Александр Грог - Время своих войн 1-2

— Эмоционально! — отмечает сказанное Извилина. — Но можно было бы уложить и в одно словцо.

— Какое? — Лешка не избегает черпнуть новейших определений существа предмета.

— Либералист!

— Фи! Не за столом!

— В вукоебину их всех! — адресует по–сербски Казак. — Там и порешить!

…Не проси у серба ни спичек, ни курицы — это слова матерные. Сербы знатные матерщинники. Трудно средь врагов без мата. «Не глуми ты мне голову!» — говорит серб, и не один русский, а может даже и не одна тысяча мужиков в пределах все еще необъятной России в тот самый миг, словно эхо, отвечает на всякую хрень этими же самыми словами.

— Сволочь этакая, не глумите голову!

«Глумиц» — актер по–сербски. «Глумиться» — играть. То есть лгать, зная, что лжешь. Нет больших лжецов, чем актеры. И суть всей политики — актерское лицедейство. Не под всяким куполом храм божий. Церковь (когда еще отвечала задачам воспитания человеческих стад) не приравняла политиков к актерам запретом хоронить их в пределах кладбищ (понеже ни те, ни другие душ собственных не имеют, а берут в займы на время лицедейства) по причине, что сама являлась политическим инструментом. Отличалась тем еще лицедейством и вольно ей было глумиться во власти и со всякой властью, кроме советской.

Комиссары сменили протоиреев, политработники — попов. 1937 год и над ними поглумился славно, словно все причины в одну горсть собрал, сжал — растеклись красненьким промеж пальцев. Но светлому будущему на небесах уже противопоставлялось светлое будущее на земле.

Прошло время — новый переворот, и будущее враз подменили псевдожизнью, теле–кино–грезами. Комиссаров и политработников сменили комментаторы, «публичные историки», ведущие игрищ, теледебатов и множества передач одной переходящей сути: «Признайся в извращении, дабы найти сторонников!»

Под каждой крышей свои мыши. Замполит не может остановиться.

— Нет ничего смертоностнее телевидения, но за ним — этим инструментом — стоят люди… Ну, ладно, — поправляет Леха сам себя, — Не люди. Нелюди! — повторяет он, с кровожадностью пробуя словцо на вкус. — За каждой мерзостью, даже на вид случайной, стоит душевный симпатичный глянцевый уродец — идеолог, который должен за это нести ответ перед поколениями, за то поколение, которое сейчас только формируются…

Можно ли воздержаться от суждений о дурном, называя дурное дурным? Но во все времена к этому требуется смелость. Это ломает карьеры… Уже обросли цепями, называли их «собственностью», горделиво носили и хвалились друг перед другом — чьи тяжелее.

Но все что ты есть — это история твоей судьбы.

Судьбу дубинами не отгонишь. Да и не на судьбу надо бросаться, не ее склонять, равнять с прочим, да причесывать, как принято представившемуся расчесывать волосы и прошлую жизнь, а характер, который куется поступками. Выковать можно с самого малого удара молотком, удара по характеру, по собственной трусости. Скажи дерьму, что оно дерьмо — считай ударил. Брызг от дерьма не бойся. К характеру, который выковывается, они не пристанут. Не плавай впредь средь дерьма, не води хороводы со сволочью. Поддержи того, в ком видишь зачатки характера…

Человек! Ты гол! Все, что ты есть — это история твоей судьбы, остальное мусор, которым ты пытаешься заслониться, прикрыть наготу. Лишь душа, да дела одевают тебя в одежды, которым не сотлеть — лишь они уйдут с тобой!

В пустое эти речи… Давно пусто там, где должно быть наполнено.

После большого отступления, каждый клочок земли и веры, что отвоевываешь, дается тяжело. Могли ли когда–нибудь подумать, что сохраняя верность Присяге — клятве, которую давали миллионы — сути и букве ее, всего каких–то пара десятков лет, и можно оказаться одними из немногих, едва ли не единственными ее держателями, не по причине гибели всех остальных?..

Где зудит, там и чешут. Лехе покоя тема не дает, потому песочит ее на все лады, словно надеялся с нее убудет, сточится сама собой, раствориться. А ее все прибывает и прибывает, и вот словно зудит уже все тело. Пошла чесотка — не остановишь, тут одно лекарство фатальное. Либо себе, либо «тем», но, отнюдь — увы! — не самой теме.

Телевидение каждые несколько месяцев, то и недель, вбрасывало новую «историко–аналитическую», где всплывал очередной проеденный молью мозгами декломатор с надсаженным педерастическим голосом, что заставлял брезгливо морщиться, от нарочитого ли недовыговаривания русской буквы «р» — желания указать на принадлежность к клану новых неприкасаемых, намекая о связи уже двойной — по факту сомнительной крови и «гуманитарной ориентации», упрямо не замечая иного, выступающей из всех щелей проституции — манерности разговора, бегающих ни за что не цепляющихся глаз, интонаций и даже классического фона — стеллажей вряд ли прочитанных книг.

«Бедному Иванушке всегда в жопе камушки!» Так говаривала баба Лена, видя того полумужчину, у которого руки не к тому месту пришиты, душа к делу не легла, под неумение и нежелание сто отговорок чередой, одна другой «логичнее». Что — «то» и что — «это», но самая точная — что зря родился.

Извилина помнит как сам не на чуточку ошалел, смотрел тупо в экран и машинально щупал, где кобура должна бы быть, когда некий словоблуд со сложной фамилией Иванов — Катанский, обставившись талмудами (должно быть, хотел внушить образ этакого мыслителя, но мешала застылая липковатость глаз, характерная для всяких лгунов, которые стремятся в этом деле стать профессионалами, но недотягивают), с экрана телевизора говорил о бездоказательности такого события, как «Ледовое побоище», по причине отсутствия тому материальных подтверждений… А по сему, фигура Александра Невского не может считаться героической, и отношение к ней должно быть пересмотрено.

Это какие, спрашивается, следы должны найтись на льду спустя едва ли не 800 лет? Еще и не зная точного места… Да, впрочем, и зная! Где и что искать в иле, что нарос за восемь столетий на десятки метров? Предполагая, к тому же, что окрестные жители еще 800 лет тому подсуетились — меч, панцырь, кольчужка, да вообще железо стоили по тем временам недешево, и все заезжее дерьмо давным–давно перековано в русские гвозди. «Гвоздить врага» — частью оттуда, с тех времен. Такова традиция!

«Невская битва» (где Александру Ярославовичу, ведущему в бой полки, было 15 лет), «Ледовое Побоище», «Поле Куликово» — уже сами названия, смысл с ними связанный — русские памятники.

Памятники — от слова «память», они являются опорными столбами для каждого народа, отметками в его истории. Покушение на памятники, оскорбление памяти, веры, может быть приравнено к началу военных действий против народа или страны.