на ужин» Сильвия, которая часто заходила посоветоваться и рассказать новости CNES. Она сообщила, что Хуго Мехийа, вероятно будет назначен «генеральным секретарём», т. е. заместителем Президента CNES. За Сильвией неожиданно заехал сам доктор Кастильо, который приветствовал Сергея как доброго знакомого, но зайти в дом отказался…